И Фиц-Моэм знал
об этом (старик видел Уолтона насквозь), и Фред тоже. Его брат и человек,
заменивший ему отца, - вот те двое, которые уже знали обо всем.
Фиц-Моэм, вполне возможно, предпочтет на сей раз покрыть совершенный
Уолтоном проступок, однако в будущем станет доверять ему, безусловно, куда
меньше, чем теперь. Что же касается Фреда...
Невозможно было предугадать, как поведет себя Фред. Как братья они
никогда не были особо близки друг к другу. Когда Рою было девять лет, а
Фреду семь, их родители (ныне уже почти позабытые) погибли в
авиакатастрофе, произошедший над Карибским морем, и детей отправили на
воспитание в государственный интернат.
С тех пор пути-дороги братьев разошлись. Рой получил юридическое
образование, какое-то время проработал личным секретарем сенатора
Фиц-Моэма, а затем, всего лишь в прошлом месяце, неожиданно получил
должность замдиректора в только что организованном Бюро Выравнивания
Населенности. Фред же специализировался в области медицины,
частнопрактикующий врач из него не получился, и только благодаря Рою ему в
конце концов удалось пристроиться в отделение Счастливого Сна ВЫНАСа.
"А вот теперь, впервые за все это время, Фред ощущает некоторое
превосходство надо мной, - подумал Уолтон. - Надеюсь, он не жаждет содрать
с меня кожу живьем".
Щекотливое положеньице, ничего не скажешь. Теперь Рой особенно
отчетливо ощущал, как чужды ему бессердечность и черствость, столь
необходимые для настоящего работника ВЫНАСа. Неожиданно даже для самого
себя Уолтон понял, что совершенно не заслуживал столь высокой должности в
этой организации. И с его стороны единственным поистине честным поступком
будет просить отставку у Фиц-Моэма, и немедленно.
Обдумывая, как это сделать, Уолтон вспомнил некогда произнесенные
сенатором слова: "Такая работа годится только для человека, у которого нет
сердца. ВЫНАС - самая жестокая организация из всех, когда-либо учрежденных
человечеством. Ты уверен, что сумеешь справиться с этой работой, Рой?" -
"Думаю, сумею, сэр".
Уолтон вспомнил также последовавшие далее туманные фразы, скорее
напоминавшие лозунги, о необходимости выравнивания, о срочности решения
всех проблем, связанных с перенаселенностью многих территорий земного
шара.
"Временная жестокость - цена вечного счастья", - так сказал тогда
Фиц-Моэм.
Уолтон хорошо запомнил тот день, когда Организация Объединенных Наций
в конце концов дала "добро" на создание Бюро Выравнивания Населенности.
Мир был буквально ошарашен этим решением. До сих пор перед глазами Роя
Уолтона мелькают вспышки "блицев" фотокамер, в ушах стоит стрекот пишущих
машинок тысяч репортеров, спешивших ошеломить население планеты, навсегда
запечатлелось в памяти то воодушевление, которое владело им в те,
казавшиеся тогда историческими часы вызванное сознанием понимание величия
и благородства стоящих перед ВЫНАСом задач...
А затем - шесть недель накопления ненависти. ВЫНАС не пришелся по
душе. Правда когда-то никто не восторгался тем, что раны обрабатывались
дезинфицирующими растворами, однако люди терпели.
Уолтон сокрушенно покачал головой. Он совершил серьезную ошибку,
спасая жизнь Филипу Приору. Но отставка - это совершенно неподходящее
средство для того, чтобы загладить свою вину.
Он снова сделал окно матовым и вернулся к письменному столу. Самое
время разобраться с накопившейся на нем почтой.
Первое из кипы письмо было написано от руки. Уолтон быстро пробежал
его глазами.
"Дорогой мистер Уолтон!
Пришли вчерась ваши люди и увели на погибель мою матушку. Она ничего
не сделала плохого за все семьдесят лет которые прожила тихо и мирно и я
хочу чтобы вы знали что я считаю ваших приспешников самыми гнусными
паразитами со времен Гитлера и Сталина и очень надеюсь что когда вы сами
станете больной и старый то придут за вами ваши же висельники и засунут
вас прямо в ту самую печку где вам давно уже надлежит гореть. Мерзавец -
вот кто вы и все ваши охламоны такие же мерзавцы.
Тьфу на вас. Чтоб вы сдохли".
Уолтон только пожал плечами и вскрыл следующее письмо. Оно было
напечатано четкими буквами диктопринтера на бумаге с изысканными водяными
знаками.
"Сэр!
Судя по сообщениям в газетах, число подвергаемых эвтаназии лиц с
каждым днем становится все больше и больше. Вы весьма преуспели в
избавлении мира от многих слабых братьев и сестер, потерявших способность
стойко переносить выпавшие на их долю трудности, от тех, которые, по
меткому выражению Дарвина, "не приспособлены к борьбе за существование".
Приношу свои чистосердечные поздравления, сэр, и выражаю полнейшую
удовлетворенность масштабами и благородными целями вашей смелой и столь
нелегкой в осуществлении программы. Ваше Бюро впервые в истории дает
человечеству реальный шанс создать ту самую "обетованную землю", ту
Утопию, что столь долгие годы была нашей надеждой и неосуществимой мечтой.
И еще я самым искренним образом надеюсь на то, что Ваше Бюро проявит
максимальную щепетильность в отношении выбора тех категорий людей, которых
следует пощадить. По-моему, и речи быть не может о сострадании к
миллиардам расплодившихся, как кролики, азиатов; численность их должна
быть снижена самым беспощадным образом, ибо именно их неконтролируемая
рождаемость поставила все человечество на грань катастрофы. То же самое
можно сказать и об европейцах, которые отказываются внять голосу разума. А
если уж говорить о наших домашних делах, то я умоляю снизить численность
евреев, католиков, коммунистов, антигершелитов и прочего вольнодумного
сброда, чтобы сделать родившийся заново мир чистым, светлым и..."
С трудом превозмогая тошноту, Уолтон отшвырнул письмо в сторону.
Подавляющая часть поступающей к нему корреспонденции из внешнего мира была
подобного рода: внешне все было очень благоразумно, рационально, но
пропитано крайним фанатизмом. Таким было и письмо одного весьма
образованного человека из Алабамы, очень встревоженного тем, что в
намерения ВЫНАСа не входит ликвидация различного рода второсортных
граждан. А вот священника из Мичигана беспокоило только то, что удается
избежать газовой камеры безбожникам-леворадикалам.
И, конечно же, было немало совсем иных писем - малограмотных посланий
от несчастных родителей или родственников с обвинениями ВЫНАСа в
бесчисленных преступлениях против человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
об этом (старик видел Уолтона насквозь), и Фред тоже. Его брат и человек,
заменивший ему отца, - вот те двое, которые уже знали обо всем.
Фиц-Моэм, вполне возможно, предпочтет на сей раз покрыть совершенный
Уолтоном проступок, однако в будущем станет доверять ему, безусловно, куда
меньше, чем теперь. Что же касается Фреда...
Невозможно было предугадать, как поведет себя Фред. Как братья они
никогда не были особо близки друг к другу. Когда Рою было девять лет, а
Фреду семь, их родители (ныне уже почти позабытые) погибли в
авиакатастрофе, произошедший над Карибским морем, и детей отправили на
воспитание в государственный интернат.
С тех пор пути-дороги братьев разошлись. Рой получил юридическое
образование, какое-то время проработал личным секретарем сенатора
Фиц-Моэма, а затем, всего лишь в прошлом месяце, неожиданно получил
должность замдиректора в только что организованном Бюро Выравнивания
Населенности. Фред же специализировался в области медицины,
частнопрактикующий врач из него не получился, и только благодаря Рою ему в
конце концов удалось пристроиться в отделение Счастливого Сна ВЫНАСа.
"А вот теперь, впервые за все это время, Фред ощущает некоторое
превосходство надо мной, - подумал Уолтон. - Надеюсь, он не жаждет содрать
с меня кожу живьем".
Щекотливое положеньице, ничего не скажешь. Теперь Рой особенно
отчетливо ощущал, как чужды ему бессердечность и черствость, столь
необходимые для настоящего работника ВЫНАСа. Неожиданно даже для самого
себя Уолтон понял, что совершенно не заслуживал столь высокой должности в
этой организации. И с его стороны единственным поистине честным поступком
будет просить отставку у Фиц-Моэма, и немедленно.
Обдумывая, как это сделать, Уолтон вспомнил некогда произнесенные
сенатором слова: "Такая работа годится только для человека, у которого нет
сердца. ВЫНАС - самая жестокая организация из всех, когда-либо учрежденных
человечеством. Ты уверен, что сумеешь справиться с этой работой, Рой?" -
"Думаю, сумею, сэр".
Уолтон вспомнил также последовавшие далее туманные фразы, скорее
напоминавшие лозунги, о необходимости выравнивания, о срочности решения
всех проблем, связанных с перенаселенностью многих территорий земного
шара.
"Временная жестокость - цена вечного счастья", - так сказал тогда
Фиц-Моэм.
Уолтон хорошо запомнил тот день, когда Организация Объединенных Наций
в конце концов дала "добро" на создание Бюро Выравнивания Населенности.
Мир был буквально ошарашен этим решением. До сих пор перед глазами Роя
Уолтона мелькают вспышки "блицев" фотокамер, в ушах стоит стрекот пишущих
машинок тысяч репортеров, спешивших ошеломить население планеты, навсегда
запечатлелось в памяти то воодушевление, которое владело им в те,
казавшиеся тогда историческими часы вызванное сознанием понимание величия
и благородства стоящих перед ВЫНАСом задач...
А затем - шесть недель накопления ненависти. ВЫНАС не пришелся по
душе. Правда когда-то никто не восторгался тем, что раны обрабатывались
дезинфицирующими растворами, однако люди терпели.
Уолтон сокрушенно покачал головой. Он совершил серьезную ошибку,
спасая жизнь Филипу Приору. Но отставка - это совершенно неподходящее
средство для того, чтобы загладить свою вину.
Он снова сделал окно матовым и вернулся к письменному столу. Самое
время разобраться с накопившейся на нем почтой.
Первое из кипы письмо было написано от руки. Уолтон быстро пробежал
его глазами.
"Дорогой мистер Уолтон!
Пришли вчерась ваши люди и увели на погибель мою матушку. Она ничего
не сделала плохого за все семьдесят лет которые прожила тихо и мирно и я
хочу чтобы вы знали что я считаю ваших приспешников самыми гнусными
паразитами со времен Гитлера и Сталина и очень надеюсь что когда вы сами
станете больной и старый то придут за вами ваши же висельники и засунут
вас прямо в ту самую печку где вам давно уже надлежит гореть. Мерзавец -
вот кто вы и все ваши охламоны такие же мерзавцы.
Тьфу на вас. Чтоб вы сдохли".
Уолтон только пожал плечами и вскрыл следующее письмо. Оно было
напечатано четкими буквами диктопринтера на бумаге с изысканными водяными
знаками.
"Сэр!
Судя по сообщениям в газетах, число подвергаемых эвтаназии лиц с
каждым днем становится все больше и больше. Вы весьма преуспели в
избавлении мира от многих слабых братьев и сестер, потерявших способность
стойко переносить выпавшие на их долю трудности, от тех, которые, по
меткому выражению Дарвина, "не приспособлены к борьбе за существование".
Приношу свои чистосердечные поздравления, сэр, и выражаю полнейшую
удовлетворенность масштабами и благородными целями вашей смелой и столь
нелегкой в осуществлении программы. Ваше Бюро впервые в истории дает
человечеству реальный шанс создать ту самую "обетованную землю", ту
Утопию, что столь долгие годы была нашей надеждой и неосуществимой мечтой.
И еще я самым искренним образом надеюсь на то, что Ваше Бюро проявит
максимальную щепетильность в отношении выбора тех категорий людей, которых
следует пощадить. По-моему, и речи быть не может о сострадании к
миллиардам расплодившихся, как кролики, азиатов; численность их должна
быть снижена самым беспощадным образом, ибо именно их неконтролируемая
рождаемость поставила все человечество на грань катастрофы. То же самое
можно сказать и об европейцах, которые отказываются внять голосу разума. А
если уж говорить о наших домашних делах, то я умоляю снизить численность
евреев, католиков, коммунистов, антигершелитов и прочего вольнодумного
сброда, чтобы сделать родившийся заново мир чистым, светлым и..."
С трудом превозмогая тошноту, Уолтон отшвырнул письмо в сторону.
Подавляющая часть поступающей к нему корреспонденции из внешнего мира была
подобного рода: внешне все было очень благоразумно, рационально, но
пропитано крайним фанатизмом. Таким было и письмо одного весьма
образованного человека из Алабамы, очень встревоженного тем, что в
намерения ВЫНАСа не входит ликвидация различного рода второсортных
граждан. А вот священника из Мичигана беспокоило только то, что удается
избежать газовой камеры безбожникам-леворадикалам.
И, конечно же, было немало совсем иных писем - малограмотных посланий
от несчастных родителей или родственников с обвинениями ВЫНАСа в
бесчисленных преступлениях против человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56