«Независимо от того, что я делал, независимо от того, был ли я прав или нет, я, по крайней мере, всегда был спокоен и тверд». А я бы в минуту своего последнего прощания просто съежился бы от стыда.
– Итак, – осторожно начал он. – Как твои дела?
– Ну… – я искал подходящее слово. Я не хотел врать папе после того, как он нашел в себе смелость начать разговор. – Я… в порядке.
Он вздохнул и поглядел на телевизор, который не был даже включен.
– Понимаешь, жизнь – непростая штука, – начал он.
– Да, – негромко сказал я.
– Но она того стоит, – продолжал он, словно отвечая сам себе.
Я кивнул:
– Точно.
Затем папа соединил эти два предложения в одно и сказал:
– Жизнь – непростая штука, но она того стоит.
Он сделал еще один долгий, медленный глоток чая и подождал – это, наверное, было намеком на то, что пора бы и мне внести какой-нибудь вклад в общую беседу, но я и в самом деле не мог придумать ничего в ответ на его мудрые слова. Он все сказал верно, и добавить было нечего.
– Все нормально, папа, – сказал я.
Он поднял глаза от своей чашки чая. Наверное, по законам мужского общения, я должен был отвести взгляд, но я этого не сделал, и мы смотрели друг другу в глаза слишком долго, испытывая неловкость, хотя это заняло всего несколько секунд. Он хотел со мной поговорить. Странно, что и я хотел с ним поговорить. Наверное, если бы все это происходило миллион лет назад и мы были бы первобытными людьми, то, чтобы разрядить возникшее напряжение, нам было бы достаточно убить пару бронтозавров, но сейчас у нас не было другой альтернативы, кроме телевизора.
– Скоро выпуск новостей, папа, – сказал я. – Давай я включу телевизор.
Он улыбнулся, пожал плечами и сказал:
– Как хочешь.
Я включил телевизор, передал ему пульт, поудобнее устроился в кресле, и мы оба начали делать вид, что смотрим новости.
14
To : mattb@c-tec.national.com
From : crazedelaine@hotpr.com
Subject : Ты где-е-е-е-е-е-е?????
Мэтт!
Ты где-е-е-е-е-е-е?????
С любовью,
Элен
15
Друзья.
У меня было несколько друзей в Нью-Йорке.
Еще несколько моих друзей живут в Испании и во Франции.
У меня даже были друзья и поближе к дому – в Лондоне, Кардиффе и Глазго.
А здесь, в Бирмингеме, у меня был только один друг – Гершвин Палмер, мой самый старый друг. Раньше у меня здесь было больше старых друзей – целая компания. Мы вместе учились в Кингс Хит и оставались друзьями до самого выпуска и даже позже. Среди них были Джинни Паскоу, моя бывшая девушка или «не совсем девушка» – высокая, привлекательная и патологически неспособная принять правильное решение; Элиот Сайкс – с фигурой, как у регбиста, громогласным смехом и врожденной способностью всегда приземляться на ноги; Пит Суини – его страстью были фантастика, музыка и девушки (именно в таком порядке); Катрина Тернер – самая привлекательная девушка в нашей компании, которой, кроме того, предрекали самое блестящее будущее и, наконец, Бев Мур – «ненормальная», любительница готической музыки, которая никогда в этом не признавалась, саркастичная и с едким чувством юмора. Если добавить сюда Гершвина и меня, получалась «великолепная семерка» друзей, которые вместе пили, которых вместе вышвыривали из ночных клубов и которые вроде как еще и учились вместе. Мы были друзьями на всю жизнь. По крайней мере, нам так казалось.
Но, как это в конце концов случается со всеми «друзьями на всю жизнь», когда нам исполнилось по восемнадцать-девятнадцать, мы один за другим уехали из Бирмингема, и пути наши разошлись. Джинни отправилась в Брайтон изучать живопись – она хотела стать художником; Элиот переехал к своей сестре в Лондон, потому что хотел работать в рекламе; Пит поступил в университет Лауборо на факультет физкультуры, потому что не знал, чем еще заняться; Катрина поступила в университет Лидса на факультет журналистики, потому что хотела стать следующим редактором журнала «Вог»; а Бев нашла работу в магазине модной одежды, потому что хотела скопить денег, а потом несколько лет путешествовать. Встречались мы теперь только раз в год, перед Рождеством, в баре «Кингс Армс», служившем неофициальным клубом выпускников Кингс Хит. Но по мере того как нам становилось все больше за двадцать, даже рождественские встречи в «Кингс Армс» начали уходить куда-то на обочину, и это стало ясно только тогда, когда мы все, углубившись в собственные жизни, поняли, что практически уже не знаем друг друга. Единственным исключением был никуда не уезжавший из Бирмингема Гершвин.
Я знал Гершвина, названного так в честь великого композитора из-за того, что его маме нравилась «Голубая рапсодия», с самого начала средней школы, то есть уже около восемнадцати лет, и за это время мы никогда не теряли контакта. Когда большинство из нас поступили в университеты, Гершвин решил, что хватит с него учебы, и нашел работу в местном фонде здравоохранения. Тогда мы все считали, что он делает большую ошибку, и прямо говорили ему об этом. Прежде всего, рассуждали мы, он лишает себя возможности пожить сумасбродной студенческой жизнью со всеми ее глупостями и удовольствиями. Но это был только один из возможных подходов. Другой заключался в следующем: к тому времени, как мы закончили свои университеты, Гершвин уже был перспективным менеджером среднего звена, отвечающим за бюджеты в сотни тысяч фунтов, тогда как мои максимальные достижения на тот момент включали в себя лишь должность второго заместителя редактора раздела «Искусство» в студенческом журнале и умение смотреть одну и ту же часть сериала «Соседи» дважды в день и при этом находить ее великолепной. Благодаря своему выбору Гершвин первым из нас выполнил все основные пункты жизненной программы «настоящего взрослого». Он первым из нас начал зарабатывать настоящие деньги, тратить их и ездить на нормальной машине, а не на развалюхе, которая держится только на скотче и добром слове. Он был первым из нас, кто купил дом в кредит и первым завел роман продолжительностью больше двух лет – с Зоей, любовью своей жизни, которую встретил в ночном клубе. И он первым из нас вступил в брак – в двадцать четыре года.
Свадьба Гершвина – на которой я был шафером – стала для меня незабываемым событием, причем во многом из-за того, что это был последний раз, когда мы все всемером собрались вместе, чтобы что-то отпраздновать, приехав из разных уголков земного шара, куда нас разбросала судьба. Хоть где-то в глубине моего сознания и вертелась мысль, что Гершвин еще слишком молод для женитьбы, я был очень горд, потому что это была свадьба моего лучшего друга. В то время как все, кого я знал (включая меня самого), делали все возможное, чтобы сохранить подобие студенческого образа жизни, Гершвин, смело вступающий в мир семейной жизни, собственного дома, карьеры и – в скором времени – детей, был настоящим первопроходцем, бесстрашно идущим туда, где не ступала нога никого из нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Итак, – осторожно начал он. – Как твои дела?
– Ну… – я искал подходящее слово. Я не хотел врать папе после того, как он нашел в себе смелость начать разговор. – Я… в порядке.
Он вздохнул и поглядел на телевизор, который не был даже включен.
– Понимаешь, жизнь – непростая штука, – начал он.
– Да, – негромко сказал я.
– Но она того стоит, – продолжал он, словно отвечая сам себе.
Я кивнул:
– Точно.
Затем папа соединил эти два предложения в одно и сказал:
– Жизнь – непростая штука, но она того стоит.
Он сделал еще один долгий, медленный глоток чая и подождал – это, наверное, было намеком на то, что пора бы и мне внести какой-нибудь вклад в общую беседу, но я и в самом деле не мог придумать ничего в ответ на его мудрые слова. Он все сказал верно, и добавить было нечего.
– Все нормально, папа, – сказал я.
Он поднял глаза от своей чашки чая. Наверное, по законам мужского общения, я должен был отвести взгляд, но я этого не сделал, и мы смотрели друг другу в глаза слишком долго, испытывая неловкость, хотя это заняло всего несколько секунд. Он хотел со мной поговорить. Странно, что и я хотел с ним поговорить. Наверное, если бы все это происходило миллион лет назад и мы были бы первобытными людьми, то, чтобы разрядить возникшее напряжение, нам было бы достаточно убить пару бронтозавров, но сейчас у нас не было другой альтернативы, кроме телевизора.
– Скоро выпуск новостей, папа, – сказал я. – Давай я включу телевизор.
Он улыбнулся, пожал плечами и сказал:
– Как хочешь.
Я включил телевизор, передал ему пульт, поудобнее устроился в кресле, и мы оба начали делать вид, что смотрим новости.
14
To : mattb@c-tec.national.com
From : crazedelaine@hotpr.com
Subject : Ты где-е-е-е-е-е-е?????
Мэтт!
Ты где-е-е-е-е-е-е?????
С любовью,
Элен
15
Друзья.
У меня было несколько друзей в Нью-Йорке.
Еще несколько моих друзей живут в Испании и во Франции.
У меня даже были друзья и поближе к дому – в Лондоне, Кардиффе и Глазго.
А здесь, в Бирмингеме, у меня был только один друг – Гершвин Палмер, мой самый старый друг. Раньше у меня здесь было больше старых друзей – целая компания. Мы вместе учились в Кингс Хит и оставались друзьями до самого выпуска и даже позже. Среди них были Джинни Паскоу, моя бывшая девушка или «не совсем девушка» – высокая, привлекательная и патологически неспособная принять правильное решение; Элиот Сайкс – с фигурой, как у регбиста, громогласным смехом и врожденной способностью всегда приземляться на ноги; Пит Суини – его страстью были фантастика, музыка и девушки (именно в таком порядке); Катрина Тернер – самая привлекательная девушка в нашей компании, которой, кроме того, предрекали самое блестящее будущее и, наконец, Бев Мур – «ненормальная», любительница готической музыки, которая никогда в этом не признавалась, саркастичная и с едким чувством юмора. Если добавить сюда Гершвина и меня, получалась «великолепная семерка» друзей, которые вместе пили, которых вместе вышвыривали из ночных клубов и которые вроде как еще и учились вместе. Мы были друзьями на всю жизнь. По крайней мере, нам так казалось.
Но, как это в конце концов случается со всеми «друзьями на всю жизнь», когда нам исполнилось по восемнадцать-девятнадцать, мы один за другим уехали из Бирмингема, и пути наши разошлись. Джинни отправилась в Брайтон изучать живопись – она хотела стать художником; Элиот переехал к своей сестре в Лондон, потому что хотел работать в рекламе; Пит поступил в университет Лауборо на факультет физкультуры, потому что не знал, чем еще заняться; Катрина поступила в университет Лидса на факультет журналистики, потому что хотела стать следующим редактором журнала «Вог»; а Бев нашла работу в магазине модной одежды, потому что хотела скопить денег, а потом несколько лет путешествовать. Встречались мы теперь только раз в год, перед Рождеством, в баре «Кингс Армс», служившем неофициальным клубом выпускников Кингс Хит. Но по мере того как нам становилось все больше за двадцать, даже рождественские встречи в «Кингс Армс» начали уходить куда-то на обочину, и это стало ясно только тогда, когда мы все, углубившись в собственные жизни, поняли, что практически уже не знаем друг друга. Единственным исключением был никуда не уезжавший из Бирмингема Гершвин.
Я знал Гершвина, названного так в честь великого композитора из-за того, что его маме нравилась «Голубая рапсодия», с самого начала средней школы, то есть уже около восемнадцати лет, и за это время мы никогда не теряли контакта. Когда большинство из нас поступили в университеты, Гершвин решил, что хватит с него учебы, и нашел работу в местном фонде здравоохранения. Тогда мы все считали, что он делает большую ошибку, и прямо говорили ему об этом. Прежде всего, рассуждали мы, он лишает себя возможности пожить сумасбродной студенческой жизнью со всеми ее глупостями и удовольствиями. Но это был только один из возможных подходов. Другой заключался в следующем: к тому времени, как мы закончили свои университеты, Гершвин уже был перспективным менеджером среднего звена, отвечающим за бюджеты в сотни тысяч фунтов, тогда как мои максимальные достижения на тот момент включали в себя лишь должность второго заместителя редактора раздела «Искусство» в студенческом журнале и умение смотреть одну и ту же часть сериала «Соседи» дважды в день и при этом находить ее великолепной. Благодаря своему выбору Гершвин первым из нас выполнил все основные пункты жизненной программы «настоящего взрослого». Он первым из нас начал зарабатывать настоящие деньги, тратить их и ездить на нормальной машине, а не на развалюхе, которая держится только на скотче и добром слове. Он был первым из нас, кто купил дом в кредит и первым завел роман продолжительностью больше двух лет – с Зоей, любовью своей жизни, которую встретил в ночном клубе. И он первым из нас вступил в брак – в двадцать четыре года.
Свадьба Гершвина – на которой я был шафером – стала для меня незабываемым событием, причем во многом из-за того, что это был последний раз, когда мы все всемером собрались вместе, чтобы что-то отпраздновать, приехав из разных уголков земного шара, куда нас разбросала судьба. Хоть где-то в глубине моего сознания и вертелась мысль, что Гершвин еще слишком молод для женитьбы, я был очень горд, потому что это была свадьба моего лучшего друга. В то время как все, кого я знал (включая меня самого), делали все возможное, чтобы сохранить подобие студенческого образа жизни, Гершвин, смело вступающий в мир семейной жизни, собственного дома, карьеры и – в скором времени – детей, был настоящим первопроходцем, бесстрашно идущим туда, где не ступала нога никого из нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65