Звали этого бойца Юй. Они.стали неразлучными друзьями. Юй только что вступил в отряд, был в нем связистом. Он часто рассказывал Лян Юню о Восьмой армии и о славных делах революционеров, о которых слышал от других.
Пока рана Лян Юня полностью не зажила, он отпросился на побывку домой. Ему подарили несколько полотенец, носки, мыло, засахаренные фрукты и другие вещи. Лян Юнь тепло простился с бойцами и отправился в путь.
Его деревня уже входила в зону освобожденного района. Повсюду царило оживление. На полях работали коллективом — в поле выходили даже молодые матери. Это все было делом новым. Раньше молодые женщины сидели дома. Больше всех были оживлены пионеры. С деревянными винтовками, повязанными красными лоскутками, дежурили они на верхушках деревьев и у обочин дорог.
Сто ли Лян Юнь одолел за полтора дня. На другой день к вечеру он уже подходил к маленькой прибрежной деревушке, в которой родился. Старых покосившихся лачуг у входа в деревню не было видно. Не было и полуобвалившихся стен и покосившихся оград. Вместо них возвышались новые, аккуратно построенные дома из камня. Улица была чисто подметена. В прохладном полумраке под ветвями плакучих ив искали корм выводки цыплят. Весело гонялись друг за другом ребятишки. Пожилые старушки сидели за веретеном. У забора бодались два козленка...
— Стой! Ты кто? Пропуск! — раздался вдруг оклик из-за копны.
Оттуда выскочили два мальчика. Один из них держал в руках игрушечную винтовку.
Лян Юнь остановился. Он внимательно всматривался в мальчишку с ружьем. У того была бритая голова с оставленным ровно посередине клочком волос. Ему было лет семь-восемь. Глаза мальчишки от ожидания округлились, и вся фигурка выдавала напряженное нетерпение. Ведь это его брат — Сяо-лян! Лян Юнь усмехнулся. Он потянулся, чтобы, погладить братишку по голове. Но тот проворно отскочил крикнув:
— Эй, осторожнее! Показывай пропуск! Второй карапуз тоже задиристо крикнул:
— Пропуск давай!
— А можно не так свирепо? — осведомился Лян Юнь.
— Поменьше разговоров! Есть у тебя пропуск?
— Хорошо, хорошо. Ишь, какие злые! Пионеры должны быть выдержанными! В Восьмую армию таких невыдержанных не берут. Вот уж, даже своих и то не узнают. Ты что перед своим родным братом рисуешься?
— Что? — Сяо-лян растерянно заморгал. — Ты... Ты — Лян Юнь!
— Эх ты, не узнал!..
Сяо-лян вскрикнул: «Старший брат!» — и бросился к нему.
— Давай, давай я понесу твой узел- Пошли скорее домой! Мама тебя давно ждет. Ой, нет, мне с тобой нельзя!.. Я должен еще стоять на посту.
— Правильно, часовой не имеет права самовольно уходить с поста. Я дорогу сам помню, дойду! — Лян Юнь легонько дернул Сяо-ляна за нос.
Ребятишки залились смехом. Лян Юнь торопливо подошел к воротам своего дома. Он не узнал его: на месте старой фанзы стоял трехкомнатный каменный домик. Ворота были аккуратно .покрашены красной краской. Изгородь, сплетенная из ветвей пробкового дуба, густо переплетали вьюны с сиреневыми колокольчиками. Он толкнул калитку. Из комнаты послышался знакомый голос:
— Кто там?
У Лян Юня ослабли ноги. Это был голос матери...
Она вышла ему навстречу, поправляя упавшую на лоб прядку черных, с сильной проседью волос. Ее руки застыли в воздухе. Во дворе перед нею стоял ее сын. Сын, о котором она столько думала! Она протерла глаза, будто не веря себе. Нет, это он — подросший, возмужавший, вылитая копия отца! У нее закружилась голова. Она прислонилась к косяку двери.
— Мама!.. — Лян Юнь бросился к ней и поддержал ее.
Мать гладила его по голове. Какой высокий стал сын! Теперь она едва достигала ему до плеча.. Она не выдержала и расплакалась.
— Не надо, мама! — В его глазах тоже стояли слезы.
Он вытер их рукой, обнял мать за плечи и провел ее в дом. В комнатках было светло, окна весело блестели новенькими стеклами. На кане лежали два новых одеяла. Мать усадила его на кан и стала разглядывать. Потом вдруг вскочила, открыла ящик, достала оттуда несколько яиц и вышла из комнаты.
— Мама, ты что?
— Приляг, отдохни. Я сейчас.
Ляп Юнь лег на кан, на одеяла. Как тепло и уютно! Какой родной и вместе с тем незнакомый дом!
Вернулась мать с хэбаодань. Заставила его их съесть. Пока он ел, она любовно рассматривала его, не в силах оторвать взгляда от лица сына.
— Мама, кто обрабатывает нам землю?
— Землю? Нам помогают... Ведь наша семья... Она не договорила. Она подумала, что сын еще не знает о смерти отца. Теперь, в самые первые минуты встречи, она не хотела сообщать ему эту печальную новость.
Лян Юнь промолчал. Только через некоторое время сказал:
— Отец... был замечательным человеком!
— Ты все знаешь, мой мальчик?
— Я видел его...
Он рассказал матери о своей встрече с отцом на улице, о тех трех годах, которые он провел в городе, но умолчал об опасностях, которым подвергался.
Мать сидела на краю кана и внимательно его слушала. Она страдала за него. Теперь он подрос, закалился, несмотря на свой юный возраст. Она смотрела на его мускулистую грудь, большие, крепкие
руки, открытое загорелое лицо. Она гордилась сыном. Потом, мать рассказала о себе. Когда они вернулись, фанза сгорела дотла. Жить было негде. Есть тоже было нечего. Она решила отправиться в город, к брату. Они уже отошли довольно далеко, как встретили неожиданно деревенского старосту, который уговорил их вернуться. В деревне люди сообща с большим трудом восстановили несколько фанз и жили в них. На второй год японцы были выгнаны Восьмой армией из их опорного пункта, и деревня Линьхайцунь стала глубоким тылом. Здесь организовали временные группы трудовой взаимопомощи, большую дотацию дало правительство. Увеличивался урожай. Жить день ото дня становилось лучше.
Вернулась сестренка Сяо-ню. Брата она помнила совсем смутно. Она очень выросла и уже училась во втором классе начальной школы. То и дело приходили посмотреть на Лян Юня друзья детства и соседи. Они расспрашивали, когда, наконец, совсем прогонят японцев, что теперь делается в городе. У всех было приподнятое настроение, как накануне победы.
— Сынок, что ты намерен делать?
Был вечер того же дня. В комнату через застекленные окна проникал яркий свет луны. Братишка с сестренкой уже спали. Они с матерью продолжали беседовать вполголоса...
— Я? Здесь не останусь!
— Вернешься в город, будешь опять работать грузчиком?
— А что же в этом плохого, мама? Кули — тоже трудящиеся!
— Конечно, конечно. Я не о том, — она тяжело вздохнула. — Днем ты говорил, что у тебя был замечательный отец...
— Я от многих это слыхал...
— Тебе нужно учиться у отца. Стать таким же, как он...
Лян Юнь знал, что отец был коммунистом. Он нисколько не сомневался: он тоже сможет стать коммунистом.
— Сынок, может, тебе вступить в Восьмую армию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Пока рана Лян Юня полностью не зажила, он отпросился на побывку домой. Ему подарили несколько полотенец, носки, мыло, засахаренные фрукты и другие вещи. Лян Юнь тепло простился с бойцами и отправился в путь.
Его деревня уже входила в зону освобожденного района. Повсюду царило оживление. На полях работали коллективом — в поле выходили даже молодые матери. Это все было делом новым. Раньше молодые женщины сидели дома. Больше всех были оживлены пионеры. С деревянными винтовками, повязанными красными лоскутками, дежурили они на верхушках деревьев и у обочин дорог.
Сто ли Лян Юнь одолел за полтора дня. На другой день к вечеру он уже подходил к маленькой прибрежной деревушке, в которой родился. Старых покосившихся лачуг у входа в деревню не было видно. Не было и полуобвалившихся стен и покосившихся оград. Вместо них возвышались новые, аккуратно построенные дома из камня. Улица была чисто подметена. В прохладном полумраке под ветвями плакучих ив искали корм выводки цыплят. Весело гонялись друг за другом ребятишки. Пожилые старушки сидели за веретеном. У забора бодались два козленка...
— Стой! Ты кто? Пропуск! — раздался вдруг оклик из-за копны.
Оттуда выскочили два мальчика. Один из них держал в руках игрушечную винтовку.
Лян Юнь остановился. Он внимательно всматривался в мальчишку с ружьем. У того была бритая голова с оставленным ровно посередине клочком волос. Ему было лет семь-восемь. Глаза мальчишки от ожидания округлились, и вся фигурка выдавала напряженное нетерпение. Ведь это его брат — Сяо-лян! Лян Юнь усмехнулся. Он потянулся, чтобы, погладить братишку по голове. Но тот проворно отскочил крикнув:
— Эй, осторожнее! Показывай пропуск! Второй карапуз тоже задиристо крикнул:
— Пропуск давай!
— А можно не так свирепо? — осведомился Лян Юнь.
— Поменьше разговоров! Есть у тебя пропуск?
— Хорошо, хорошо. Ишь, какие злые! Пионеры должны быть выдержанными! В Восьмую армию таких невыдержанных не берут. Вот уж, даже своих и то не узнают. Ты что перед своим родным братом рисуешься?
— Что? — Сяо-лян растерянно заморгал. — Ты... Ты — Лян Юнь!
— Эх ты, не узнал!..
Сяо-лян вскрикнул: «Старший брат!» — и бросился к нему.
— Давай, давай я понесу твой узел- Пошли скорее домой! Мама тебя давно ждет. Ой, нет, мне с тобой нельзя!.. Я должен еще стоять на посту.
— Правильно, часовой не имеет права самовольно уходить с поста. Я дорогу сам помню, дойду! — Лян Юнь легонько дернул Сяо-ляна за нос.
Ребятишки залились смехом. Лян Юнь торопливо подошел к воротам своего дома. Он не узнал его: на месте старой фанзы стоял трехкомнатный каменный домик. Ворота были аккуратно .покрашены красной краской. Изгородь, сплетенная из ветвей пробкового дуба, густо переплетали вьюны с сиреневыми колокольчиками. Он толкнул калитку. Из комнаты послышался знакомый голос:
— Кто там?
У Лян Юня ослабли ноги. Это был голос матери...
Она вышла ему навстречу, поправляя упавшую на лоб прядку черных, с сильной проседью волос. Ее руки застыли в воздухе. Во дворе перед нею стоял ее сын. Сын, о котором она столько думала! Она протерла глаза, будто не веря себе. Нет, это он — подросший, возмужавший, вылитая копия отца! У нее закружилась голова. Она прислонилась к косяку двери.
— Мама!.. — Лян Юнь бросился к ней и поддержал ее.
Мать гладила его по голове. Какой высокий стал сын! Теперь она едва достигала ему до плеча.. Она не выдержала и расплакалась.
— Не надо, мама! — В его глазах тоже стояли слезы.
Он вытер их рукой, обнял мать за плечи и провел ее в дом. В комнатках было светло, окна весело блестели новенькими стеклами. На кане лежали два новых одеяла. Мать усадила его на кан и стала разглядывать. Потом вдруг вскочила, открыла ящик, достала оттуда несколько яиц и вышла из комнаты.
— Мама, ты что?
— Приляг, отдохни. Я сейчас.
Ляп Юнь лег на кан, на одеяла. Как тепло и уютно! Какой родной и вместе с тем незнакомый дом!
Вернулась мать с хэбаодань. Заставила его их съесть. Пока он ел, она любовно рассматривала его, не в силах оторвать взгляда от лица сына.
— Мама, кто обрабатывает нам землю?
— Землю? Нам помогают... Ведь наша семья... Она не договорила. Она подумала, что сын еще не знает о смерти отца. Теперь, в самые первые минуты встречи, она не хотела сообщать ему эту печальную новость.
Лян Юнь промолчал. Только через некоторое время сказал:
— Отец... был замечательным человеком!
— Ты все знаешь, мой мальчик?
— Я видел его...
Он рассказал матери о своей встрече с отцом на улице, о тех трех годах, которые он провел в городе, но умолчал об опасностях, которым подвергался.
Мать сидела на краю кана и внимательно его слушала. Она страдала за него. Теперь он подрос, закалился, несмотря на свой юный возраст. Она смотрела на его мускулистую грудь, большие, крепкие
руки, открытое загорелое лицо. Она гордилась сыном. Потом, мать рассказала о себе. Когда они вернулись, фанза сгорела дотла. Жить было негде. Есть тоже было нечего. Она решила отправиться в город, к брату. Они уже отошли довольно далеко, как встретили неожиданно деревенского старосту, который уговорил их вернуться. В деревне люди сообща с большим трудом восстановили несколько фанз и жили в них. На второй год японцы были выгнаны Восьмой армией из их опорного пункта, и деревня Линьхайцунь стала глубоким тылом. Здесь организовали временные группы трудовой взаимопомощи, большую дотацию дало правительство. Увеличивался урожай. Жить день ото дня становилось лучше.
Вернулась сестренка Сяо-ню. Брата она помнила совсем смутно. Она очень выросла и уже училась во втором классе начальной школы. То и дело приходили посмотреть на Лян Юня друзья детства и соседи. Они расспрашивали, когда, наконец, совсем прогонят японцев, что теперь делается в городе. У всех было приподнятое настроение, как накануне победы.
— Сынок, что ты намерен делать?
Был вечер того же дня. В комнату через застекленные окна проникал яркий свет луны. Братишка с сестренкой уже спали. Они с матерью продолжали беседовать вполголоса...
— Я? Здесь не останусь!
— Вернешься в город, будешь опять работать грузчиком?
— А что же в этом плохого, мама? Кули — тоже трудящиеся!
— Конечно, конечно. Я не о том, — она тяжело вздохнула. — Днем ты говорил, что у тебя был замечательный отец...
— Я от многих это слыхал...
— Тебе нужно учиться у отца. Стать таким же, как он...
Лян Юнь знал, что отец был коммунистом. Он нисколько не сомневался: он тоже сможет стать коммунистом.
— Сынок, может, тебе вступить в Восьмую армию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56