Завистники и злые люди говорили, что у Томаса есть волосатая лапа не то в магистрате, не то где-то в гильдии воров. Не могут же, в самом деле, у простого кабатчика дела идти так хорошо! Но Томас знай себе посмеивался, неотделимый от своих любимых кружек, стойки бара, шороха соломы на полу и пряных запахов еды, которыми всегда тянуло из-за занавески.
Он жил нормально, со своей такой же медленно стареющей и любящей женой, без всяких происшествий и интриг, платил налоги в городскую казну, и тихое простое счастье, казалось, наполняло этот дом от подвала и до чердака. Здесь даже крысы не водились. При взгляде на его лицо, спокойное, благожелательное, которое не портили даже многочисленные вздувшиеся шрамы, никто не догадывался, как тяжело ему даётся это спокойствие. Только близкие друзья и завсегдатаи-соседи знали, как он до сих пор, бывает, просыпается в кошмарах с криком по ночам, особенно когда на улице весна и ночью хлещет дождь.
Что странно, Томас при этом обожал кошек, даже чёрных, и никогда не считал их дурною приметой. У него у самого в трактире жили три штуки. «Чёрный кот, который перешёл тебе дорогу, — частенько говорил он, — значит только то, что он отправился по своим делам». И все посетители согласно кивали, даже если в душе были с ним не согласны.
А вот собак Томас боялся. До ужаса, до липкого слепого страха, до дрожи в глазах и до потных подмышек. И никто никогда не смеялся над этим. И не приходил сюда с собаками. Даже с самыми маленькими и безобидными шавками.
Но кошки — кошками, а в остальном трактирщик Томас был обыкновенным человеком. И как у всех обыкновенных людей, у него были свои, особые приметы, суеверия, в которые он верил вопреки здравому смыслу и наставленьям церкви. Нельзя ставить кружки на полки не протёртыми и донцем вниз. Стучи по дереву, чтоб отогнать беду, стучи три раза, ну а если ты перестучал, достукивай до девяти, чтоб было три раза по три. Нельзя переступать через лежащую приставную лестницу. Тринадцать — несчастливое число, а пятница — недобрый день. Нельзя загадывать на выбоины в мостовой. Нельзя убивать пауков. Нельзя доверять незнакомцам.
Нельзя открывать, когда ночью стучатся и не называют себя.
И поэтому мальчишка, который в этот день перешагнул порог «Двух башмаков» был для Томаса такой же верной приметой, как и все вышеперечисленные. Томас вздохнул и грустно усмехнулся. Одинокий мальчишка в трактире — жди неприятностей.
Мальчишка был вихраст, темноволос, растрёпан, как ворона, с коричневыми умными глазами и очень маленького роста. В оборванной одежде, в драных башмаках и в огромном, не по росту кожухе — грязновато-белёсом и наверняка ворованном. Снаружи было холодно и мерзко, хлопьями валил мокрущий снег, и с кожуха стекали капли. Паренёк постоял немного на пороге, привыкая к полумраку после снежной белизны снаружи, к столу не подошёл, и сразу же направился до стойки.
— Добрый день, — сказал он хрипло, глядя на кабатчика снизу вверх. — Вы — Томас?
Томас внутренне весь подобрался, ожидая скрытого подвоха.
— Энто я, — сказал он, тем не менее, со всем своим достоинством и кашлянул в кулак. — Чем могу служить, молодой человек?
— Я… Мне посоветовали, чтобы я пришёл сюда, — сказал мальчишка. — Мне сказали, что вы можете сказать… Что вы мне можете помочь найти вот этого человека.
Чуток помедлив, паренёк ещё раз огляделся, влез рукой за пазуху и зашуршал бумагой. Через миг на стойку лёг засаленный, протёршийся на сгибах влажный лист бумаги, сложенный вчетверо. На нём оказался набросок — какой-то портрет, нарисованный скупыми карандашными штрихами.
У Томаса свело дыханье: это лицо он узнал бы из тысячи.
— Откуда… — начал было он, но тут же спохватился и сурово сдвинул брови. — Странные вопросы вы мне задаёте, молодой человек. С чего вы взяли, будто я могу его знать?
— Но вы ведь знаете его? — В глазах мальчишки засветилась надежда. — Ведь правда — знаете?
— Допустим, да. И что?
— Он нужен мне, — с какой-то непонятной убеждённостью проговорил мальчишка. — Он… очень мне нужен.
— Для чего?
— Вам не понять, — он отвернулся и насупился. Трактирщик усмехнулся: гордый… Мальчик сгрёб листок со стойки и снова спрятал за пазуху. — Я не хочу об этом говорить. Я просто… уже очень долго его ищу.
Томас неожиданно для самого себя смягчился.
— Послушай, паренёк, — он перегнулся через стойку и взял его за плечо. Тот вздрогнул, но ладони его не стряхнул. — Я правда не знаю, где его искать. Ты тоже должен меня понять. Когда-то энтот человек спас мне жизнь. Наверное, тебе как раз об энтом рассказали, ведь так?
— Так, — мальчишка кивнул и посмотрел на шрамы Томаса со скрытым интересом.
— Ну, так вот, энто всё, — Томас распрямился и облокотился на стойку. — С тех пор он заходил ко мне в трактир пару раз пивка попить, но и только.
— И вы не знаете, как его отыскать? И передать ему ничего не сможете?
Томас почесал в затылке.
— Вообче, конечно, если он опять зайдёт, смогу, — немного нехотя признал он. — Но ведь я же не могу знать, когда он снова здесь появится! Так что — сам понимаешь… Вот.
Мальчишка кивнул и молча направился к выходу.
— Так что передать-то? — вдруг спросил его Томас. Тот замер. Обернулся на кабатчика.
— Ничего, — сказал он. — Скажите, что ему привет от трубочиста Гюнтера. И ещё скажите, что я сам его найду.
И он ушёл.
Ближе к середине дня пожаловал Бликса — костлявый и тощий лудильщик с Цветочной улицы. Бросил на пол свой огромный, громко звякнувший мешок, из которого во все стороны выпирали какие-то углы, расположился за столом и стал стучать в столешницу зажатой в кулаке монетой. Томас принёс ему пива, и тот ухмыльнулся.
— Хо, Т-томас! П-п-п… привет. Слыхал известия?
Бликса, как сорока, разносил по городу свежие слухи и сплетни. Обычно всё ему сходило с рук, но лет примерно семь тому назад он влип в историю, после которой начал сильно заикаться. Лудильщика Томас недолюбливал за кой-какие давние дела, да и беседовать с ним было затруднительно.
— Смотря какие, — уклончиво ответил он, угрюмо протирая кружку.
— На у… у… улице Луны сегодня ночью, — сообщил тот доверительно, трясясь и брызгая слюной. — Уделали двух типчиков, с-с… с-с… слыхал?
— Матерь Божья, — равнодушно отозвался тот. — Что, опять каких-нибудь пьяных менял?
— Да нет, г-г… грабителей уделали. П-профессионалов. Напали на какого-то, а он им навтыкал. Один скопытился, другой су-у… с у-ума сошёл.
— Ага. Ага, — кивнул два раза Томас, переваривая новость в голове. По правде говоря, мысли его были заняты в этот момент совершенно другим. — Как так? Когда? Ах, да… А говорят чего?
— А ничего не говорят.
Бликса шумно сдул на пол пивную пену, подмигнул трактирщику многозначительно и взглядом указал на дверь, а потом принялся за своё пиво, машинально придерживая ногою мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120