Он подобострастно улыбнулся Уолтону, слегка поклонился
Фреду, после чего сразу же обратился к нему:
- Не угодно ли пройти со мной, сэр? Пожалуйста.
Сцена эта очень напомнила Уолтону сон, когда ты официант, несущий
тарелки к обеденному столу, а поднос с тарелками прилип к кончикам пальцев
и никак не отрывается, или когда на торжественный прием в муниципалитете
вдруг являешься совершенно голым, или, наконец, когда все глубже и глубже
погружаешься, ныряя в море или реке, но никак не достаешь ногами дна.
В любом из таких снов кажется, будто нет выхода из положения, в
котором ты очутился. Одной силе противостоит другая, а ты, похоже, обречен
навечно остаться где-то между ними, не имея ни малейшей возможности
выскользнуть из западни, в которую угодил.
В сердцах он снова включил настенный калейдоскоп, надеясь, что
непрекращающийся вихрь цветовых узоров поможет успокоиться, прийти в себя.
Однако уже через несколько секунд где-то между двумя темно-фиолетовыми
завитками в его воображении всплыло насмешливое лицо младшего брата.
Он снова вызвал Фалкса.
Взгляд гнома был все таким же подобострастным.
- Закажите для меня турболет, - распорядился Уолтон. - Я буду ждать
на западной стенке.
- Слушаюсь, сэр.
"У Фалкса, - с некоторой злостью отметил про себя Уолтон, - никогда
нет никаких проблем. Этот маленький человечек нашел для себя жизненную
нишу: жизнь его протекает среди роскоши и комфорта Бронзовой Палаты, где
так несложно угождать запросам членов этого клуба для избранных. Ему
никогда не нужно выбирать, не надо мучиться, принимая решения, которые так
усложняют жизнь".
Да, да. Вот именно. Решение. Уолтон вдруг понял, что сейчас
совершенно непроизвольно принял одно весьма специфическое решение -
добиваться должности директора на вполне законной основе. Еще недавно он
совсем не намеревался этого делать. Теперь же не оставалось ничего иного,
как цепляться за занимаемую должность как можно дольше.
Он вышел на посадочную площадку. Там уже дожидался турболет.
- Каллин-Билдинг, - бросил он пилоту-роботу.
На душе у него было тоскливо.
Пульт интеркома в кабинете Уолтона расцветился огоньками, как
рождественская елка. Горели все сигнальные лампочки, каждому из абонентов
внутренней связи было невтерпеж переговорить непосредственно с самим
директором. Уолтон переключил тумблер пульта на режим "прием", показывая
всем жаждавшим с ним связаться, что вернулся в кабинет, и первым, чье
изображение сформировалось на видеоэкране, оказался Ли Перси.
- Только что слушал речь, которую вы произнесли сегодня утром у входа
в здание Бюро, - сказал он, улыбаясь. - Ее транслируют во всех выпусках
последних известий, Рой. Прекрасная речь! Просто великолепная! Очень
сомневаюсь, что нам удалось бы придумать что-нибудь лучшее.
- Очень приятно слышать, - ответил Уолтон. - Это была самая настоящая
импровизация.
- Тогда еще лучше. Вы просто гений, полностью в этом уверен. Однако я
хотел прежде всего сказать не об этом, а доложить, что мы завершили работу
над телепрограммой, посвященной памяти директора Фиц-Моэма и готовы
выпустить ее в эфир. Начало на всех каналах массовой информации ровно -
ровно в 20.00... Без каких-либо перерывов в течение часа. Все получилось в
самом лучшем виде. Просто отменно.
- В программу включили мою речь?
- А как же иначе, Рой. И, кроме того, тщательно отредактированное
выступление. Таким образом, сегодня в эфир выходят две ваши речи.
- Пришлите копию моей речи, прежде чем она пойдет в эфир, -
распорядился Уолтон. - Я хочу прочесть ее и утвердить текст, раз уж его
предполагают вкладывать в мои уста.
- Естественно, Рой. Можете не беспокоиться.
- Я хочу прочесть выступление заблаговременно! - повысив голос,
отчеканил Уолтон.
- Хорошо, хорошо. Я совсем не страдаю тугоухостью. Я тотчас же
переправлю вам текст. Успокойтесь. Не годится вам, Рой, выходить из себя.
- Я не позволю доводить меня до такого состояния, - предупредил
Уолтон, после чего прервал контакт с Ли Перси, а на экране мгновенно
сформировалось изображение следующего подчиненного, домогавшегося его,
одного из техников узла связи.
- В чем дело?
- Мы получили еще одно сообщение от Мак-Леода, сэр. Примерно полчаса
назад, и с тех пор тщетно пытаемся с вами связаться.
- Я отсутствовал. Передайте мне текст сообщения.
Техник развернул лист бумаги.
- Вот что в нем говорится: "Сегодня ночью прибываем в Найроби, к утру
будем в Нью-Йорке. Мак-Леод".
- Прекрасно. Передайте ему подтверждение получения и скажите, что я
все утро буду свободен, чтобы встретиться с ним тотчас же по прибытии.
- Слушаюсь, сэр.
- А с Венеры никаких вестей?
Техник покачал головой:
- Ни звука. Нам вообще не удается выйти на связь с доктором Лэнгом.
Уолтон нахмурился. Его уже начинало беспокоить, не случилось ли чего
с десантом переустроителей.
- Пожалуйста, ни в коем случае не прекращайте попыток связаться с
ним, ясно? Организуйте круглосуточное дежурство у приемной аппаратуры. Не
экономьте сверхурочные. Делайте все, что хотите, но свяжитесь, черт
побери, с Лэнгом!
- С-слушаюсь, сэр. Какие еще будут указания?
- Никаких. Освободите канал связи.
Как только прервалась связь с двадцать третьим этажом, Уолтон
выключил аудиовизуальный блок интеркома, оставив без внимания еще добрый
десяток жаждавших с ним связаться, о чем свидетельствовала длинная
вереница горящих лампочек на пульте - большинство абонентов интеркома не
оставили надежды узреть своего начальника. Уолтон включил информационный
канал телевизионной сети.
Как раз сейчас передавали выпуск новостей. Рой подрегулировал
четкость изображения и увидел на экране себя, стоявшего у входа в
Каллин-Билдинг и глядящего прямо в объектив телекамеры, а на заднем плане
- скрюченное тело в пальто. Мертвого гершелита.
Уолтон на экране говорил:
- ...Человек этот сам напрашивался на неприятности. Деятельность Бюро
Выравнивания полностью отвечает самым сокровенным чаяниям людей доброй
воли на всем земном шаре. Гершель и его сторонники пытаются посеять смуту
в умах и сердцах людей, ввергнуть мир в пучину беспорядков и хаоса. Я,
естественно, не одобряю насилие в какой бы то ни было форме, однако
служение целям ВЫНАСа - моя святая обязанность. Его противников я
рассматриваю как людей недалеких, введенных в заблуждение вот такими
доморощенными агитаторами.
Он улыбался в камеру, однако в улыбке было нечто холодное,
непреклонное, и это немало удивило Уолтона, глядящего на телеэкран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Фреду, после чего сразу же обратился к нему:
- Не угодно ли пройти со мной, сэр? Пожалуйста.
Сцена эта очень напомнила Уолтону сон, когда ты официант, несущий
тарелки к обеденному столу, а поднос с тарелками прилип к кончикам пальцев
и никак не отрывается, или когда на торжественный прием в муниципалитете
вдруг являешься совершенно голым, или, наконец, когда все глубже и глубже
погружаешься, ныряя в море или реке, но никак не достаешь ногами дна.
В любом из таких снов кажется, будто нет выхода из положения, в
котором ты очутился. Одной силе противостоит другая, а ты, похоже, обречен
навечно остаться где-то между ними, не имея ни малейшей возможности
выскользнуть из западни, в которую угодил.
В сердцах он снова включил настенный калейдоскоп, надеясь, что
непрекращающийся вихрь цветовых узоров поможет успокоиться, прийти в себя.
Однако уже через несколько секунд где-то между двумя темно-фиолетовыми
завитками в его воображении всплыло насмешливое лицо младшего брата.
Он снова вызвал Фалкса.
Взгляд гнома был все таким же подобострастным.
- Закажите для меня турболет, - распорядился Уолтон. - Я буду ждать
на западной стенке.
- Слушаюсь, сэр.
"У Фалкса, - с некоторой злостью отметил про себя Уолтон, - никогда
нет никаких проблем. Этот маленький человечек нашел для себя жизненную
нишу: жизнь его протекает среди роскоши и комфорта Бронзовой Палаты, где
так несложно угождать запросам членов этого клуба для избранных. Ему
никогда не нужно выбирать, не надо мучиться, принимая решения, которые так
усложняют жизнь".
Да, да. Вот именно. Решение. Уолтон вдруг понял, что сейчас
совершенно непроизвольно принял одно весьма специфическое решение -
добиваться должности директора на вполне законной основе. Еще недавно он
совсем не намеревался этого делать. Теперь же не оставалось ничего иного,
как цепляться за занимаемую должность как можно дольше.
Он вышел на посадочную площадку. Там уже дожидался турболет.
- Каллин-Билдинг, - бросил он пилоту-роботу.
На душе у него было тоскливо.
Пульт интеркома в кабинете Уолтона расцветился огоньками, как
рождественская елка. Горели все сигнальные лампочки, каждому из абонентов
внутренней связи было невтерпеж переговорить непосредственно с самим
директором. Уолтон переключил тумблер пульта на режим "прием", показывая
всем жаждавшим с ним связаться, что вернулся в кабинет, и первым, чье
изображение сформировалось на видеоэкране, оказался Ли Перси.
- Только что слушал речь, которую вы произнесли сегодня утром у входа
в здание Бюро, - сказал он, улыбаясь. - Ее транслируют во всех выпусках
последних известий, Рой. Прекрасная речь! Просто великолепная! Очень
сомневаюсь, что нам удалось бы придумать что-нибудь лучшее.
- Очень приятно слышать, - ответил Уолтон. - Это была самая настоящая
импровизация.
- Тогда еще лучше. Вы просто гений, полностью в этом уверен. Однако я
хотел прежде всего сказать не об этом, а доложить, что мы завершили работу
над телепрограммой, посвященной памяти директора Фиц-Моэма и готовы
выпустить ее в эфир. Начало на всех каналах массовой информации ровно -
ровно в 20.00... Без каких-либо перерывов в течение часа. Все получилось в
самом лучшем виде. Просто отменно.
- В программу включили мою речь?
- А как же иначе, Рой. И, кроме того, тщательно отредактированное
выступление. Таким образом, сегодня в эфир выходят две ваши речи.
- Пришлите копию моей речи, прежде чем она пойдет в эфир, -
распорядился Уолтон. - Я хочу прочесть ее и утвердить текст, раз уж его
предполагают вкладывать в мои уста.
- Естественно, Рой. Можете не беспокоиться.
- Я хочу прочесть выступление заблаговременно! - повысив голос,
отчеканил Уолтон.
- Хорошо, хорошо. Я совсем не страдаю тугоухостью. Я тотчас же
переправлю вам текст. Успокойтесь. Не годится вам, Рой, выходить из себя.
- Я не позволю доводить меня до такого состояния, - предупредил
Уолтон, после чего прервал контакт с Ли Перси, а на экране мгновенно
сформировалось изображение следующего подчиненного, домогавшегося его,
одного из техников узла связи.
- В чем дело?
- Мы получили еще одно сообщение от Мак-Леода, сэр. Примерно полчаса
назад, и с тех пор тщетно пытаемся с вами связаться.
- Я отсутствовал. Передайте мне текст сообщения.
Техник развернул лист бумаги.
- Вот что в нем говорится: "Сегодня ночью прибываем в Найроби, к утру
будем в Нью-Йорке. Мак-Леод".
- Прекрасно. Передайте ему подтверждение получения и скажите, что я
все утро буду свободен, чтобы встретиться с ним тотчас же по прибытии.
- Слушаюсь, сэр.
- А с Венеры никаких вестей?
Техник покачал головой:
- Ни звука. Нам вообще не удается выйти на связь с доктором Лэнгом.
Уолтон нахмурился. Его уже начинало беспокоить, не случилось ли чего
с десантом переустроителей.
- Пожалуйста, ни в коем случае не прекращайте попыток связаться с
ним, ясно? Организуйте круглосуточное дежурство у приемной аппаратуры. Не
экономьте сверхурочные. Делайте все, что хотите, но свяжитесь, черт
побери, с Лэнгом!
- С-слушаюсь, сэр. Какие еще будут указания?
- Никаких. Освободите канал связи.
Как только прервалась связь с двадцать третьим этажом, Уолтон
выключил аудиовизуальный блок интеркома, оставив без внимания еще добрый
десяток жаждавших с ним связаться, о чем свидетельствовала длинная
вереница горящих лампочек на пульте - большинство абонентов интеркома не
оставили надежды узреть своего начальника. Уолтон включил информационный
канал телевизионной сети.
Как раз сейчас передавали выпуск новостей. Рой подрегулировал
четкость изображения и увидел на экране себя, стоявшего у входа в
Каллин-Билдинг и глядящего прямо в объектив телекамеры, а на заднем плане
- скрюченное тело в пальто. Мертвого гершелита.
Уолтон на экране говорил:
- ...Человек этот сам напрашивался на неприятности. Деятельность Бюро
Выравнивания полностью отвечает самым сокровенным чаяниям людей доброй
воли на всем земном шаре. Гершель и его сторонники пытаются посеять смуту
в умах и сердцах людей, ввергнуть мир в пучину беспорядков и хаоса. Я,
естественно, не одобряю насилие в какой бы то ни было форме, однако
служение целям ВЫНАСа - моя святая обязанность. Его противников я
рассматриваю как людей недалеких, введенных в заблуждение вот такими
доморощенными агитаторами.
Он улыбался в камеру, однако в улыбке было нечто холодное,
непреклонное, и это немало удивило Уолтона, глядящего на телеэкран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56