Прежде чем подойти к слону, Гардинг мельком взглянул на Малыша.
– Неопасно?…
– Ничуть. Вот. – Картер протянул президенту арахис.
Гардинг боязливо показал слонихе орех, та взяла его хоботом и сунула в рот.
– Ой, ладони щекотно! Еще орехи есть?
Картер протянул весь пакетик, который Гардингу пришлось спрятать за спину, чтобы слониха не дотянулась хоботом.
– Как ее зовут?
– Таг.
– Какая симпатичная! И очень смирная. Я всегда думал, что слоны ревут, бьют ногами и всё такое. Но ты ведь умница, Таг?
Слониха взяла с руки у президента несколько орехов, и он погладил ее хобот.
– Неужели ее надо все время держать взаперти?
– По счастью, нет. Таг живет на ферме в ста милях к югу. Когда мы отправляемся на гастроли, ей приходится терпеть неудобства, но не больше, чем нам всем.
Гардинг приблизил лицо к слоновьей морде.
– Эх, если бы она могла всегда жить на ферме!
– Вы с Малышом знакомы?
Гардинг пожал плечами.
– Не люблю кошек. Аллергия, понимаете ли. У меня пес.
– Ах да. Лэдди-бой.
Гардинг расплылся в удивленной улыбке.
– Вы про него знаете? – В следующий миг лицо президента помрачнело. – Как глупо. Представляете, мистер Картер, я на миг позабыл, что я – президент. – Он замолчал и продолжил кормить Таг орехами. Потом заговорил сбивчиво: – Сейчас я считал своих псов. У меня их было много. Люди так жестоки к собакам, правда? В детстве у меня был Джамбо – большой ирландский сеттер. Его отравили. Потом Хаб – мопс. Его тоже отравили. Думаю, соседский мальчишка – пес ему никогда не нравился. Лэдди-бой в этом плане счастливчик. Если кто-нибудь его отравит, об этом напишут во всех газетах.
Таг осторожно тронула его ладони, которые он протянул вперед, показывая, что угощения больше нет.
– Прости, солнышко, орехи кончились. Ты съела весь пакет.
– Господин президент, мы должны обсудить с вами, в какой части представления вы можете выйти на сцену.
– М-мм. Я задумался, как здорово было бы иметь ручного слона. Мечта жизни, правда? Будь у меня слон, я бы ходил с ним по магазинам. Воображаю рожу бакалейщика, если бы Герцогиня пришла за покупками со слоном! – Гардинг запрокинул голову. Даже в полутьме его лицо выглядело изможденным. – Подумать только, ручной слон!
Он улыбнулся почти весело, и в этот миг Картер заметил, что у президента Соединенных Штатов вымученная улыбка человека, который слишком много видел.
– Господин президент…
– У меня сестра в Бирме. Работает в миссии. У одного туземца был старый умирающий слон. Он пытался убежать и умереть в одиночестве. Хозяин, чтобы этого не допустить, запер его в клетку. Пока слон видел хозяина, он был спокоен, но если тот отходил хотя бы ненадолго, впадал в отчаяние. Когда слон перестал видеть, он нащупывал хозяина хоботом. Так и умер, держась хоботом за руку лучшего друга.
Гардинг отошел от клетки, отвернулся и закрыл лицо руками. Плечи его затряслись, половицы под ногами заскрипели. Картер подумал, что снаружи мчатся автомобили, люди смеются в кафе, банкиры и рабочие, телефонистки и землекопы, хористки и адвокаты весело спешат по жизни, далеко-далеко от тесного загончика за сценой.
Гардинг повернулся к иллюзионисту и шмыгнул носом, силясь взять себя в руки.
– Картер, если бы вы узнали страшную тайну, как бы вы поступили для блага страны: скрыли бы ее или обнародовали?
Судя по вспыхнувшему лицу Гардинга, тот отчаянно нуждается в ответе. И как всегда после смерти Сары, Картер замкнулся в себе. Он посмотрел на рукав – нет ли там пылинок.
– Не уверен, что я компетентен в этом вопросе.
– Пожалуйста, скажите, что делать.
Картер заговорил сценическим голосом, словно отстраняя Гардинга твердой рукой:
– Вы спрашиваете профессионального иллюзиониста. Я присягал, помимо прочего, хранить тайны. Интеллектуально…
– К чертям интеллектуальность. Речь не о секрете фокуса. Цель этой тайны – не развлечь, а причинить вред.
– Тогда, наверное, вы сами знаете ответ, господин президент.
Гардинг закрыл лицо руками и застонал.
– Если бы только не эта поездка… Если бы только не это всё… Если бы… Если бы…
И тут Картер дрогнул. При всей своей внешней холодности он искренне стремился помогать людям. Перед ним забрезжило, как помочь президенту. Он сказал:
– Я знаю, чем вас отвлечь. Слышали про театр «Гран Гиньоль» в Париже?
Гардинг, не отнимая пухлых рук от лица, мотнул головой.
– Не важно. Главное, я знаю, какая часть представления понравится вам больше всего. – Иллюзионист улыбнулся своей обычной полуулыбкой. – Та, в которой вас разрубят на куски и скормят диким зверям.
Гардинг сдвинул руки к щекам. Мгновение стояла тишина, потом два человека, президент и фокусник, начали обсуждение. Время поджимало, поэтому говорили они недолго, но содержательно.
3 августа, в пятницу, гроб с телом Гардинга стоял в вестибюле «Палас-отеля». Сперва произошла заминка: единственный флаг, который отыскали, чтобы положить на гроб, висел перед гостиницей с 1913 года и превратился в выгоревшую тряпку, негодную для скорбного случая. Наконец нашли другой флаг. Начали прибывать венки от местных, общенациональных и зарубежных государственных деятелей. К вечеру вестибюль утопал в цветах, служители гостиницы вынуждены были ставить их у подъезда. К утру цветы, одиночные, в букетах и даже в дорогих вазах, заполнили весь квартал. Говорили, что глубоко вздохнуть у «Палас-отеля» – значит ощутить благоухание рая. Еще несколько недель в центре Сан-Франциско можно было в туманную погоду различить слабый аромат роз, потом он рассеялся окончательно.
Поезд, на котором Гардинг совершал «Турне понимания», превратился в погребальный кортеж. Локомотив и три вагона убрали траурными лентами. Гроб поместили на уровне окон, чтобы люди на вокзале могли снять шляпы и попрощаться с президентом.
Вскоре Гардингу предстояло прослыть худшим президентом в американской истории, а его имени – стать синонимом продажности и корысти. Однако сейчас, когда поезд отъезжал от перрона, мальчишки бежали следом, пытаясь коснуться президентской эмблемы на вагоне, чтобы сохранить память о сегодняшнем событии.
Предполагалось, что поезд помчится на всех парах, дабы прибыть в Вашингтон на траурную церемонию, после чего гроб доставят для захоронения на родину президента – в город Мэрион, штат Огайо. Однако состав еще не выехал из Сан-Франциско, как стало ясно, что Америка не отпустит его так быстро. Вдоль путей стояли люди с зажженными свечами, они выкрикивали соболезнования вдове и пели «Ближе, Господь, к Тебе». Миссис Гардинг распорядилась, чтобы поезд замедлил ход – пусть все желающие увидят гроб, коснутся вагона, помашут ей рукой, пусть она снова и снова слышит слова гимна.
Весть о поезде облетела страну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
– Неопасно?…
– Ничуть. Вот. – Картер протянул президенту арахис.
Гардинг боязливо показал слонихе орех, та взяла его хоботом и сунула в рот.
– Ой, ладони щекотно! Еще орехи есть?
Картер протянул весь пакетик, который Гардингу пришлось спрятать за спину, чтобы слониха не дотянулась хоботом.
– Как ее зовут?
– Таг.
– Какая симпатичная! И очень смирная. Я всегда думал, что слоны ревут, бьют ногами и всё такое. Но ты ведь умница, Таг?
Слониха взяла с руки у президента несколько орехов, и он погладил ее хобот.
– Неужели ее надо все время держать взаперти?
– По счастью, нет. Таг живет на ферме в ста милях к югу. Когда мы отправляемся на гастроли, ей приходится терпеть неудобства, но не больше, чем нам всем.
Гардинг приблизил лицо к слоновьей морде.
– Эх, если бы она могла всегда жить на ферме!
– Вы с Малышом знакомы?
Гардинг пожал плечами.
– Не люблю кошек. Аллергия, понимаете ли. У меня пес.
– Ах да. Лэдди-бой.
Гардинг расплылся в удивленной улыбке.
– Вы про него знаете? – В следующий миг лицо президента помрачнело. – Как глупо. Представляете, мистер Картер, я на миг позабыл, что я – президент. – Он замолчал и продолжил кормить Таг орехами. Потом заговорил сбивчиво: – Сейчас я считал своих псов. У меня их было много. Люди так жестоки к собакам, правда? В детстве у меня был Джамбо – большой ирландский сеттер. Его отравили. Потом Хаб – мопс. Его тоже отравили. Думаю, соседский мальчишка – пес ему никогда не нравился. Лэдди-бой в этом плане счастливчик. Если кто-нибудь его отравит, об этом напишут во всех газетах.
Таг осторожно тронула его ладони, которые он протянул вперед, показывая, что угощения больше нет.
– Прости, солнышко, орехи кончились. Ты съела весь пакет.
– Господин президент, мы должны обсудить с вами, в какой части представления вы можете выйти на сцену.
– М-мм. Я задумался, как здорово было бы иметь ручного слона. Мечта жизни, правда? Будь у меня слон, я бы ходил с ним по магазинам. Воображаю рожу бакалейщика, если бы Герцогиня пришла за покупками со слоном! – Гардинг запрокинул голову. Даже в полутьме его лицо выглядело изможденным. – Подумать только, ручной слон!
Он улыбнулся почти весело, и в этот миг Картер заметил, что у президента Соединенных Штатов вымученная улыбка человека, который слишком много видел.
– Господин президент…
– У меня сестра в Бирме. Работает в миссии. У одного туземца был старый умирающий слон. Он пытался убежать и умереть в одиночестве. Хозяин, чтобы этого не допустить, запер его в клетку. Пока слон видел хозяина, он был спокоен, но если тот отходил хотя бы ненадолго, впадал в отчаяние. Когда слон перестал видеть, он нащупывал хозяина хоботом. Так и умер, держась хоботом за руку лучшего друга.
Гардинг отошел от клетки, отвернулся и закрыл лицо руками. Плечи его затряслись, половицы под ногами заскрипели. Картер подумал, что снаружи мчатся автомобили, люди смеются в кафе, банкиры и рабочие, телефонистки и землекопы, хористки и адвокаты весело спешат по жизни, далеко-далеко от тесного загончика за сценой.
Гардинг повернулся к иллюзионисту и шмыгнул носом, силясь взять себя в руки.
– Картер, если бы вы узнали страшную тайну, как бы вы поступили для блага страны: скрыли бы ее или обнародовали?
Судя по вспыхнувшему лицу Гардинга, тот отчаянно нуждается в ответе. И как всегда после смерти Сары, Картер замкнулся в себе. Он посмотрел на рукав – нет ли там пылинок.
– Не уверен, что я компетентен в этом вопросе.
– Пожалуйста, скажите, что делать.
Картер заговорил сценическим голосом, словно отстраняя Гардинга твердой рукой:
– Вы спрашиваете профессионального иллюзиониста. Я присягал, помимо прочего, хранить тайны. Интеллектуально…
– К чертям интеллектуальность. Речь не о секрете фокуса. Цель этой тайны – не развлечь, а причинить вред.
– Тогда, наверное, вы сами знаете ответ, господин президент.
Гардинг закрыл лицо руками и застонал.
– Если бы только не эта поездка… Если бы только не это всё… Если бы… Если бы…
И тут Картер дрогнул. При всей своей внешней холодности он искренне стремился помогать людям. Перед ним забрезжило, как помочь президенту. Он сказал:
– Я знаю, чем вас отвлечь. Слышали про театр «Гран Гиньоль» в Париже?
Гардинг, не отнимая пухлых рук от лица, мотнул головой.
– Не важно. Главное, я знаю, какая часть представления понравится вам больше всего. – Иллюзионист улыбнулся своей обычной полуулыбкой. – Та, в которой вас разрубят на куски и скормят диким зверям.
Гардинг сдвинул руки к щекам. Мгновение стояла тишина, потом два человека, президент и фокусник, начали обсуждение. Время поджимало, поэтому говорили они недолго, но содержательно.
3 августа, в пятницу, гроб с телом Гардинга стоял в вестибюле «Палас-отеля». Сперва произошла заминка: единственный флаг, который отыскали, чтобы положить на гроб, висел перед гостиницей с 1913 года и превратился в выгоревшую тряпку, негодную для скорбного случая. Наконец нашли другой флаг. Начали прибывать венки от местных, общенациональных и зарубежных государственных деятелей. К вечеру вестибюль утопал в цветах, служители гостиницы вынуждены были ставить их у подъезда. К утру цветы, одиночные, в букетах и даже в дорогих вазах, заполнили весь квартал. Говорили, что глубоко вздохнуть у «Палас-отеля» – значит ощутить благоухание рая. Еще несколько недель в центре Сан-Франциско можно было в туманную погоду различить слабый аромат роз, потом он рассеялся окончательно.
Поезд, на котором Гардинг совершал «Турне понимания», превратился в погребальный кортеж. Локомотив и три вагона убрали траурными лентами. Гроб поместили на уровне окон, чтобы люди на вокзале могли снять шляпы и попрощаться с президентом.
Вскоре Гардингу предстояло прослыть худшим президентом в американской истории, а его имени – стать синонимом продажности и корысти. Однако сейчас, когда поезд отъезжал от перрона, мальчишки бежали следом, пытаясь коснуться президентской эмблемы на вагоне, чтобы сохранить память о сегодняшнем событии.
Предполагалось, что поезд помчится на всех парах, дабы прибыть в Вашингтон на траурную церемонию, после чего гроб доставят для захоронения на родину президента – в город Мэрион, штат Огайо. Однако состав еще не выехал из Сан-Франциско, как стало ясно, что Америка не отпустит его так быстро. Вдоль путей стояли люди с зажженными свечами, они выкрикивали соболезнования вдове и пели «Ближе, Господь, к Тебе». Миссис Гардинг распорядилась, чтобы поезд замедлил ход – пусть все желающие увидят гроб, коснутся вагона, помашут ей рукой, пусть она снова и снова слышит слова гимна.
Весть о поезде облетела страну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148