Окончательный вынесут присяжные, но это уже процедура чисто символическая.
Фредерико Димиани приговорили к столетию каторжных работ. За отрешённое волшебство и прямое сотрудничество со Всепреложным Властителем полагается гильотина, но вынести смертный приговор высшему ранговику по иску такой мелочи, как мы, суд не отважился. Эстер Димиани за соучастие получала восемьдесят лет каторги. Имущество супругов конфисковывалось. Их пособника, который убил на дуэли Лидединга и оморочил Тлейгу, приговорили к пятидесяти годам. Проститутка, набросившая оморочку на Миденвена, признана невиновной — противостоять приказу кудесника девчонка не могла. Тлейге, Миденвену и Джакомо причиталось по пять процентов обширного имущества Димиани в качестве возмещения морального и физического ущерба. А чиновника, который не принял у нас с Каварли заявление, приговорили к двадцати годам каторги как пособника Лоредожеродда.
Немолодой ведун сидел на скамье подсудимых рядом с дуэлянтом и невидящим взглядом смотрел в пол. Плечи безнадёжно опущены, покорно склонённая голова. То, что никаких дел ни с Лоредожероддом, ни с его прихвостнями у ведуна никогда не было, понятно любому дураку. Но ни единого шанса на апелляцию для бедолаги нет.
Я прикусила губу. Вполне возможно, этот мелкий чинуша никогда не был хорошим людем. Но к преступлениям Димиани он совершенно точно не причастен. К каторге приговаривают невиновного. Юстиционной системе Ремнии нужен козёл отпущения, на которого можно свалить всю ответственность за негласные судебные барьеры для низших каст. Дьятре необходимо продемонстрировать готовым к бунту плебеям видимость справедливости, показать строгость закона по отношению и к высоким кастам. Мне требовался повод для процесса, выгодная боевая позиция, и я подставила ведуна под удар как ненужную пешку в шахматной партии. Но ведь это не игрушка, а живой людь. Плохой, хороший — неважно. Главное, что он людь, и превращая его в разменную фигуру, я низвожу себя до уровня Девятки. И своих друзей окунаю по уши в ту же грязь.
— У стороны истцов есть заявления? — спросил судья.
— Да, ваша честь. От имени моих доверителей я отзываю иск против Роналдо Амарено, судейского чиновника второй ступени.
У судьи отвисла челюсть. У Дьятры, Каварли, Миденвена и Тлейги тоже, а Джакомо внимательно посмотрел на Амарено и кивнул. «Нина всё делает правильно, — шепнул он Тлейге и Миденвену, — подробности после объясню». Сообразительный парень, суть происходящего уловил сразу. Амарено не шевельнулся. Погружённый в собственные переживания и страхи, он не слышал и не видел окружающего.
— Но всё обвинение базировалось на этом иске, — сказал судья.
— Ваша честь, разве без него супруги Димиани и их соучастник перестали быть наймитами Лоредожеродда, которые совершили по его приказу отрешённое волшебство?
Услышав запретное имя, судья полузадушено охнул, а Дьятра привстал с места.
— Ваша честь, — продолжила я, — Амарено точно такая же жертва происков Лоредожеродда, как и мои доверители. В ходе интриг Всепреложного Властителя обстоятельства сложились так, что начать процесс против Димиани можно было, только предъявив обвинение Амарено. Но ни в их преступлениях, ни в преступления Лоредожеродда он не виновен, а потому не подсуден.
— Прекратите называть это имя! — заорал судья. — Его нельзя произносить!
— И какой статьёй какого кодекса это запрещено, ваша честь?
— Есть вещи, человечица Нина Хорса, — сказал Дьятра, — запретность которых очевидна сама по себе.
— Потому что очевиден их вред, уважаемый обвинитель. Кому конкретно и какой именно вред причиняет произнесение слова «Лоредожеродд»?
— Вам предъявляется обвинение в нарушении процедуры судопроизводства и оскорблении юстиционной чести, — сказал Дьятра.
— У стороны обвинения нет для этого никаких юридических оснований, — ответил Каварли. Голос у него дрожал, но парень покрепче стиснул перила деревянной оградки перед нашей скамьёй и повторил уверенно и твёрдо: — Заявление моей клиентки полностью правомочно. Амарено является жертвой преступлений Димиани и… — тут голос у него опять дрогнул, но Каварли всё же сказал: — и Лоредожеродда.
— Вот вы как… — приподнял одну бровь Дьятра. — Эстрансанги начинают позволять себе то, на что не осмеливаются высшие?
— Каждый делает лишь посильные ему свершения, — ответила я.
— Довольно, — сказал какой-то укутанный в шёлковый плащ с капюшоном хмырь со зрительского балкончика. — Утверждайте приговор и разгоните эту шваль по домам.
— В зале суда приказывает судья, а не зрители, — обернулась к нему я.
Хмырь сбросил капюшон.
— Монсеньор! — И судья, и Дьятра, и все в зале вскочили с мест, склонились в поклоне.
Я с интересом глянула на главу государства, вежливо поклонилась. Надо же, не побрезговал лично пожаловать. Стало быть, едва не случившегося бунта низших каст испугался почти до усрачки.
Верховный предстоятель уловил ментальное эхо и яростно сверкнул глазами. Я ответила прямым взглядом.
Зовут его Фелиппе Брокко, очень элегантный светловолосый и голубоглазый оборотень-чаротворец, обратник, истинного имени нет. Чакры, насколько могу судить, тоже не активированы.
— Ты не по чину дерзка, простокровка, — сказал со своего балкончика Брокко. — Имя Злотворящего Отрицателя не осмеливаются произнести даже те, кто несоизмеримо выше тебя.
Желудок у меня заледенел, спина покрылась липким потом — угроза в голосе Брокко прозвучала нешуточная. Но отступать уже некуда. Только вперёд, только в атаку.
— Их трусость — исключительно их беда, — сказала я. — Но теперь понятно, почему мелкий уголовник вроде Лоредожеродда так вольготно чувствует себя в Альянсе. Если у сильных потайницы сей смелости не хватает даже на то, чтобы произнести его имя, отваги для победы тем более никогда не наберётся.
Взбешённый Брокко вскочил с кресла и взмахнул волшебной палочкой. Уклониться от потока волшбы невозможно, только принять его на ногти и волосы, тогда заклинание трансформируется в ментозонд, сопротивляться которому сумеет и человек. Мне жёстко и пронзительно заломило виски. Я попыталась выставить «зеркалку», но в голове будто противотанковая мина взорвалась — так ломануло болью весь череп. Я взвыла, скрючилась на полу. Ментозонд словно когтями раздирал мозг, татуировки горели огнём. Такой сокрушительно пси-атаки ни в одном бою не было.
Но вколоченные тренировками в каждую клеточку тела защитные рефлексы работали. Я на мгновение нырнула в самую глубину боли, схватилась крючьями брони за ментозонд и как на тарзанке выскочила на нём на поверхность бытия. Приём действенный, хотя и опасный, стоит замешкаться на долю секунды, и ментальное напряжение сожжёт мозг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Фредерико Димиани приговорили к столетию каторжных работ. За отрешённое волшебство и прямое сотрудничество со Всепреложным Властителем полагается гильотина, но вынести смертный приговор высшему ранговику по иску такой мелочи, как мы, суд не отважился. Эстер Димиани за соучастие получала восемьдесят лет каторги. Имущество супругов конфисковывалось. Их пособника, который убил на дуэли Лидединга и оморочил Тлейгу, приговорили к пятидесяти годам. Проститутка, набросившая оморочку на Миденвена, признана невиновной — противостоять приказу кудесника девчонка не могла. Тлейге, Миденвену и Джакомо причиталось по пять процентов обширного имущества Димиани в качестве возмещения морального и физического ущерба. А чиновника, который не принял у нас с Каварли заявление, приговорили к двадцати годам каторги как пособника Лоредожеродда.
Немолодой ведун сидел на скамье подсудимых рядом с дуэлянтом и невидящим взглядом смотрел в пол. Плечи безнадёжно опущены, покорно склонённая голова. То, что никаких дел ни с Лоредожероддом, ни с его прихвостнями у ведуна никогда не было, понятно любому дураку. Но ни единого шанса на апелляцию для бедолаги нет.
Я прикусила губу. Вполне возможно, этот мелкий чинуша никогда не был хорошим людем. Но к преступлениям Димиани он совершенно точно не причастен. К каторге приговаривают невиновного. Юстиционной системе Ремнии нужен козёл отпущения, на которого можно свалить всю ответственность за негласные судебные барьеры для низших каст. Дьятре необходимо продемонстрировать готовым к бунту плебеям видимость справедливости, показать строгость закона по отношению и к высоким кастам. Мне требовался повод для процесса, выгодная боевая позиция, и я подставила ведуна под удар как ненужную пешку в шахматной партии. Но ведь это не игрушка, а живой людь. Плохой, хороший — неважно. Главное, что он людь, и превращая его в разменную фигуру, я низвожу себя до уровня Девятки. И своих друзей окунаю по уши в ту же грязь.
— У стороны истцов есть заявления? — спросил судья.
— Да, ваша честь. От имени моих доверителей я отзываю иск против Роналдо Амарено, судейского чиновника второй ступени.
У судьи отвисла челюсть. У Дьятры, Каварли, Миденвена и Тлейги тоже, а Джакомо внимательно посмотрел на Амарено и кивнул. «Нина всё делает правильно, — шепнул он Тлейге и Миденвену, — подробности после объясню». Сообразительный парень, суть происходящего уловил сразу. Амарено не шевельнулся. Погружённый в собственные переживания и страхи, он не слышал и не видел окружающего.
— Но всё обвинение базировалось на этом иске, — сказал судья.
— Ваша честь, разве без него супруги Димиани и их соучастник перестали быть наймитами Лоредожеродда, которые совершили по его приказу отрешённое волшебство?
Услышав запретное имя, судья полузадушено охнул, а Дьятра привстал с места.
— Ваша честь, — продолжила я, — Амарено точно такая же жертва происков Лоредожеродда, как и мои доверители. В ходе интриг Всепреложного Властителя обстоятельства сложились так, что начать процесс против Димиани можно было, только предъявив обвинение Амарено. Но ни в их преступлениях, ни в преступления Лоредожеродда он не виновен, а потому не подсуден.
— Прекратите называть это имя! — заорал судья. — Его нельзя произносить!
— И какой статьёй какого кодекса это запрещено, ваша честь?
— Есть вещи, человечица Нина Хорса, — сказал Дьятра, — запретность которых очевидна сама по себе.
— Потому что очевиден их вред, уважаемый обвинитель. Кому конкретно и какой именно вред причиняет произнесение слова «Лоредожеродд»?
— Вам предъявляется обвинение в нарушении процедуры судопроизводства и оскорблении юстиционной чести, — сказал Дьятра.
— У стороны обвинения нет для этого никаких юридических оснований, — ответил Каварли. Голос у него дрожал, но парень покрепче стиснул перила деревянной оградки перед нашей скамьёй и повторил уверенно и твёрдо: — Заявление моей клиентки полностью правомочно. Амарено является жертвой преступлений Димиани и… — тут голос у него опять дрогнул, но Каварли всё же сказал: — и Лоредожеродда.
— Вот вы как… — приподнял одну бровь Дьятра. — Эстрансанги начинают позволять себе то, на что не осмеливаются высшие?
— Каждый делает лишь посильные ему свершения, — ответила я.
— Довольно, — сказал какой-то укутанный в шёлковый плащ с капюшоном хмырь со зрительского балкончика. — Утверждайте приговор и разгоните эту шваль по домам.
— В зале суда приказывает судья, а не зрители, — обернулась к нему я.
Хмырь сбросил капюшон.
— Монсеньор! — И судья, и Дьятра, и все в зале вскочили с мест, склонились в поклоне.
Я с интересом глянула на главу государства, вежливо поклонилась. Надо же, не побрезговал лично пожаловать. Стало быть, едва не случившегося бунта низших каст испугался почти до усрачки.
Верховный предстоятель уловил ментальное эхо и яростно сверкнул глазами. Я ответила прямым взглядом.
Зовут его Фелиппе Брокко, очень элегантный светловолосый и голубоглазый оборотень-чаротворец, обратник, истинного имени нет. Чакры, насколько могу судить, тоже не активированы.
— Ты не по чину дерзка, простокровка, — сказал со своего балкончика Брокко. — Имя Злотворящего Отрицателя не осмеливаются произнести даже те, кто несоизмеримо выше тебя.
Желудок у меня заледенел, спина покрылась липким потом — угроза в голосе Брокко прозвучала нешуточная. Но отступать уже некуда. Только вперёд, только в атаку.
— Их трусость — исключительно их беда, — сказала я. — Но теперь понятно, почему мелкий уголовник вроде Лоредожеродда так вольготно чувствует себя в Альянсе. Если у сильных потайницы сей смелости не хватает даже на то, чтобы произнести его имя, отваги для победы тем более никогда не наберётся.
Взбешённый Брокко вскочил с кресла и взмахнул волшебной палочкой. Уклониться от потока волшбы невозможно, только принять его на ногти и волосы, тогда заклинание трансформируется в ментозонд, сопротивляться которому сумеет и человек. Мне жёстко и пронзительно заломило виски. Я попыталась выставить «зеркалку», но в голове будто противотанковая мина взорвалась — так ломануло болью весь череп. Я взвыла, скрючилась на полу. Ментозонд словно когтями раздирал мозг, татуировки горели огнём. Такой сокрушительно пси-атаки ни в одном бою не было.
Но вколоченные тренировками в каждую клеточку тела защитные рефлексы работали. Я на мгновение нырнула в самую глубину боли, схватилась крючьями брони за ментозонд и как на тарзанке выскочила на нём на поверхность бытия. Приём действенный, хотя и опасный, стоит замешкаться на долю секунды, и ментальное напряжение сожжёт мозг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135