Или играет в шахматы. Шахматная доска стоит на красивом столике красного дерева у камина. Черные, кажется, проигрывают. Люсинда тряхнула головой и села в предложенное кресло.
– Мне бы хотелось поскорее приступить к делу, милорд. Я должна быть дома, когда София проснется.
Он сжал жесткие губы, то ли потому, что ее слова вызвали у него раздражение, то ли потому что огорчили его, – она не поняла, поскольку в следующее мгновение лицо его снова стало непроницаемым. Да, этот человек бесконечно одинок.
Люсинду бросило в дрожь, она взяла себя в руки и указала на стол у окна, где лежали письменные принадлежности и гроссбух.
– Я буду работать там?
– Да, пожалуй. Прошу вас, садитесь, миссис Грэм. Миссис Хобб с минуты на минуту придет.
Люсинда села за стол.
Вошел Джевенс с серебряным подносом. За ним семенила старая женщина.
– Поставьте поднос на стол, – велел лорд Уонстед. – Садитесь, миссис Хобб. Слушайте, что скажет миссис Грэм. Она пришла нам помочь.
Неудивительно, что бедная женщина насмерть перепугалась, потому что вид у Уонстеда был, как у рассерженного медведя, и приказания он отдавал так, словно командовал парадом.
Люсинда приветливо улыбнулась миссис Хобб:
– Садитесь, миссис Хобб. Насколько я понимаю, расписки лежат в этой коробочке? Пусть она стоит здесь, между нами.
Джевенс поставил поднос у ее локтя. На нем Люсинда увидела три чашки с блюдцами и прекрасный серебряный чайный прибор. Она посмотрела на его сиятельство:
– Хотите чаю, лорд Уонстед?
– Нет, благодарю. – Он сел за шахматную доску с той стороны, где играли белые. – Уверен, что могу оставить все в ваших умелых руках.
Много времени прошло с тех пор, когда о ней отзывались с похвалой, – это было еще тогда, когда она помогала отцу в делах. Люсинда залилась румянцем. Это не ускользнуло от Уонстеда, и он едва заметно улыбнулся.
Люсинда принялась разливать чай. Рука у миссис Хобб дрожала так, что она даже не попыталась взять чашку.
Открыв гроссбух в том месте, где красной ленточкой были отмечены последние записи, Люсинда расстроилась.
Миссис Хобб тихонько вздохнула.
– Ужасный беспорядок, мэм.
– Как полагаете, миссис Грэм, вы сможете в этом разобраться и навести порядок? – спросил Уонстед и залпом осушил бокал с бренди.
– Будем делать это постепенно. – Люсинда листала страницы до тех пор, пока не обнаружила колонки аккуратных цифр и вразумительные записи. – Вот видите? Нужно начать с этого места.
– Ах, – воскликнула миссис Хобб, – этим записям уже год! Потребуется много времени, чтобы в них разобраться.
– Занимайтесь столько времени, сколько понадобится, миссис Грэм, – сказал Уонстед. – Я буду вашим должником до конца жизни.
– Вряд ли нам удастся проделать эту работу за один вечер.
Люсинда в два счета заполнила страницу собственными записями расходов и приходов, согласованными с расписками. Часы в холле пробили три. Неужели уже прошел час? Люсинда выпрямилась, ощущая напряжение между лопатками. Миссис Хобб буквально валилась с ног от усталости.
– На сегодня достаточно, – сказала Люсинда.
– Да, миссис Грэм. Благодарю вас. – Миссис Хобб вскочила с кресла, схватила поднос и исчезла за дверью.
– Надо же, – пробормотала Люсинда, – никогда бы не подумала, что она такая проворная.
Люсинда сложила в стопку квитанции, которые они согласовали с записями в гроссбухе.
Тихий глубокий смех у нее за спиной заставил ее вздрогнуть. Сердце учащенно забилось. Она не заметила, как Уонстед подошел к ней и наклонился над ее плечом.
– Что, очень плохо?
Люсинда взяла себя в руки и перевернула страницу, с которой начала все просматривать.
– Очень, – призналась она. – Видите ли, по одним счетам уплачено дважды, по другим – вообще не уплачено или уплачено совсем недавно.
Он придвинулся к ней совсем близко.
Люсинда пододвинула книгу к нему. Он не прореагировал на этот намек. Он касался плечом ее плеча, обдавая горячим дыханием.
– Здесь столько ошибок, что я, говоря по правде, удивляюсь, как вообще все не перепуталось так, что концов не найдешь.
– Полагаю, мистеру Брауну удавалось держать кредиторов на расстоянии.
Она закрыла гроссбух и нахмурилась.
– Вы не думаете, что он…
– Обманывал меня? Нет. Мой отец поступал нечестно. Он держал управляющего в неведении относительно состояния своих дел, поручая миссис Хобб платить по самым неотложным счетам, и при этом высасывал из имения все до последнего пенни.
Она резко повернулась на стуле и посмотрела на него.
– Не спрашивайте меня почему. Дела не в таком плохом положении, чтобы их нельзя было поправить. Но я должен знать, кому сколько должен. Я был бы весьма признателен, если бы вы сохранили в тайне то, что я вам сказал.
– Да, разумеется.
Уонстед вернулся к шахматной доске и уставился на нее невидящим, взглядом.
Люсинда аккуратно уложила счета в металлическую коробочку, закрыла гроссбух и поднялась.
– Когда бы вы хотели, чтобы я продолжила эту работу? Он стоял посреди комнаты, будто не слышал ее, – так стоит одинокий человек, потерпевший кораблекрушение, на охваченном бурей острове, – и смотрел на шахматную доску.
Черные фигуры блестели, как эбеновое дерево, а белые были как будто из слоновой кости.
– Великолепная работа, – сказала она, подойдя к нему.
– Это шахматы моего деда. В кабинете у меня другие, я привез их из Испании.
Люсинда машинально передвинула черную ладью на три клетки, отрезав отступление его ферзю.
– Хороший ход, – пробормотал Уонстед и пошел пешкой, заставив Люсинду отступить или потерять ферзя. Она похлопала пальцами по подбородку.
– Теперь вы действительно поставили меня в сложное положение. Если только… – И, сделав ход королем, она села в кресло, чтобы обдумать следующий ход.
Он сделал ход конем и тоже сел, рассматривая ее из-под полуопущенных век. Она внезапно ощутила себя кроликом, на которого уставился остроглазый волк, не понимающий, голоден он или просто хочет позабавиться.
– Ваш ход. – Казалось, его глубокий голос чувственно ласкает ее кожу. Дрожь пробежала по ее плечам. Руки и ноги ослабели. Она с трудом дышала, ей казалось, что в комнате совсем нет воздуха. В ее женской сердцевине что-то начало пульсировать.
Это нужно прекратить. Она не вправе увлечься этим человеком. Супружество уже доказало Люсинде, что она такая же женщина, как кресло, в котором она сидит. Ей вообще не следовало прикасаться к шахматным фигурам, но раз уж она это сделала, надо побыстрее закончить партию. Стараясь не обращать внимания на устремленный на нее взгляд, Люсинда обдумывала последствия каждого возможного хода. Только один имел минимальный шанс на выигрыш. Впрочем, можно сдаться, и пусть он считает ее дурой. Но она уже знала, что не сдастся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Мне бы хотелось поскорее приступить к делу, милорд. Я должна быть дома, когда София проснется.
Он сжал жесткие губы, то ли потому, что ее слова вызвали у него раздражение, то ли потому что огорчили его, – она не поняла, поскольку в следующее мгновение лицо его снова стало непроницаемым. Да, этот человек бесконечно одинок.
Люсинду бросило в дрожь, она взяла себя в руки и указала на стол у окна, где лежали письменные принадлежности и гроссбух.
– Я буду работать там?
– Да, пожалуй. Прошу вас, садитесь, миссис Грэм. Миссис Хобб с минуты на минуту придет.
Люсинда села за стол.
Вошел Джевенс с серебряным подносом. За ним семенила старая женщина.
– Поставьте поднос на стол, – велел лорд Уонстед. – Садитесь, миссис Хобб. Слушайте, что скажет миссис Грэм. Она пришла нам помочь.
Неудивительно, что бедная женщина насмерть перепугалась, потому что вид у Уонстеда был, как у рассерженного медведя, и приказания он отдавал так, словно командовал парадом.
Люсинда приветливо улыбнулась миссис Хобб:
– Садитесь, миссис Хобб. Насколько я понимаю, расписки лежат в этой коробочке? Пусть она стоит здесь, между нами.
Джевенс поставил поднос у ее локтя. На нем Люсинда увидела три чашки с блюдцами и прекрасный серебряный чайный прибор. Она посмотрела на его сиятельство:
– Хотите чаю, лорд Уонстед?
– Нет, благодарю. – Он сел за шахматную доску с той стороны, где играли белые. – Уверен, что могу оставить все в ваших умелых руках.
Много времени прошло с тех пор, когда о ней отзывались с похвалой, – это было еще тогда, когда она помогала отцу в делах. Люсинда залилась румянцем. Это не ускользнуло от Уонстеда, и он едва заметно улыбнулся.
Люсинда принялась разливать чай. Рука у миссис Хобб дрожала так, что она даже не попыталась взять чашку.
Открыв гроссбух в том месте, где красной ленточкой были отмечены последние записи, Люсинда расстроилась.
Миссис Хобб тихонько вздохнула.
– Ужасный беспорядок, мэм.
– Как полагаете, миссис Грэм, вы сможете в этом разобраться и навести порядок? – спросил Уонстед и залпом осушил бокал с бренди.
– Будем делать это постепенно. – Люсинда листала страницы до тех пор, пока не обнаружила колонки аккуратных цифр и вразумительные записи. – Вот видите? Нужно начать с этого места.
– Ах, – воскликнула миссис Хобб, – этим записям уже год! Потребуется много времени, чтобы в них разобраться.
– Занимайтесь столько времени, сколько понадобится, миссис Грэм, – сказал Уонстед. – Я буду вашим должником до конца жизни.
– Вряд ли нам удастся проделать эту работу за один вечер.
Люсинда в два счета заполнила страницу собственными записями расходов и приходов, согласованными с расписками. Часы в холле пробили три. Неужели уже прошел час? Люсинда выпрямилась, ощущая напряжение между лопатками. Миссис Хобб буквально валилась с ног от усталости.
– На сегодня достаточно, – сказала Люсинда.
– Да, миссис Грэм. Благодарю вас. – Миссис Хобб вскочила с кресла, схватила поднос и исчезла за дверью.
– Надо же, – пробормотала Люсинда, – никогда бы не подумала, что она такая проворная.
Люсинда сложила в стопку квитанции, которые они согласовали с записями в гроссбухе.
Тихий глубокий смех у нее за спиной заставил ее вздрогнуть. Сердце учащенно забилось. Она не заметила, как Уонстед подошел к ней и наклонился над ее плечом.
– Что, очень плохо?
Люсинда взяла себя в руки и перевернула страницу, с которой начала все просматривать.
– Очень, – призналась она. – Видите ли, по одним счетам уплачено дважды, по другим – вообще не уплачено или уплачено совсем недавно.
Он придвинулся к ней совсем близко.
Люсинда пододвинула книгу к нему. Он не прореагировал на этот намек. Он касался плечом ее плеча, обдавая горячим дыханием.
– Здесь столько ошибок, что я, говоря по правде, удивляюсь, как вообще все не перепуталось так, что концов не найдешь.
– Полагаю, мистеру Брауну удавалось держать кредиторов на расстоянии.
Она закрыла гроссбух и нахмурилась.
– Вы не думаете, что он…
– Обманывал меня? Нет. Мой отец поступал нечестно. Он держал управляющего в неведении относительно состояния своих дел, поручая миссис Хобб платить по самым неотложным счетам, и при этом высасывал из имения все до последнего пенни.
Она резко повернулась на стуле и посмотрела на него.
– Не спрашивайте меня почему. Дела не в таком плохом положении, чтобы их нельзя было поправить. Но я должен знать, кому сколько должен. Я был бы весьма признателен, если бы вы сохранили в тайне то, что я вам сказал.
– Да, разумеется.
Уонстед вернулся к шахматной доске и уставился на нее невидящим, взглядом.
Люсинда аккуратно уложила счета в металлическую коробочку, закрыла гроссбух и поднялась.
– Когда бы вы хотели, чтобы я продолжила эту работу? Он стоял посреди комнаты, будто не слышал ее, – так стоит одинокий человек, потерпевший кораблекрушение, на охваченном бурей острове, – и смотрел на шахматную доску.
Черные фигуры блестели, как эбеновое дерево, а белые были как будто из слоновой кости.
– Великолепная работа, – сказала она, подойдя к нему.
– Это шахматы моего деда. В кабинете у меня другие, я привез их из Испании.
Люсинда машинально передвинула черную ладью на три клетки, отрезав отступление его ферзю.
– Хороший ход, – пробормотал Уонстед и пошел пешкой, заставив Люсинду отступить или потерять ферзя. Она похлопала пальцами по подбородку.
– Теперь вы действительно поставили меня в сложное положение. Если только… – И, сделав ход королем, она села в кресло, чтобы обдумать следующий ход.
Он сделал ход конем и тоже сел, рассматривая ее из-под полуопущенных век. Она внезапно ощутила себя кроликом, на которого уставился остроглазый волк, не понимающий, голоден он или просто хочет позабавиться.
– Ваш ход. – Казалось, его глубокий голос чувственно ласкает ее кожу. Дрожь пробежала по ее плечам. Руки и ноги ослабели. Она с трудом дышала, ей казалось, что в комнате совсем нет воздуха. В ее женской сердцевине что-то начало пульсировать.
Это нужно прекратить. Она не вправе увлечься этим человеком. Супружество уже доказало Люсинде, что она такая же женщина, как кресло, в котором она сидит. Ей вообще не следовало прикасаться к шахматным фигурам, но раз уж она это сделала, надо побыстрее закончить партию. Стараясь не обращать внимания на устремленный на нее взгляд, Люсинда обдумывала последствия каждого возможного хода. Только один имел минимальный шанс на выигрыш. Впрочем, можно сдаться, и пусть он считает ее дурой. Но она уже знала, что не сдастся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70