Я переборол сильное желание вывести моих конвоиров в вариант какой-нибудь Гремучей Змеи и забыть их там навсегда. Месть — дело хорошее. Но если Семёнов действительно выполнит работу и схватит Бахтияра, то моё пленение и избиение можно будет просто внести в счёт, приплюсовав к ста пятидесяти тысячам долларов.
Я попросил конвоиров подождать, вынес им по бутылочке пивка, а сам удалился в соседнюю комнату. Там, с помощью Дома, изготовил несколько приличных фотографий Бахтияра. Продублировал вырезку из газет с рекламой «Фантазии». Вручил этот скудный материал Коле с Аликом, дал десять тысяч долларов задаток, как было договорено с Семёновым.
Распрощавшись с гостями, я плюхнулся на диван и с облегчением вздохнул. Надо же! Как плохо всё начиналось и как неожиданно неплохо закончилось. Семёнов со своей следовательской интуицией учуял что-то подозрительное в моём деле и решил силой вырвать из меня как можно больше непонятных денег. А заодно, возможно, и перед старыми друзьями в органах выслужиться. Я же, несмотря на всю мою непроходимую глупость, сумел задурить умнику-Семёнову голову стоящей за моей спиной сверхмощной организацией и нанять его к себе на службу. Вынудил старого лиса со мной сотрудничать. Только бы их Бахтияр не перекупил!
Я даже не успел как следует утолить голод. Зазвонил телефон.
— Привет! Что за безобразие? С утра я тебя вызваниваю и не могу поймать. Зачем же я тебя предупреждал?
В телефонной трубке гремел уверенный голос Седого.
14. Вечный воин
— Я, конечно, понимаю, — сказал Седой, — что твои дела самые главные, но сейчас я даже не хочу о них слышать. Сейчас мне позарез нужна твоя помощь. Я как услыхал, что ты прибыл, так подумал, что это сам Бог тебя послал.
— Хорошо, помогу, — я сдался, понимая, что ради дружбы с таким ценным кадром, как Седой, придётся пойти на некоторые жертвы. — Но есть вопрос, который я хочу задать тебе раньше, чем начну помогать . Что ты знаешь о моём отце?
— Отец… отец… Ничего я о нём не знаю.
— Ничего не знаю Я, — меня начала раздражать высокомерная манера Седого разговаривать. — Я отсутствовал четыре года и не могу знать, что за это время произошло с отцом. Ты ведь как-то общался с ним! Да или нет?
— Общался. Сначала он поручил мне отыскать тебя. Я не нашёл даже малейшей зацепки. Потом твой отец без предупреждения исчез месяца на два, а я остался один, почти без денег. Так… потом он объявился… извинился, сказал, что не может меня вернуть в Балтию. Дал денег… Так… так… Ну, дальше я уже работал сам, без всякой помощи. Несколько раз звонил твоему отцу — никто не отвечал. Много я знаю? Видишь! Давай лучше моими делами займёмся.
— Что за дела?
— Ты ведь слышал про войну в Югославии?
— Слышал.
— Так вот. Примерно неделю назад мы взяли одно мусульманское село. И совсем случайно нашли пятнадцать картин. Старинные картины, целая коллекция. Там же много старых замков, дворцов. Музеи всякие. А какая война обойдётся без грабежа? Крадут все подряд. Я картины припрятал, съездил в Германию. Там нашёл покупателя. Хороший клиент, не посредник. Заплатит много. Поехал в Боснию. И по радио слышу новости: мусульмане атакуют в моих местах. Кинулся, перепрятал картины глубже в тыл, в другой деревне. В Ригу позвонил, просто так. А мне про тебя рассказывают. Теперь мне надо, чтобы ты помог вытащить эти картины из Боснии. Понимаешь, везти их на машине — сложно. Можно, но рискованно.
— Послушай, но это же как-то… нехорошо. Противозаконно. Получается, что мы украдём эти картины.
— Ты что, из детского сада сюда пришёл? О каком законе можно говорить на войне, особенно, если война — гражданская. На такой войне все грабят всех. Обрати внимание, картины уже были украдены. Если бы не я их захватил, то кто-нибудь другой. Ты имеешь против меня что-нибудь? Почему я должен уступать такую выгодную добычу другим? Там все воруют и все торгуют. Офицеры из войск ООН вообще все завели себе счета в Швейцарии и гонят туда деньги реками. И ещё счастье, что картины не попали к каким-нибудь мусульманским фанатикам. Они вообще могли их уничтожить.
У меня не было ни малейшего желания спорить с Седым. Действительно, безупречная аргументация. Не придерёшься. Так что это получается? Я попрусь в Боснию? Господи, чем я занимаюсь! Чем я занимаюсь, Боже мой! Таскаю картины из Боснии, мусульман из альтернативной Персии. Солдат из альтернативного Израиля — в центр Питера, арабов из Питера — в альтернативный Израиль. Театр абсурда, а не жизнь.
Воспользовавшись одной из любительских фотографий Седого, мы вышли в типичное дачное местечко. Седой попросил меня приготовить для нас обоих пятнистую униформу, пуленепробиваемые жилеты и какое-нибудь оружие. Рядом со своим спутником, которого в деревне знала каждая встречная собака, и я выглядел бравым солдатом удачи.
В маленьком домике на окраине нас встретил покрытый щетиной детина с крупной фиолетовой татуировкой VOVA на фалангах пальцев правой руки. Помещение было довольно чистое, без ожидаемого разбойничьего беспорядка. Единственное, что отравляло атмосферу (в буквальном смысле этих слов), — запах нестираных носок. Хотя, чего ещё можно было ожидать от давно небритого Вовы?
— Откуда ты взялся? — удивился детина. — Турку сказали, что ты сегодня утром куда-то летишь из Берлина.
— Турок все перевирает, — Седой внимательно осмотрел помещение. — Никто не заходил.
— Нет.
— Сам ты не выходил?
— Нет.
— Отлично. Пошли, — позвав меня за собой, Седой нырнул в узенький коридорчик.
— Эй, шеф, кто это? — заволновался небритый.
— Мой двоюродный брат, — сказал Седой. — Видно же, что похож. Доверяй ему, как мне.
Картины хранились в маленькой комнатке (на язык так и просилось слово «горница») с вообще микроскопическим окошком. В полумраке Седой повозился с брезентовыми свёртками, удовлетворённо хмыкнул.
— Пошли, — сказал он. — Тут недалеко здание Совета двухэтажное. Сначала к тебе в Питер, картинки посмотришь, если захочешь. Потом я позвоню а Ахен…
— Куда-куда?
— Ахен. Городок в Германии. Очень приятный, чем-то мне и Питер, и Ригу одновременно напоминает. И нашу Бирку.
— Архитектурой, наверное.
— Да. Там что удобно? Городок стоит почти на границе. С одной стороны — Голландия, с другой — Бельгия. Никаких пограничников, не то что у вас тут.
— Сам-то Ахен в какой стране?
— Я же говорил, в Германии.
Трудно объяснить причину моей брезгливости, но, кроме как во время переноски, я не прикоснулся к картинам и не посмотрел их, несмотря на предложение Седого. Мне была противна моя роль, я старался не вникать в происходящее, во всю эту торговлю с переговорами. Мы вышли по фотографии, запасённой предусмотрительным Седым, проехали несколько остановок на автобусе, сели в припаркованную на стоянке машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Я попросил конвоиров подождать, вынес им по бутылочке пивка, а сам удалился в соседнюю комнату. Там, с помощью Дома, изготовил несколько приличных фотографий Бахтияра. Продублировал вырезку из газет с рекламой «Фантазии». Вручил этот скудный материал Коле с Аликом, дал десять тысяч долларов задаток, как было договорено с Семёновым.
Распрощавшись с гостями, я плюхнулся на диван и с облегчением вздохнул. Надо же! Как плохо всё начиналось и как неожиданно неплохо закончилось. Семёнов со своей следовательской интуицией учуял что-то подозрительное в моём деле и решил силой вырвать из меня как можно больше непонятных денег. А заодно, возможно, и перед старыми друзьями в органах выслужиться. Я же, несмотря на всю мою непроходимую глупость, сумел задурить умнику-Семёнову голову стоящей за моей спиной сверхмощной организацией и нанять его к себе на службу. Вынудил старого лиса со мной сотрудничать. Только бы их Бахтияр не перекупил!
Я даже не успел как следует утолить голод. Зазвонил телефон.
— Привет! Что за безобразие? С утра я тебя вызваниваю и не могу поймать. Зачем же я тебя предупреждал?
В телефонной трубке гремел уверенный голос Седого.
14. Вечный воин
— Я, конечно, понимаю, — сказал Седой, — что твои дела самые главные, но сейчас я даже не хочу о них слышать. Сейчас мне позарез нужна твоя помощь. Я как услыхал, что ты прибыл, так подумал, что это сам Бог тебя послал.
— Хорошо, помогу, — я сдался, понимая, что ради дружбы с таким ценным кадром, как Седой, придётся пойти на некоторые жертвы. — Но есть вопрос, который я хочу задать тебе раньше, чем начну помогать . Что ты знаешь о моём отце?
— Отец… отец… Ничего я о нём не знаю.
— Ничего не знаю Я, — меня начала раздражать высокомерная манера Седого разговаривать. — Я отсутствовал четыре года и не могу знать, что за это время произошло с отцом. Ты ведь как-то общался с ним! Да или нет?
— Общался. Сначала он поручил мне отыскать тебя. Я не нашёл даже малейшей зацепки. Потом твой отец без предупреждения исчез месяца на два, а я остался один, почти без денег. Так… потом он объявился… извинился, сказал, что не может меня вернуть в Балтию. Дал денег… Так… так… Ну, дальше я уже работал сам, без всякой помощи. Несколько раз звонил твоему отцу — никто не отвечал. Много я знаю? Видишь! Давай лучше моими делами займёмся.
— Что за дела?
— Ты ведь слышал про войну в Югославии?
— Слышал.
— Так вот. Примерно неделю назад мы взяли одно мусульманское село. И совсем случайно нашли пятнадцать картин. Старинные картины, целая коллекция. Там же много старых замков, дворцов. Музеи всякие. А какая война обойдётся без грабежа? Крадут все подряд. Я картины припрятал, съездил в Германию. Там нашёл покупателя. Хороший клиент, не посредник. Заплатит много. Поехал в Боснию. И по радио слышу новости: мусульмане атакуют в моих местах. Кинулся, перепрятал картины глубже в тыл, в другой деревне. В Ригу позвонил, просто так. А мне про тебя рассказывают. Теперь мне надо, чтобы ты помог вытащить эти картины из Боснии. Понимаешь, везти их на машине — сложно. Можно, но рискованно.
— Послушай, но это же как-то… нехорошо. Противозаконно. Получается, что мы украдём эти картины.
— Ты что, из детского сада сюда пришёл? О каком законе можно говорить на войне, особенно, если война — гражданская. На такой войне все грабят всех. Обрати внимание, картины уже были украдены. Если бы не я их захватил, то кто-нибудь другой. Ты имеешь против меня что-нибудь? Почему я должен уступать такую выгодную добычу другим? Там все воруют и все торгуют. Офицеры из войск ООН вообще все завели себе счета в Швейцарии и гонят туда деньги реками. И ещё счастье, что картины не попали к каким-нибудь мусульманским фанатикам. Они вообще могли их уничтожить.
У меня не было ни малейшего желания спорить с Седым. Действительно, безупречная аргументация. Не придерёшься. Так что это получается? Я попрусь в Боснию? Господи, чем я занимаюсь! Чем я занимаюсь, Боже мой! Таскаю картины из Боснии, мусульман из альтернативной Персии. Солдат из альтернативного Израиля — в центр Питера, арабов из Питера — в альтернативный Израиль. Театр абсурда, а не жизнь.
Воспользовавшись одной из любительских фотографий Седого, мы вышли в типичное дачное местечко. Седой попросил меня приготовить для нас обоих пятнистую униформу, пуленепробиваемые жилеты и какое-нибудь оружие. Рядом со своим спутником, которого в деревне знала каждая встречная собака, и я выглядел бравым солдатом удачи.
В маленьком домике на окраине нас встретил покрытый щетиной детина с крупной фиолетовой татуировкой VOVA на фалангах пальцев правой руки. Помещение было довольно чистое, без ожидаемого разбойничьего беспорядка. Единственное, что отравляло атмосферу (в буквальном смысле этих слов), — запах нестираных носок. Хотя, чего ещё можно было ожидать от давно небритого Вовы?
— Откуда ты взялся? — удивился детина. — Турку сказали, что ты сегодня утром куда-то летишь из Берлина.
— Турок все перевирает, — Седой внимательно осмотрел помещение. — Никто не заходил.
— Нет.
— Сам ты не выходил?
— Нет.
— Отлично. Пошли, — позвав меня за собой, Седой нырнул в узенький коридорчик.
— Эй, шеф, кто это? — заволновался небритый.
— Мой двоюродный брат, — сказал Седой. — Видно же, что похож. Доверяй ему, как мне.
Картины хранились в маленькой комнатке (на язык так и просилось слово «горница») с вообще микроскопическим окошком. В полумраке Седой повозился с брезентовыми свёртками, удовлетворённо хмыкнул.
— Пошли, — сказал он. — Тут недалеко здание Совета двухэтажное. Сначала к тебе в Питер, картинки посмотришь, если захочешь. Потом я позвоню а Ахен…
— Куда-куда?
— Ахен. Городок в Германии. Очень приятный, чем-то мне и Питер, и Ригу одновременно напоминает. И нашу Бирку.
— Архитектурой, наверное.
— Да. Там что удобно? Городок стоит почти на границе. С одной стороны — Голландия, с другой — Бельгия. Никаких пограничников, не то что у вас тут.
— Сам-то Ахен в какой стране?
— Я же говорил, в Германии.
Трудно объяснить причину моей брезгливости, но, кроме как во время переноски, я не прикоснулся к картинам и не посмотрел их, несмотря на предложение Седого. Мне была противна моя роль, я старался не вникать в происходящее, во всю эту торговлю с переговорами. Мы вышли по фотографии, запасённой предусмотрительным Седым, проехали несколько остановок на автобусе, сели в припаркованную на стоянке машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81