Словно очнувшись, Найл с
новой силой ощутил душную тесноту. Тем не менее, все это отступало на
второй план перед важностью только что услышанного.
Найл благодарно поклонился, смущенный тем, что шевельнуться можно
едва-едва.
- Благодарю тебя, мудрец. Эх, если б только можно было изложить твои
воспоминания на бумаге! Квизиб, очевидно, слегка растерялся.
- Ты имеешь в виду закорючки, означающие речь?
- Да.
- Но зачем это? Никакой речи нам не надо. Мы и без того друг друга
слышим.
- Это понятно. Но именно из-за вашего способа общения вы не ведете
летописей. Ни один паук в этом городе не знает ни о том, как строилась
Большая стена, ни о том, какая трагедия постигла войско Касиба Воителя в
Долине Мертвых. Неужели все это достойно забвения?
- Почему же. Память о том живет. Она в моем мозгу. Во мне для того и
поддерживают жизнь.
- А сам ты хочешь, чтобы в тебе ее поддерживали?
- Нет. - В односложном ответе чувствовалась неимоверная грусть. - Я
как избавления жду того дня, когда меня, наконец, оставят в царстве
небытия.
Найл не в силах был сдержать любопытство:
- А каково это - не быть?
- К сожалению, не могу припомнить. Едва я вхожу в этот мир, как
память о том, ином царстве пропадает, будто зыбкий сон после
пробуждения. Но уже по неохоте вступать в этот мир можно судить, что в
том царстве, должно быть, поистине прелестно.
- И что, тебе хочется остаться там навсегда?
- Даже очень, но я обещал пребывать в живых, чтобы моя память никогда
не затерялась.
- А вот если б твою память передать на письме, тебя бы можно было
освободить от обещания,
- Такое невозможно, - твердо, с убеждением сказал Квизиб.
- Действительно, всю тонкость и богатство твоих ощущений передать
трудно. Но можно было бы запечатлеть все сколь-нибудь существенные
события.- Чувствуя, что Квизиб собирается возразить, он торопливо
продолжал: - Ты послушай. Было время, когда у людей не было
письменности. Но у них была речь, и менестрели со сказителями, излагая
на свой лад истории великих дел, передавали их из поколения в поколение,
не давая памяти угаснуть. Затем была изобретена письменность, и
появилась возможность вести летописи. Отныне человек знал свою историю.
История человеческой цивилизации целиком хранится теперь в архивах Белой
башни.
Квизиб был явно под впечатлением.
- Наверное, это неимоверное множество слов.
- Да. Каждая страница содержит множество слов. А каждая библиотека
содержит множество книг. - Для большей ясности Найл сопровождал слова
мысленными образами.
Квизиб, казалось, был потрясен.
- Да это же поистине труд вечности. Найл, непривычный к выражению
абстрактных понятий, ощутил в душе нарастающее отчаяние.
- Ты не понимаешь. Вам, паукам, такая идея не по нраву, потому что на
первый взгляд кажется скучной. Вы живете настоящим, и считаете его таким
интересным, что до прошлого вам и дела нет. А это своего рода лень.- По
паучьим понятиям, Найл говорил ужасающе грубо, но так спешил
высказаться, что было не до этикета. - Люди тоже ленивы, но всегда есть
некоторые исключения. Поэтому среди них отыскивались немногие, кто вел
летописи, составлял атласы звездного неба, изучал законы геометрии - вся
та работа, что у большинства считается скукой. Вот так, постепенно, люди
построили огромные города и освоили планету, занимаясь тем, что у вас
считается скукой. Лишь упорно делая то, что считается рутиной, люди
перестают быть рабами и осваивают роль хозяев. - Говоря, он с отчаянием
чувствовал, что слова не доходят, и ни один паук не в силах понять, о
чем он. А закончив, с изумлением осознал, что пауки слушают буквально
затаив дыхание, и лишь тут понял, что страстная убежденность в голосе
невольно заставила их прислушиваться к его словам, словно к некоему
божественному откровению.
Воцарившаяся следом тишина дала понять, что они усвоили сказанное и
сосредоточенно размышляют над его значением. Наконец Квизиб сказал:
- Переложить мои воспоминания на человеческий язык ох как непросто.
- Не спорю. Но это легче, чем ты думаешь. В Белой башне есть
устройство, способное читать ум. Оно могло бы хранить содержимое твоей
памяти, и память никогда бы не затерялась.
- Смертоносец-Повелитель никогда бы этого не допустил.
- А его позволения и не требуется. Я правитель этого города. - Было
как-то неловко заявлять об этом вслух, но чувствовалось, что выбора нет.
- Мне решать, как быть.
Квизиб как бы перевел изумленный взор на Асмака.
- Это правда?
- Да, господин. Он посланец богини, а следовательно, правитель этого
города.
- И его воля превыше воли Смертоносца-Повелителя?
- Да, господин.
Квизиб справился со своим замешательством; иначе было бы бестактно. К
Найлу он обратился с нарочитой почтительностью, как к властительному
вельможе:
- Прошу простить, повелитель. Я не знал, кто вы. Найл мысленно
отозвался: дескать, ни к чему. Но в голосе Квизиба по-прежнему
чувствовалось беспокойство.
- Я торжественно присягнул не уходить в небытие...
- Властью, вверенной мне богиней, - перебил Найл, - я могу освободить
тебя от твоего обета.
Квизиб раздумывал в тишине. Когда снова заговорил, стало ясно, что он
пришел к решению.
- Тогда, видно, тебе по силам снять с меня обет молчания о разговоре,
что был у Мадига с Касибом Воителем.
- Так ты что, знал тайну? - удивленно спросил Найл.
- Смертоносец-Повелитель наконец разгласил ее в ночь великой бури,
когда мы с ним дожидались рассвета в Долине Мертвых. Катастрофа
подточила его силы, и он хотел излить кому-нибудь душу. Поскольку я был
единственным, кому он доверял тайну, я поклялся молчать. Но нет такой
тайны, которую нельзя разгласить посланцу богини.
У Найла гулко застучало сердце. Но он сдерживал волнение и стоял
молча, показывая, что не собирается неволить Квизиба.
Последовавший затем рассказ был изложен языком образов и ощущений.
Поскольку сам Квизиб не был непосредственным участником событий,
повествованию не хватало прежней четкости; но даже и этот, повторный,
пересказ - вначале от Мадига Смертоносцу-Повелителю, затем от Повелителя
Квизибу - был чарующе достоверным, ощущения словно передавались
напрямую.
Квизиб поведал, как на Мадига и его товарищей, спящих в неглубокой
лощине пустыни Канда, набросились в предрассветный час и оглушили
прежде, чем они успели опомниться и оказать сопротивление. Лиц
нападавших они не видели, поскольку пленникам сразу завязали глаза и
предупредили, что убьют любого, кто попытается снять повязку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
новой силой ощутил душную тесноту. Тем не менее, все это отступало на
второй план перед важностью только что услышанного.
Найл благодарно поклонился, смущенный тем, что шевельнуться можно
едва-едва.
- Благодарю тебя, мудрец. Эх, если б только можно было изложить твои
воспоминания на бумаге! Квизиб, очевидно, слегка растерялся.
- Ты имеешь в виду закорючки, означающие речь?
- Да.
- Но зачем это? Никакой речи нам не надо. Мы и без того друг друга
слышим.
- Это понятно. Но именно из-за вашего способа общения вы не ведете
летописей. Ни один паук в этом городе не знает ни о том, как строилась
Большая стена, ни о том, какая трагедия постигла войско Касиба Воителя в
Долине Мертвых. Неужели все это достойно забвения?
- Почему же. Память о том живет. Она в моем мозгу. Во мне для того и
поддерживают жизнь.
- А сам ты хочешь, чтобы в тебе ее поддерживали?
- Нет. - В односложном ответе чувствовалась неимоверная грусть. - Я
как избавления жду того дня, когда меня, наконец, оставят в царстве
небытия.
Найл не в силах был сдержать любопытство:
- А каково это - не быть?
- К сожалению, не могу припомнить. Едва я вхожу в этот мир, как
память о том, ином царстве пропадает, будто зыбкий сон после
пробуждения. Но уже по неохоте вступать в этот мир можно судить, что в
том царстве, должно быть, поистине прелестно.
- И что, тебе хочется остаться там навсегда?
- Даже очень, но я обещал пребывать в живых, чтобы моя память никогда
не затерялась.
- А вот если б твою память передать на письме, тебя бы можно было
освободить от обещания,
- Такое невозможно, - твердо, с убеждением сказал Квизиб.
- Действительно, всю тонкость и богатство твоих ощущений передать
трудно. Но можно было бы запечатлеть все сколь-нибудь существенные
события.- Чувствуя, что Квизиб собирается возразить, он торопливо
продолжал: - Ты послушай. Было время, когда у людей не было
письменности. Но у них была речь, и менестрели со сказителями, излагая
на свой лад истории великих дел, передавали их из поколения в поколение,
не давая памяти угаснуть. Затем была изобретена письменность, и
появилась возможность вести летописи. Отныне человек знал свою историю.
История человеческой цивилизации целиком хранится теперь в архивах Белой
башни.
Квизиб был явно под впечатлением.
- Наверное, это неимоверное множество слов.
- Да. Каждая страница содержит множество слов. А каждая библиотека
содержит множество книг. - Для большей ясности Найл сопровождал слова
мысленными образами.
Квизиб, казалось, был потрясен.
- Да это же поистине труд вечности. Найл, непривычный к выражению
абстрактных понятий, ощутил в душе нарастающее отчаяние.
- Ты не понимаешь. Вам, паукам, такая идея не по нраву, потому что на
первый взгляд кажется скучной. Вы живете настоящим, и считаете его таким
интересным, что до прошлого вам и дела нет. А это своего рода лень.- По
паучьим понятиям, Найл говорил ужасающе грубо, но так спешил
высказаться, что было не до этикета. - Люди тоже ленивы, но всегда есть
некоторые исключения. Поэтому среди них отыскивались немногие, кто вел
летописи, составлял атласы звездного неба, изучал законы геометрии - вся
та работа, что у большинства считается скукой. Вот так, постепенно, люди
построили огромные города и освоили планету, занимаясь тем, что у вас
считается скукой. Лишь упорно делая то, что считается рутиной, люди
перестают быть рабами и осваивают роль хозяев. - Говоря, он с отчаянием
чувствовал, что слова не доходят, и ни один паук не в силах понять, о
чем он. А закончив, с изумлением осознал, что пауки слушают буквально
затаив дыхание, и лишь тут понял, что страстная убежденность в голосе
невольно заставила их прислушиваться к его словам, словно к некоему
божественному откровению.
Воцарившаяся следом тишина дала понять, что они усвоили сказанное и
сосредоточенно размышляют над его значением. Наконец Квизиб сказал:
- Переложить мои воспоминания на человеческий язык ох как непросто.
- Не спорю. Но это легче, чем ты думаешь. В Белой башне есть
устройство, способное читать ум. Оно могло бы хранить содержимое твоей
памяти, и память никогда бы не затерялась.
- Смертоносец-Повелитель никогда бы этого не допустил.
- А его позволения и не требуется. Я правитель этого города. - Было
как-то неловко заявлять об этом вслух, но чувствовалось, что выбора нет.
- Мне решать, как быть.
Квизиб как бы перевел изумленный взор на Асмака.
- Это правда?
- Да, господин. Он посланец богини, а следовательно, правитель этого
города.
- И его воля превыше воли Смертоносца-Повелителя?
- Да, господин.
Квизиб справился со своим замешательством; иначе было бы бестактно. К
Найлу он обратился с нарочитой почтительностью, как к властительному
вельможе:
- Прошу простить, повелитель. Я не знал, кто вы. Найл мысленно
отозвался: дескать, ни к чему. Но в голосе Квизиба по-прежнему
чувствовалось беспокойство.
- Я торжественно присягнул не уходить в небытие...
- Властью, вверенной мне богиней, - перебил Найл, - я могу освободить
тебя от твоего обета.
Квизиб раздумывал в тишине. Когда снова заговорил, стало ясно, что он
пришел к решению.
- Тогда, видно, тебе по силам снять с меня обет молчания о разговоре,
что был у Мадига с Касибом Воителем.
- Так ты что, знал тайну? - удивленно спросил Найл.
- Смертоносец-Повелитель наконец разгласил ее в ночь великой бури,
когда мы с ним дожидались рассвета в Долине Мертвых. Катастрофа
подточила его силы, и он хотел излить кому-нибудь душу. Поскольку я был
единственным, кому он доверял тайну, я поклялся молчать. Но нет такой
тайны, которую нельзя разгласить посланцу богини.
У Найла гулко застучало сердце. Но он сдерживал волнение и стоял
молча, показывая, что не собирается неволить Квизиба.
Последовавший затем рассказ был изложен языком образов и ощущений.
Поскольку сам Квизиб не был непосредственным участником событий,
повествованию не хватало прежней четкости; но даже и этот, повторный,
пересказ - вначале от Мадига Смертоносцу-Повелителю, затем от Повелителя
Квизибу - был чарующе достоверным, ощущения словно передавались
напрямую.
Квизиб поведал, как на Мадига и его товарищей, спящих в неглубокой
лощине пустыни Канда, набросились в предрассветный час и оглушили
прежде, чем они успели опомниться и оказать сопротивление. Лиц
нападавших они не видели, поскольку пленникам сразу завязали глаза и
предупредили, что убьют любого, кто попытается снять повязку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52