Большинство мужчин в этом отношении похожи на
женщин, и внешнее обаяние так же много для них значит.
Очень рад, что ты получил алмазные пряжки в целости и
сохранности, я хочу только, чтобы они не сидели криво на твоих
башмаках и чтобы чулки их не закрывали. Мне было бы обидно,
если бы ты сделался отменным хлыщом, но, право же, лучше быть
хлыщом, нежели неряхой. Пусть даже человеку моих лет не
приходится ожидать никаких преимуществ от того, что он изящно
одет, если бы я себе позволил пренебрежительно отнестись к
своей одежде, я этим выказал бы неуважение к другим. Я уже
больше не одеваюсь изысканно, но я хочу, чтобы мое простое
платье хорошо на мне сидело и чтобы я выглядел в нем не хуже
других. По вечерам советую тебе бывать в обществе светских дам,
они заслуживают твоего внимания, и ты должен им его уделять. В
их обществе ты отшлифуешь свои манеры и привыкнешь быть
предупредительным и учтивым; эта привычка сослужит тебе службу
и тогда, когда ты окажешься среди мужчин.
Я с самого начала рассчитывал на то, что ты будешь
блистать как среди ученых, так и среди людей светских. В
отношении первого расчеты мои уже почти полностью оправдались,
и я убежден, что вскоре оправдаются окончательно. Что же
касается второго, то пока еще в твоей власти довести все до
совершенства, и, смею думать, ты это осуществишь, в противном
случае и первое очень мало тебе пригодится -- тем более что на
избранном тобой поприще уменье себя держать и манеры решают
едва ли не все; они должны быть достойными предвестниками твоих
достоинств, иначе и эти последние будут приняты очень холодно:
все люди судят о нас по нашей наружности и манерам и только
немногие -- по нашим душевным качествам.
М-р Харт пишет мне, что после болезни ты очень вырос; если
ты достиг пяти футов десяти дюймов или хотя бы девяти, у тебя
должна быть уже неплохая фигура, и если ты при этом будешь еще
хорошо одет и хорошо воспитан, то ты, может быть, понравишься
людям, а для мужчины это значительно более важно, чем принято
думать. Бэкон называет это рекомендательным письмом.
Мне хочется, чтобы ты был omnis homo, l'homme universel92.
Можно сказать, что никто из молодых людей никогда не был так
близок к этому, как ты, и если ты в течение только этого года
будешь уделять все свое внимание занятиям науками по утрам и
уменью себя держать, манерам, наружности и tournure93 по
вечерам, ты будешь таким человеком, каким я хочу тебя видеть и
каких можно встретить нечасто.
Письма наши идут долго, а порою и вовсе пропадают, поэтому
для большей надежности я иногда повторяюсь. Несмотря на то что
с последней почтой я подтвердил получение письма м-ра Карта от
8 сентября н. ст., я подтверждаю это сейчас вторично в письме к
тебе. Может быть, письмо это еще застанет тебя в Вероне, тогда
знай, я хочу, чтобы ты поскорее ехал в Неаполь, если только м-р
Харт не решит, что тебе больше смысла оставаться пока в Вероне
или в каком-нибудь другом городе по эту сторону Рима, перед тем
как ехать туда на юбилейные дни. Если же он так решит, то знай,
что я очень хочу, чтобы ты ехал прямо из Вероны в Рим, потому
что, чем больше ты проживешь в Риме, тем это будет лучше для
тебя, -- ты сможешь основательнее изучить язык,
достопримечательности этого города и общество. Единственно
почему я остановил свой выбор на Неаполе, это потому, что
климат его для тебя полезен, но если м-р Харт считает, что ты
уже настолько окреп, что климат сейчас большого значения не
имеет, он может направить тебя туда, куда найдет нужным, а,
насколько я могу судить, самое лучшее будет, если ты поедешь
прямо в Рим и останешься там как можно дольше. Думается, что ни
ты, ни я не могли бы найти для наших дел более подходящего
человека, чем м-р Харт, а в споре -- кто из двух непогрешимее:
он или папа, -- шансы, пожалуй, на его стороне. Кстати, насчет
папы: не забудь представиться ему, перед тем как уехать из
Рима, и проделать при этом весь необходимый церемониал, пусть
даже тебе придется целовать его туфлю или его ...., -- я бы,
например, никогда не стал лишать себя возможности сделать или
увидеть то, что мне хочется, отказавшись от установившегося
обычая. Будучи в католических странах, я неизменно преклонял
колена в церквах, когда возносили дары, да и в других местах,
когда мимо меня проходили с остией. Это всего-навсего дань
уважения местным обычаям и отнюдь не означает, что ты одобряешь
их доктрину, как думают иные глупые люди. Позы и телодвижения
-- вещи сами по себе настолько ничего не значащие, что я не
стал бы ни с кем из-за них пререкаться. М-ру Харту, правда, по
складу его характера совсем, может быть, не пристало отдавать
эту дань.
Письмо получилось очень длинное и, может быть, очень
скучное, но я настолько обеспокоен твоим воспитанием, особенно
в этот критический и знаменательный период твоей жизни, что
боюсь только что-нибудь пропустить и уж никак не боюсь
повторяться или слишком пространно говорить то, что может
принести тебе хотя бы самую незначительную пользу. Думай же и
ты о себе так, как думаю о тебе я, и все будет хорошо. Прощай,
мой дорогой.
XLIX
Лондон, 27 сентября ст. ст. 1749 г.
Милый мой мальчик,
Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью
вульгарности и заурядности, то это означает, что он дурно
воспитан и привык бывать в дурном обществе. Вульгарность эту
молодые люди приносят из школы или перенимают от слуг, с
которыми слишком много общаются. Когда они попадают в хорошее
общество, им приходится быть до чрезвычайности внимательными и
осмотрительными, если только они окончательно не освободятся от
прежних привычек. В противном случае хорошее общество захочет
освободиться от них само. Существует необычайно много разных
видов вульгарности, я не могу их все перечислить, но приведу
несколько примеров, которые позволят тебе самому догадаться обо
всем остальном.
Человек вульгарный придирчив и ревнив, он выходит из себя
по пустякам, которым придает слишком много значения. Ему
кажется, что его третируют, о чем бы люди ни разговаривали, он
убежден, что разговор идет непременно о нем; если
присутствующие над чем-то смеются, он уверен, что они смеются
над ним; он сердится, негодует, дерзит и попадает в неловкое
положение, выказывая то, что в его глазах является истинной
решительностью, и утверждая собственное достоинство. Человек
светский никогда не станет думать, что он -- единственный или
главный предмет внимания окружающих, что все только и делают,
что думают и говорят о нем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
женщин, и внешнее обаяние так же много для них значит.
Очень рад, что ты получил алмазные пряжки в целости и
сохранности, я хочу только, чтобы они не сидели криво на твоих
башмаках и чтобы чулки их не закрывали. Мне было бы обидно,
если бы ты сделался отменным хлыщом, но, право же, лучше быть
хлыщом, нежели неряхой. Пусть даже человеку моих лет не
приходится ожидать никаких преимуществ от того, что он изящно
одет, если бы я себе позволил пренебрежительно отнестись к
своей одежде, я этим выказал бы неуважение к другим. Я уже
больше не одеваюсь изысканно, но я хочу, чтобы мое простое
платье хорошо на мне сидело и чтобы я выглядел в нем не хуже
других. По вечерам советую тебе бывать в обществе светских дам,
они заслуживают твоего внимания, и ты должен им его уделять. В
их обществе ты отшлифуешь свои манеры и привыкнешь быть
предупредительным и учтивым; эта привычка сослужит тебе службу
и тогда, когда ты окажешься среди мужчин.
Я с самого начала рассчитывал на то, что ты будешь
блистать как среди ученых, так и среди людей светских. В
отношении первого расчеты мои уже почти полностью оправдались,
и я убежден, что вскоре оправдаются окончательно. Что же
касается второго, то пока еще в твоей власти довести все до
совершенства, и, смею думать, ты это осуществишь, в противном
случае и первое очень мало тебе пригодится -- тем более что на
избранном тобой поприще уменье себя держать и манеры решают
едва ли не все; они должны быть достойными предвестниками твоих
достоинств, иначе и эти последние будут приняты очень холодно:
все люди судят о нас по нашей наружности и манерам и только
немногие -- по нашим душевным качествам.
М-р Харт пишет мне, что после болезни ты очень вырос; если
ты достиг пяти футов десяти дюймов или хотя бы девяти, у тебя
должна быть уже неплохая фигура, и если ты при этом будешь еще
хорошо одет и хорошо воспитан, то ты, может быть, понравишься
людям, а для мужчины это значительно более важно, чем принято
думать. Бэкон называет это рекомендательным письмом.
Мне хочется, чтобы ты был omnis homo, l'homme universel92.
Можно сказать, что никто из молодых людей никогда не был так
близок к этому, как ты, и если ты в течение только этого года
будешь уделять все свое внимание занятиям науками по утрам и
уменью себя держать, манерам, наружности и tournure93 по
вечерам, ты будешь таким человеком, каким я хочу тебя видеть и
каких можно встретить нечасто.
Письма наши идут долго, а порою и вовсе пропадают, поэтому
для большей надежности я иногда повторяюсь. Несмотря на то что
с последней почтой я подтвердил получение письма м-ра Карта от
8 сентября н. ст., я подтверждаю это сейчас вторично в письме к
тебе. Может быть, письмо это еще застанет тебя в Вероне, тогда
знай, я хочу, чтобы ты поскорее ехал в Неаполь, если только м-р
Харт не решит, что тебе больше смысла оставаться пока в Вероне
или в каком-нибудь другом городе по эту сторону Рима, перед тем
как ехать туда на юбилейные дни. Если же он так решит, то знай,
что я очень хочу, чтобы ты ехал прямо из Вероны в Рим, потому
что, чем больше ты проживешь в Риме, тем это будет лучше для
тебя, -- ты сможешь основательнее изучить язык,
достопримечательности этого города и общество. Единственно
почему я остановил свой выбор на Неаполе, это потому, что
климат его для тебя полезен, но если м-р Харт считает, что ты
уже настолько окреп, что климат сейчас большого значения не
имеет, он может направить тебя туда, куда найдет нужным, а,
насколько я могу судить, самое лучшее будет, если ты поедешь
прямо в Рим и останешься там как можно дольше. Думается, что ни
ты, ни я не могли бы найти для наших дел более подходящего
человека, чем м-р Харт, а в споре -- кто из двух непогрешимее:
он или папа, -- шансы, пожалуй, на его стороне. Кстати, насчет
папы: не забудь представиться ему, перед тем как уехать из
Рима, и проделать при этом весь необходимый церемониал, пусть
даже тебе придется целовать его туфлю или его ...., -- я бы,
например, никогда не стал лишать себя возможности сделать или
увидеть то, что мне хочется, отказавшись от установившегося
обычая. Будучи в католических странах, я неизменно преклонял
колена в церквах, когда возносили дары, да и в других местах,
когда мимо меня проходили с остией. Это всего-навсего дань
уважения местным обычаям и отнюдь не означает, что ты одобряешь
их доктрину, как думают иные глупые люди. Позы и телодвижения
-- вещи сами по себе настолько ничего не значащие, что я не
стал бы ни с кем из-за них пререкаться. М-ру Харту, правда, по
складу его характера совсем, может быть, не пристало отдавать
эту дань.
Письмо получилось очень длинное и, может быть, очень
скучное, но я настолько обеспокоен твоим воспитанием, особенно
в этот критический и знаменательный период твоей жизни, что
боюсь только что-нибудь пропустить и уж никак не боюсь
повторяться или слишком пространно говорить то, что может
принести тебе хотя бы самую незначительную пользу. Думай же и
ты о себе так, как думаю о тебе я, и все будет хорошо. Прощай,
мой дорогой.
XLIX
Лондон, 27 сентября ст. ст. 1749 г.
Милый мой мальчик,
Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью
вульгарности и заурядности, то это означает, что он дурно
воспитан и привык бывать в дурном обществе. Вульгарность эту
молодые люди приносят из школы или перенимают от слуг, с
которыми слишком много общаются. Когда они попадают в хорошее
общество, им приходится быть до чрезвычайности внимательными и
осмотрительными, если только они окончательно не освободятся от
прежних привычек. В противном случае хорошее общество захочет
освободиться от них само. Существует необычайно много разных
видов вульгарности, я не могу их все перечислить, но приведу
несколько примеров, которые позволят тебе самому догадаться обо
всем остальном.
Человек вульгарный придирчив и ревнив, он выходит из себя
по пустякам, которым придает слишком много значения. Ему
кажется, что его третируют, о чем бы люди ни разговаривали, он
убежден, что разговор идет непременно о нем; если
присутствующие над чем-то смеются, он уверен, что они смеются
над ним; он сердится, негодует, дерзит и попадает в неловкое
положение, выказывая то, что в его глазах является истинной
решительностью, и утверждая собственное достоинство. Человек
светский никогда не станет думать, что он -- единственный или
главный предмет внимания окружающих, что все только и делают,
что думают и говорят о нем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106