Я скажу Максиму, что
вы ушли к себе, хорошо?
- Да, пожалуйста.
- Ну, моя дорогая, желаю вам хорошо выспаться, - и она поцеловала
меня на прощанье.
Оркестранты ушли с галереи и, вероятно, тоже приступили к ужину. На
полу кое-где лежали ноты, один стул был перевернут. В пепельницах было
полно пепла и окурков.
Я медленно поднялась наверх и разделась не зажигая света, так как
было уже светло.
Затянула занавеси, чтобы стало темнее и с удовольствием вытянулась в
своей удобной прохладной постели.
Но почему Максим не идет так долго? Птицы уже запели свои ранние
песни, начали пробиваться первые лучи солнца, но Максим так и не пришел.
18
Заснула я лишь в восьмом часу, когда день был в разгаре. Я слышала,
что рабочие внизу уже убирали сад и приводили в порядок розарий.
Проснулась в двенадцатом часу и, судя по тому, что у меня на столике
стояла чашка совершенно холодного чая, я не слышала, как входила Кларисса.
Моя одежда уже была убрана на место, и все приведено в порядок.
Меня мучила мысль: заметила ли Кларисса пустую кровать Максима и
рассказала ли об этом другим слугам? Сплетни меня страшили. Именно из-за
этого я спустилась вчера в холл и принимала гостей. Не ради Максима, не
ради Беатрисы или их обожаемого Мандерли, а из-за боязни, что люди станут
говорить о нашей ссоре с Максимом: "Я слышала, что они плохо ладят между
собой, и он чувствует себя несчастным".
Я почувствовала, что согласилась бы жить здесь, в Мандерли, совсем
изолированно, не видеть его и не говорить с ним - лишь бы посторонние люди
ничего не знали об этом. Мне нужно было, чтобы мы разыгрывали роли
благополучных супругов перед Беатрисой и нашим домашним штатом. На этих
условиях я согласилась бы жить совсем отдельно от него. Мне казалось, что
на свете нет ничего более позорного и унизительного, чем неудачный брак,
распавшийся через три месяца после свадьбы. А наш брак действительно
оказался неудачным.
Я была для него неподходящей женой. Слишком молодая, неопытная и
принадлежала к другому слою общества.
А то, что я безумно, отчаянно любила его, как ребенок или собака, это
не имело значения. Ему нужна была совсем другая любовь. А то, что ему было
нужно, я ему дать не могла. Бросившись очертя голову в это замужество, я
надеялась, что он будет счастлив со мной. А он, оказывается, был счастлив
раньше со своей первой женой, а вовсе не со мной. Пошлая и вульгарная
миссис ван Хоппер понимала, что я делаю ошибку и предупреждала меня: "Вы
еще пожалеете об этом". Я приписала это ее грубости и жестокости. Но ее
слова я помнила очень точно: "Надеюсь, вы не льстите себя мыслью, что он
влюблен в вас. Ему просто опротивело жить одному в огромном и пустом доме
и быть одиноким". Максим не был влюблен: в сущности, он никогда не любил
меня. Наш медовый месяц в Италии для него ровно ничего не значил. Он был
еще молодым мужчиной, который охотно проводил время с молодой и
привлекательной женщиной. Он никогда не принадлежал мне, он принадлежал
только Ребекке. И он не любил меня именно из-за нее. Она до сих пор
заполняла собою весь дом, сад и леса вокруг.
В ее спальне была постелена ее постель, на туалете были приготовлены
ее щетки, на стуле висел халат, а на полу стаяли ее туфли.
Ребекка была до сих пор хозяйкой Мандерли, а я, дурочка, пыталась
сесть на уже занятое место.
Бедная слепая старая бабушка Максима кричала: "Где Ребекка? Я хочу
видеть Ребекку, куда вы ее дели?" Она не хотела видеть меня. Да и чего
ради? "Вы так сильно отличаетесь от Ребекки", - сказала Беатриса при
первом знакомстве. А Френк, которого я забросала вопросами, на которые он
вовсе не хотел отвечать, в конце концов, правдиво ответил мне: "Да, она
была самой красивой женщиной, которую я видела когда-либо".
Я представляла ее достаточно четко: высокая, стройная, с длинными
ногами и маленькими, узкими ступнями. Довольно широкие (по сравнению с
моими) плечи и красивые ловкие руки, которые умели управлять парусами,
править лошадьми и составлять прекрасные букеты из срезанных цветов.
Быть может, я так же мешала ей, как она мешала мне. Быть может, она
видела меня сидящей в ее будуаре, за ее письменным столом. Может быть, она
хотела бы, чтобы Максим оставался одиноким и жил один в этом громадном
доме.
Я не могла бороться с мертвой Ребеккой. Она была сильнее меня. Если
бы Максим любил какую-нибудь живую женщину, ездил бы к ней в гости или
обедать, иногда оставался бы у нее ночевать, я могла бы бороться. Эта
женщина могла состариться, надоесть ему, стать безразличной, и тогда моя
победа была бы полной. Но с мертвой Ребеккой я бороться не могла. Она
продолжала оставаться молодой, прекрасной и обаятельной, и это было
непоправимо.
Я встала с кровати и раздвинула занавеси. Солнце хлынуло в окно.
Рабочие убирали следы вчерашнего бала в саду и на газонах, и мне казалось,
что я слышу их беседу.
"Ну и как, удался бал-маскарад?" - "Как обычно. Был великолепный ужин
и прекрасный фейерверк. Но хозяин выглядел больным". "-Да ведь он всегда
такой". - "Ну, а молодая жена, как вы ее находите?" - "Выглядит
глуповатой. Вряд ли этот брак удачен". - "Да, вряд ли".
Вдруг я заметила лежащую на полу возле двери записку. Я развернула ее
и узнала почерк Беатрисы.
"Я стучала к вам, но никто не откликнулся, и я решила, что вы
последовали моему совету как следует выспаться после вчерашней
утомительной ночи. Мы торопились домой. Жилю звонили по телефону и просили
его заменить какого-то выбывшего игрока в крикетной команде. Правда, я не
представляю себе, как он попадает по мячу после всего того количества
шампанского, которое он влил себе вчера вечером. Но все равно нужно ехать,
так как матч состоится в два часа дня. Не думайте больше о вчерашней
неудаче с платьем. (Эти слова были подчеркнуты жирной чертой). Фритс
сказал нам, что Максим позавтракал очень рано и сейчас же ушел из дома.
Прошу вас передать ему наш привет и благодарность за вчерашний бал,
который доставил нам обоим большое удовольствие. Любящая вас Беатриса".
Сверху была надпись: "9 часов 30 минут утра". А сейчас было уже
половина двенадцатого. Прошло более двух часов после их отъезда, и они,
вероятно, уже дома.
...После ленча Беатриса наденет легкий костюм и широкополую шляпу и
будем смотреть крикетное состязание. Потом они будут мирно пить чай -
Жиль, очень разгоряченный и красный, а Беатриса, спокойно рассказывающая
своим друзьям: "Да, вчерашнюю ночь мы провели в Мандерли на маскараде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
вы ушли к себе, хорошо?
- Да, пожалуйста.
- Ну, моя дорогая, желаю вам хорошо выспаться, - и она поцеловала
меня на прощанье.
Оркестранты ушли с галереи и, вероятно, тоже приступили к ужину. На
полу кое-где лежали ноты, один стул был перевернут. В пепельницах было
полно пепла и окурков.
Я медленно поднялась наверх и разделась не зажигая света, так как
было уже светло.
Затянула занавеси, чтобы стало темнее и с удовольствием вытянулась в
своей удобной прохладной постели.
Но почему Максим не идет так долго? Птицы уже запели свои ранние
песни, начали пробиваться первые лучи солнца, но Максим так и не пришел.
18
Заснула я лишь в восьмом часу, когда день был в разгаре. Я слышала,
что рабочие внизу уже убирали сад и приводили в порядок розарий.
Проснулась в двенадцатом часу и, судя по тому, что у меня на столике
стояла чашка совершенно холодного чая, я не слышала, как входила Кларисса.
Моя одежда уже была убрана на место, и все приведено в порядок.
Меня мучила мысль: заметила ли Кларисса пустую кровать Максима и
рассказала ли об этом другим слугам? Сплетни меня страшили. Именно из-за
этого я спустилась вчера в холл и принимала гостей. Не ради Максима, не
ради Беатрисы или их обожаемого Мандерли, а из-за боязни, что люди станут
говорить о нашей ссоре с Максимом: "Я слышала, что они плохо ладят между
собой, и он чувствует себя несчастным".
Я почувствовала, что согласилась бы жить здесь, в Мандерли, совсем
изолированно, не видеть его и не говорить с ним - лишь бы посторонние люди
ничего не знали об этом. Мне нужно было, чтобы мы разыгрывали роли
благополучных супругов перед Беатрисой и нашим домашним штатом. На этих
условиях я согласилась бы жить совсем отдельно от него. Мне казалось, что
на свете нет ничего более позорного и унизительного, чем неудачный брак,
распавшийся через три месяца после свадьбы. А наш брак действительно
оказался неудачным.
Я была для него неподходящей женой. Слишком молодая, неопытная и
принадлежала к другому слою общества.
А то, что я безумно, отчаянно любила его, как ребенок или собака, это
не имело значения. Ему нужна была совсем другая любовь. А то, что ему было
нужно, я ему дать не могла. Бросившись очертя голову в это замужество, я
надеялась, что он будет счастлив со мной. А он, оказывается, был счастлив
раньше со своей первой женой, а вовсе не со мной. Пошлая и вульгарная
миссис ван Хоппер понимала, что я делаю ошибку и предупреждала меня: "Вы
еще пожалеете об этом". Я приписала это ее грубости и жестокости. Но ее
слова я помнила очень точно: "Надеюсь, вы не льстите себя мыслью, что он
влюблен в вас. Ему просто опротивело жить одному в огромном и пустом доме
и быть одиноким". Максим не был влюблен: в сущности, он никогда не любил
меня. Наш медовый месяц в Италии для него ровно ничего не значил. Он был
еще молодым мужчиной, который охотно проводил время с молодой и
привлекательной женщиной. Он никогда не принадлежал мне, он принадлежал
только Ребекке. И он не любил меня именно из-за нее. Она до сих пор
заполняла собою весь дом, сад и леса вокруг.
В ее спальне была постелена ее постель, на туалете были приготовлены
ее щетки, на стуле висел халат, а на полу стаяли ее туфли.
Ребекка была до сих пор хозяйкой Мандерли, а я, дурочка, пыталась
сесть на уже занятое место.
Бедная слепая старая бабушка Максима кричала: "Где Ребекка? Я хочу
видеть Ребекку, куда вы ее дели?" Она не хотела видеть меня. Да и чего
ради? "Вы так сильно отличаетесь от Ребекки", - сказала Беатриса при
первом знакомстве. А Френк, которого я забросала вопросами, на которые он
вовсе не хотел отвечать, в конце концов, правдиво ответил мне: "Да, она
была самой красивой женщиной, которую я видела когда-либо".
Я представляла ее достаточно четко: высокая, стройная, с длинными
ногами и маленькими, узкими ступнями. Довольно широкие (по сравнению с
моими) плечи и красивые ловкие руки, которые умели управлять парусами,
править лошадьми и составлять прекрасные букеты из срезанных цветов.
Быть может, я так же мешала ей, как она мешала мне. Быть может, она
видела меня сидящей в ее будуаре, за ее письменным столом. Может быть, она
хотела бы, чтобы Максим оставался одиноким и жил один в этом громадном
доме.
Я не могла бороться с мертвой Ребеккой. Она была сильнее меня. Если
бы Максим любил какую-нибудь живую женщину, ездил бы к ней в гости или
обедать, иногда оставался бы у нее ночевать, я могла бы бороться. Эта
женщина могла состариться, надоесть ему, стать безразличной, и тогда моя
победа была бы полной. Но с мертвой Ребеккой я бороться не могла. Она
продолжала оставаться молодой, прекрасной и обаятельной, и это было
непоправимо.
Я встала с кровати и раздвинула занавеси. Солнце хлынуло в окно.
Рабочие убирали следы вчерашнего бала в саду и на газонах, и мне казалось,
что я слышу их беседу.
"Ну и как, удался бал-маскарад?" - "Как обычно. Был великолепный ужин
и прекрасный фейерверк. Но хозяин выглядел больным". "-Да ведь он всегда
такой". - "Ну, а молодая жена, как вы ее находите?" - "Выглядит
глуповатой. Вряд ли этот брак удачен". - "Да, вряд ли".
Вдруг я заметила лежащую на полу возле двери записку. Я развернула ее
и узнала почерк Беатрисы.
"Я стучала к вам, но никто не откликнулся, и я решила, что вы
последовали моему совету как следует выспаться после вчерашней
утомительной ночи. Мы торопились домой. Жилю звонили по телефону и просили
его заменить какого-то выбывшего игрока в крикетной команде. Правда, я не
представляю себе, как он попадает по мячу после всего того количества
шампанского, которое он влил себе вчера вечером. Но все равно нужно ехать,
так как матч состоится в два часа дня. Не думайте больше о вчерашней
неудаче с платьем. (Эти слова были подчеркнуты жирной чертой). Фритс
сказал нам, что Максим позавтракал очень рано и сейчас же ушел из дома.
Прошу вас передать ему наш привет и благодарность за вчерашний бал,
который доставил нам обоим большое удовольствие. Любящая вас Беатриса".
Сверху была надпись: "9 часов 30 минут утра". А сейчас было уже
половина двенадцатого. Прошло более двух часов после их отъезда, и они,
вероятно, уже дома.
...После ленча Беатриса наденет легкий костюм и широкополую шляпу и
будем смотреть крикетное состязание. Потом они будут мирно пить чай -
Жиль, очень разгоряченный и красный, а Беатриса, спокойно рассказывающая
своим друзьям: "Да, вчерашнюю ночь мы провели в Мандерли на маскараде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63