И ведь найдёт, поганец…
Хагг тяжело вздохнул.
— Как понял? — спросил он, тут же понял всю нелепость вопроса и махнул рукой. Отвёл взгляд. — Впрочем, что я говорю… Почувствовал?
— Значит, угадал, — задумчиво проговорил Жуга. Побарабанил пальцами по столу, прошёлся пятернёй по волосам. — Да… Ну и времена настали…
Жуга не двигался, не нервничал, остался сидеть как сидел, спокойный, словно и не он только что сказал такое, от чего другой бы человек схватился за топор. Или за меч. «Это смотря какой человек», — опять как-то невпопад подумал Золтан. Если травник так насобачился работать колдовством, что к его жилищу без его же помощи не подойдёшь, ему и меч без надобности. Бровью поведёт — сожжёт на месте.
Он ещё раз глянул травнику в глаза и понял: не сожжёт.
И про себя он тоже понял: не убьёт.
По крайней мере, не сейчас.
— Говорить будем, — сказал Жуга. Мотнул кудлатой головой, осклабился и встал из-за стола. Взглянул на Хагга сверху вниз и коротко закончил:
— Долго говорить.
Внезапно из соседней комнаты раздался женский визг такой убойной силы, что Жуга слегка присел и рефлекторно принял боевую стойку. Плеснула вода, что-то грохнуло и зазвенело на полу, пар зашипел на каменке. Собеседники переглянулись: «Ошпарилась?», «Не похоже…», и наперегонки метнулись к двери.
Травник первый ухватился за дверную ручку, толкнул, одним ударом выломал притвор и еле успел пригнуться: девка встретила их новым визгом и целым водопадом горячей воды.
— Стой, дура, стой! А, ч-чёрт!..
Почти всё досталось Золтану; он на мгновение ослеп, сделал несколько шагов назад, ударился о стол и замер там, отфыркиваясь, как тюлень. Протёр глаза, схватил лежащий там же нож и встал наизготовку, но в комнате было тихо. Жуга успел перехватить девчонку на пороге, и та теперь тряслась, прижавшись к травнику, и прятала лицо. В суматохе Хагг не сразу осознал, что девка выскочила в комнату в чём мама родила.
Ну, разве что ещё — вся в мыле.
— Что стряслось? — спросил Хагг, настороженно разглядывая сумрак за её спиной.
Травник посмотрел на девушку и взглядом повторил его вопрос.
— Там… — девчонку передёрнуло. — Там под лавкой… змея!
Жуга шумно выдохнул. Провёл рукой по её мокрым волосам, мягко отстранился и шагнул к кровати. Сдёрнул одеяло, набросил девушке на плечи, запахнул и усадил её на лавку. Присел, как перед маленьким ребёнком, отвёл волосы с девичьего лица и заглянул ей в глаза.
— Сейчас зима, Кукушка, — мягко сказал он и повторил по складам: — Зима. Понимаешь? Все змеи спят. Если не веришь, я потом найду и покажу тебе пару штук, но здесь их нет.
— Но яв… яв…
— Успокойся.
— Я в-видела там, п-п… под лавкой…
— Всё хорошо, — с нажимом повторил Жуга. — Всё хорошо, Кукушка. успокойся. — Протянул ей полотенце. — Оботрись.
Ялка быстро закивала, помаленьку приходя в себя. Стрельнула в Золтана глазами, залилась багрянцем и стыдливо запахнула одеяло. Пока она стояла там безо всего, Золтан, несмотря на суматоху, разглядел её во всех подробностях. Девчонка была далеко не уродина, ладненькая, не впечатляла выдающимися формами, но и не была из тех, которых за глаза с усмешкой называют «плоскодонками»; как говорится, всё, было при ней.
Все те два дня, что Золтан был в гостях на старом руднике, Жуга держался замкнуто и неестественно спокойно, был неразговорчив и напоминал свой дом — полупустой, необжитой и неказистый, но крепкий и закрытый изнутри на все засовы. Золтан пару раз попытался вывести его из себя. Испытанный способ: Жуга, каким его знал Золтан прежде, непременно бы вспылил, а там, глядишь, и прояснилось бы чего. Но этот, нынешний, как вышел из себя, так и вошёл обратно. Нипочём не догадаешься, что у него на сердце, да на уме. Душа — как зашнурованный башмак.
И дёгтем смазан.
Не скрипит.
Только при общении с девчонкой травник позволял себе чуть-чуть расслабиться, и тогда сквозь маску напускного безразличия проглядывал прежний, давно знакомый Золтану Жуга — порывистый, как западный ветер, вспыльчивый, но вместе с тем ранимый, чуткий и какой-то бесшабашный.
Однако любовью здесь даже не пахло, уж в чём, в чём, а в этом Золтан был уверен. Девчонка говорила искренне, чуток врала, держалась нервно, но без женских штучек. Не друг и не подруга. И в дочери приёмные она как будто тоже не набивалась. Почему Жуга так с нею возится, оставалось загадкой. И всё, вроде, было ладно, и лишь на самой границе восприятия звенели, бились маленькие колокольчики тревоги.
Зачем она вообще пришла сюда?
Меж тем травник встал, расправил плечи, подошёл к порогу злополучной банной комнаты и наклонился, ухватившись за дверной косяк. Золтан отметил про себя, что травник даже сейчас стоял так, чтоб видеть сразу обе двери, и ни разу не повернулся спиной ни к одной из них. Он вгляделся в темноту под лавками, с минуту что-то там разглядывал, потом переменился в лице. На скулах его заходили желваки.
— М-мать… — сквозь зубы выругался он, порывисто шагнул во тьму и с грохотом захлопнул за собой расшатанную дверь.
В последний миг Золтану ещё как будто показалось, что Жуга засучивает рукава.
— Что ты знаешь о нём, девочка? — спросил негромко Хагг, когда за травником закрылась дверь. — Что знаешь ты об этом человеке?
Девчонка вздрогнула, посмотрела на дверь, потом на Золтана, потупилась, куснула губы и вдруг блеснула глазами из-под завесы мокрой чёлки. Выпрямилась (тот ещё характер…) и с вызовом вскинула голову.
— Ничего, — сказала она.
День катился к вечеру, такому же неприглядному и серому, каким был сам. Не осень, не зима, а так, не разбери-поймёшь. Вроде бы и снег лежит, и лужи подо льдом, и в то же время только ступишь — под ногою камни, глина, жухлая трава, всё проседает, липнет на ноги…
Беломордый ослик отца Себастьяна плёлся мерным шагом; погонять его было себе дороже — он вполне мог заартачиться и встать. Вровень с ним шла лошадь Киппера, следом месили дорожную грязь пятеро солдат. Усталость брала своё, уже никто никуда не спешил. Дождь собирался весь день, но так и не собрался, к вечеру похолодало, но и до снега дело не дошло.
Дорога вяло выписывала петли меж холмов и перелесков, словно неразборчивая длинная строка из мемуаров великана. Бесконечные каналы, мостики и озерца уже успели всем осточертеть, солдаты не ворчали только потому, что по всем приметам постоялый двор был уже где-то поблизости. Всякий раз, поднимаясь на очередной пологий холм, маленький отряд различал в вечернем небе жиденькие столбики дымков: деревня.
Так оно и оказалось.
Корчма сыскалась быстро — покосившаяся тёмная пирамидальная хоромина с серпом и молотком на вывеске. Была она пуста, почти без посетителей, лишь один высокий и бледный с лица паренёк сидел у камина, потягивал вино и морщился после каждого глотка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120