Только бы они не начали до часа ночи!.. Нет, сидеть и ждать тоже нельзя! Нужно готовиться к последней борьбе. Прошло добрых полдня, когда прибежал, наконец, Хлопушка и сообщил, что «очистка тюрьмы» назначена ровно на час ночи. Какое совпадение! Как же быть? Если они начнут в одно и то же время, враги окажутся в более выгодном положении. Перед ними будут безоружные люди, с которыми легко справиться, и к тому времени, когда партизаны начнут атаку, в тюрьме может не остаться ни одного живого узника.
Лучшее, что можно было сделать, — это передать полученное известие товарищам из горкома и попросить, чтобы освобождение тюрьмы было перенесено на час или два раньше. Но кто сумеет передать это известие? Лян Юнь еще раз подумал о Хлопушке. Парнишка только что доказал, что готов спасти его. То, что Хлопушка сегодня солдат вражеской армии, — это еще не самое худшее. Парень он, по всему, честный. Но поручить ему такое ответственное задание... Лян Юнь колебался и раздумывал, не в силах прийти к какому-либо решению. Во время вечерней прогулки он с помощью условных сигналов обменялся мнением с несколькими коммунистами. После этого у него созрело твердое решение: любой ценой спасти товарищей, продержаться до часа освобождения тюрьмы партизанами. Это решение было сообщено по камерам всем коммунистам и тем, кто поддерживал с ними связь.
В двенадцать ночи на дежурство вступил Хлопушка. Он дежурил вместе с надзирателем, по проа-вищу Горбун. Мелькая светом ручного фонарика, они отворили решетку и проверили все камеры. У Горбуна лицо было налито кровью, от него несло винным перегаром. Перед выходом на дежурство Хлопушка сводил его в винную лавку.
Еще через пятнадцать минут Хлопушка тихонько вошел в камеру к Лян Юню. Он долго гремел ключами, потом открыл дверь и крикнул!
— Лян Юнь, на допрос!
Тот вышел. Хлопушка шепнул ему:
— Тихо! Иди за мной. Горбуна я напоил, он теперь храпит! У меня спрятана здесь недалеко наша форма, переоденешься. Когда к воротам подойдем, проходи со мной как ни в чем не бывало.
Лян Юнь, принимая от него форму, тихо сказал:
— Хлопушка, я благодарен тебе от всего сердца. Но только один я не уйду. Я не могу допустить, чтобы остальные заключенные погибли.
— Больше я ничего сделать не могу. Ты свою шкуру спасай, что о других-то думать!
— Нет, Хлопушка! Я знаю, что ты мне друг. Дай мне все твои ключи.
— Ты... Ты что хочешь?
— Выпустить людей!
— Ай-ай! Что ты? Ни одному уйти не удастся. И мы оба ни за что пропадем. Всегда ты... как слепой. Время идет... Промешкаем еще полчаса, и нам не убежать.
— Ничего, ничего, давай сюда ключи!
— Нет, нет! Не надо!
— Хлопушка!
— Как же это? Какой ты друг?! Я от чистого сердца тебя спасаю, а ты... Не годится так!
— Хлопушка! Я твой настоящий друг. Но нет времени тебе подробно объяснять... Потом, когда будет время, я все тебе расскажу. Мне нужны ключи! — С этими словами Лян Юнь снял с его пояса связку с ключами.
Хлопушка опасливо озирался по сторонам. Тем временем Лян Юнь, орудуя ключами, одну за другой открывал камеры. Коммунисты и наиболее активные заключенные после вечернего обхода разбудили узников и сообщили им о готовящемся преступлении и о скором освобождении тюрьмы. Сейчас люди бодрствовали. Хлопушка был до того перепуган, что обалдел от страха. Он забрался в одну из камер и сидел там не шевелясь.
Наконец были отперты все камеры. Коммунисты вышли в коридор. В этом длинном и узком коридоре было двадцать камер. Из коридора вел только один выход — через караульное помещение. Лян Юнь повел всех туда. Действительно, Горбун крепко спал. Лян Юнь взмахнул рукой, и двое заключенных, крепко связали тюремщика веревкой, лежавшей на его же кровати. Горбун проснулся, хотел было закричать, но ему заткнули рот полотенцем.
Лян Юнь распорядился запереть решетку, ограждавшую вход. В караульной изо всех камер собрали одеяла. Из пожарного бачка при входе эти одеяла облили водой и закрыли ими решетку. Три десятка одеял плотно закупорили вход К этому «заграждению» приставили столы и койки. Самые крепкие из узников были готовы подпереть их своими телами.
Наступило тревожное ожидание. Хлопушка, наблюдая эти приготовления, время от времени принимался скулить, но Лян Юнь каждый раз обрывал его.
Прошло немного времени, и приблизительно около часа ночи в помещениях, где жила охрана, залились свистки. Должно быть, поднимали солдат. Лян Юнь встал на край стола и через щелочку в верхней части их «укрепления» стал наблюдать за тем. что делалось снаружи. Вскоре появился отряд солдат с автоматами наперевес. Перед забаррикадированной решеткой они сбились в беспорядочную кучу. Послышались возгласы удивления. Кто-то вскрикнул:
— Ах, сволочи! Как это им удалось?! Лян Юнь по голосу узнал Рябого.
— Хлопушка! Горбун! — прокричал Рябой. Поняв, что здесь произошло, он вскинул автомат и дал по ватным одеялам очередь. Пули застревали в сырой вате. Солдаты сзади тоже начали стрелять. От одеял потянулись серые дымки.
Поняв, что стрелять бессмысленно. Рябой велел солдатам откинуть решетку. Решетка открывалась внутрь караульного помещения. Оттуда давили изо всех сил, и у солдат ничего не вышло. Тогда он велел всем отойти и издалека бросил под решетку ручную гранату. Граната не помогла. Рябой выкрикнул
несколько угроз. И в это мгновенье у ворот тюрьмы послышались новые разрывы гранат. Рябой осекся, так и не договорив фразы. Следом зазвучали автоматные очереди. Рябой бросился к выходу.
— Наши товарищи пришли! — громко закричал Лян Юнь.
В длинном коридоре тюрьмы поднялась буря. Спасение!.. Лян.Юнь спрыгнул со стола, узники понесли его на руках. Люди обнимались. Многие плакали.
Стрельба снаружи становилась все ожесточеннее. Лян Юнь распорядился разобрать «укрепление». Люди проворно сняли одеяла. Охрана, отстреливаясь, отступала во внутренний двор. В ворота врывались люди в штатском. Из дыма кто-то громко крикнул:
— Лян Юнь! Лян Юнь! Где ты?
Это он, Фын! Лян Юнь отворил решетку:
— Брат Фын, я здесь!
Фын рванулся к нему. В этот момент со сторожевой башни во дворе застучал пулемет. Фын взмахнул руками и ничком упал на землю.
— Брат Фын!.. — отчаянно вскрикнул Лян Юнь. Он рванул на себя дверь и хотел выскочить во двор. Сзади его удержали.
— Не выскакивай! Пулемет... Лян Юнь остановился. Превозмогая себя, он стал наблюдать.за боем. Легкий пулемет на вершине сторожевой башни держал под огнем весь двор, тесня партизан к тюремным воротам. Партизаны завязали перестрелку с караульными на башне. Лян Юнь знал: пулемет прикрыт мешками с песком и практи- чески снизу неуязвим. Он лихорадочно думал... Подозвал охранника Цзяо, который с первой минуты оставил свой пост и присоединился к восставшим, и вё-лел ему наколоть щепы и поджечь ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Лучшее, что можно было сделать, — это передать полученное известие товарищам из горкома и попросить, чтобы освобождение тюрьмы было перенесено на час или два раньше. Но кто сумеет передать это известие? Лян Юнь еще раз подумал о Хлопушке. Парнишка только что доказал, что готов спасти его. То, что Хлопушка сегодня солдат вражеской армии, — это еще не самое худшее. Парень он, по всему, честный. Но поручить ему такое ответственное задание... Лян Юнь колебался и раздумывал, не в силах прийти к какому-либо решению. Во время вечерней прогулки он с помощью условных сигналов обменялся мнением с несколькими коммунистами. После этого у него созрело твердое решение: любой ценой спасти товарищей, продержаться до часа освобождения тюрьмы партизанами. Это решение было сообщено по камерам всем коммунистам и тем, кто поддерживал с ними связь.
В двенадцать ночи на дежурство вступил Хлопушка. Он дежурил вместе с надзирателем, по проа-вищу Горбун. Мелькая светом ручного фонарика, они отворили решетку и проверили все камеры. У Горбуна лицо было налито кровью, от него несло винным перегаром. Перед выходом на дежурство Хлопушка сводил его в винную лавку.
Еще через пятнадцать минут Хлопушка тихонько вошел в камеру к Лян Юню. Он долго гремел ключами, потом открыл дверь и крикнул!
— Лян Юнь, на допрос!
Тот вышел. Хлопушка шепнул ему:
— Тихо! Иди за мной. Горбуна я напоил, он теперь храпит! У меня спрятана здесь недалеко наша форма, переоденешься. Когда к воротам подойдем, проходи со мной как ни в чем не бывало.
Лян Юнь, принимая от него форму, тихо сказал:
— Хлопушка, я благодарен тебе от всего сердца. Но только один я не уйду. Я не могу допустить, чтобы остальные заключенные погибли.
— Больше я ничего сделать не могу. Ты свою шкуру спасай, что о других-то думать!
— Нет, Хлопушка! Я знаю, что ты мне друг. Дай мне все твои ключи.
— Ты... Ты что хочешь?
— Выпустить людей!
— Ай-ай! Что ты? Ни одному уйти не удастся. И мы оба ни за что пропадем. Всегда ты... как слепой. Время идет... Промешкаем еще полчаса, и нам не убежать.
— Ничего, ничего, давай сюда ключи!
— Нет, нет! Не надо!
— Хлопушка!
— Как же это? Какой ты друг?! Я от чистого сердца тебя спасаю, а ты... Не годится так!
— Хлопушка! Я твой настоящий друг. Но нет времени тебе подробно объяснять... Потом, когда будет время, я все тебе расскажу. Мне нужны ключи! — С этими словами Лян Юнь снял с его пояса связку с ключами.
Хлопушка опасливо озирался по сторонам. Тем временем Лян Юнь, орудуя ключами, одну за другой открывал камеры. Коммунисты и наиболее активные заключенные после вечернего обхода разбудили узников и сообщили им о готовящемся преступлении и о скором освобождении тюрьмы. Сейчас люди бодрствовали. Хлопушка был до того перепуган, что обалдел от страха. Он забрался в одну из камер и сидел там не шевелясь.
Наконец были отперты все камеры. Коммунисты вышли в коридор. В этом длинном и узком коридоре было двадцать камер. Из коридора вел только один выход — через караульное помещение. Лян Юнь повел всех туда. Действительно, Горбун крепко спал. Лян Юнь взмахнул рукой, и двое заключенных, крепко связали тюремщика веревкой, лежавшей на его же кровати. Горбун проснулся, хотел было закричать, но ему заткнули рот полотенцем.
Лян Юнь распорядился запереть решетку, ограждавшую вход. В караульной изо всех камер собрали одеяла. Из пожарного бачка при входе эти одеяла облили водой и закрыли ими решетку. Три десятка одеял плотно закупорили вход К этому «заграждению» приставили столы и койки. Самые крепкие из узников были готовы подпереть их своими телами.
Наступило тревожное ожидание. Хлопушка, наблюдая эти приготовления, время от времени принимался скулить, но Лян Юнь каждый раз обрывал его.
Прошло немного времени, и приблизительно около часа ночи в помещениях, где жила охрана, залились свистки. Должно быть, поднимали солдат. Лян Юнь встал на край стола и через щелочку в верхней части их «укрепления» стал наблюдать за тем. что делалось снаружи. Вскоре появился отряд солдат с автоматами наперевес. Перед забаррикадированной решеткой они сбились в беспорядочную кучу. Послышались возгласы удивления. Кто-то вскрикнул:
— Ах, сволочи! Как это им удалось?! Лян Юнь по голосу узнал Рябого.
— Хлопушка! Горбун! — прокричал Рябой. Поняв, что здесь произошло, он вскинул автомат и дал по ватным одеялам очередь. Пули застревали в сырой вате. Солдаты сзади тоже начали стрелять. От одеял потянулись серые дымки.
Поняв, что стрелять бессмысленно. Рябой велел солдатам откинуть решетку. Решетка открывалась внутрь караульного помещения. Оттуда давили изо всех сил, и у солдат ничего не вышло. Тогда он велел всем отойти и издалека бросил под решетку ручную гранату. Граната не помогла. Рябой выкрикнул
несколько угроз. И в это мгновенье у ворот тюрьмы послышались новые разрывы гранат. Рябой осекся, так и не договорив фразы. Следом зазвучали автоматные очереди. Рябой бросился к выходу.
— Наши товарищи пришли! — громко закричал Лян Юнь.
В длинном коридоре тюрьмы поднялась буря. Спасение!.. Лян.Юнь спрыгнул со стола, узники понесли его на руках. Люди обнимались. Многие плакали.
Стрельба снаружи становилась все ожесточеннее. Лян Юнь распорядился разобрать «укрепление». Люди проворно сняли одеяла. Охрана, отстреливаясь, отступала во внутренний двор. В ворота врывались люди в штатском. Из дыма кто-то громко крикнул:
— Лян Юнь! Лян Юнь! Где ты?
Это он, Фын! Лян Юнь отворил решетку:
— Брат Фын, я здесь!
Фын рванулся к нему. В этот момент со сторожевой башни во дворе застучал пулемет. Фын взмахнул руками и ничком упал на землю.
— Брат Фын!.. — отчаянно вскрикнул Лян Юнь. Он рванул на себя дверь и хотел выскочить во двор. Сзади его удержали.
— Не выскакивай! Пулемет... Лян Юнь остановился. Превозмогая себя, он стал наблюдать.за боем. Легкий пулемет на вершине сторожевой башни держал под огнем весь двор, тесня партизан к тюремным воротам. Партизаны завязали перестрелку с караульными на башне. Лян Юнь знал: пулемет прикрыт мешками с песком и практи- чески снизу неуязвим. Он лихорадочно думал... Подозвал охранника Цзяо, который с первой минуты оставил свой пост и присоединился к восставшим, и вё-лел ему наколоть щепы и поджечь ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56