Во Францию бежал также, после
избрания английским королем курфюрста Ганноверского, виконт
Генри Сент-Джон Болингброк, игравший значительную роль при
королеве Анне; он примкнул к претенденту и вместе с ним
вынашивал планы восстания в Шотландии. Однако эти планы не
претворились в жизнь: осенью 1715 года умер Людовик XIV, а его
преемник, Филипп Орлеанский, не склонен был оказать поддержку
отрядам претендента, вторжение которого в Шотландию хотя и было
осуществлено, но потерпело полную неудачу (1716). Ко всем этим
событиям Стенхоп присматривался с особой внимательностью, так
как они близко касались и его семьи, и его самого. "Прошло
слишком мало времени с тех пор, как я уехал из Англии, чтобы я
мог желать возвратиться туда во что бы то ни стало", -- писал
он Жуно в декабре 1714 года, сожалея, впрочем, что не мог
присутствовать при появлении в Англии нового короля, прибывшего
туда из Ганновера в сентябре. Но Стенхопу, воспитанному
французским протестантом в духе, враждебном католицизму, уже в
то время внушали опасения замыслы претендента, "папистские"
склонности которого были традиционными и широко известными.
Более того, Честерфилд искренне считал смерть королевы Анны
"величайшим благом для Англии", когда узнал, "как далеко при
ней продвинулись дела в пользу претендента и папизма". "Живи
она еще три месяца, -- писал Стенхоп о покойной королеве в том
же письме к Жуно, -- она несомненно ввела бы в Англии свою
религию и оставила бы своим наследником, в качестве будущего
короля, ублюдка, столь же глупого, как она сама, и влекомого за
ней бандой мерзавцев". Как видим, юный Стенхоп имел достаточно
оснований считать себя сторонником нового короля, еще до тсто
как он получил первую придворную должность, -- ее выхлопотал
для него его отец, ставший одним из тех вигов, которых
приблизил к себе Георг I. Вернувшись в Англию, Стенхоп был
представлен королю и назначен одним из "постельничих"
(gentleman of Bedchamber) принца Уэльского, -- будущего Георга
II; вскоре (1715) он был избран в палату общин парламента,
благодаря тем же придворным связям еще до совершеннолетия, что
было, кстати сказать, противозаконным, -- от некоего маленького
местечка в захолустном Корнуэлле. Его жизнь придворного
началась, и он стал приглядываться к тому, что его окружало.
Если Стенхоп когда-либо и питал симпатии к немецкому
курфюрсту, ставшему английским королем, то теперь,
познакомившись с ним ближе, он потерял их безвозвратно. Георг I
воссел на английском престоле, когда ему исполнилось пятьдесят
три года; ему уже поздно было учиться чему-либо и менять свои
привычки мелкопоместного немецкого курфюрста, каким он и
остался до самой смерти; оплакивая свой родной Ган-новер как
потерянный рай. Нравы и обычаи англичан были ему совершенно
чужды; он не знал ни одного английского слова: английское
законодательство, политическое устройство, парламентская
система были для него недоступной и непостижимой тайной,
которую он даже не пытался себе уяснить; кроме того, он
отличался совершенным невежеством: о литературе, искусстве,
театре он не имел никакого понятия и презирал их, как мог
презирать их немецкий солдат его поры. воспитанный в казарме
или н'а конюшне. Он привез с собою многочисленную немецкую
свиту -- камергеров, секретарей, слуг, арапов, взятых в плен во
время войн с турками; он даже поселил рядом с собою вывезенных
им из Ганновера обеих старых и безобразных своих фавориток --
фрау фон Кильманнсегге. ставшую в Англии графиней Дарлингтон, и
графиню фон Шуленбург, превратившуюся в герцогиню Кендал. В.
Теккерей, тщательно изучавший мемуары этой эпохи и воссоздавший
ее в своей книге "Четыре Георга", приводит немало
анекдотических сведений и придворных сплетен о нравах
Сент-Джемского дворца; Георг I и обе его старые любовницы
показались ему фатально похожими на знаменитого героя "Оперы
нищих" (1728) Джона Гея -- капитана Макхита и обеих его подруг
-- Полли и Люси, а свое общее впечатление от знакомства с
историческими источниками этой поры Теккерей выразил следующим
образом: "Не подлежит сомнению, что король, избранный
англичанами, прибывший с ним из Ган-новера штат придворных и
устроившие ему торжественную встречу английские вельможи, ко
многим из которых этот хитрый старый циник повернулся спиной,
представляли в совокупности весьма забавную сатирическую
картину".
За сто лет до Теккерея эту картину набросал Честерфилд,
наблюдавший ее в юности собственными глазами и увидевший многое
из того, что стало явным лишь последующим поколениям его
соотечественников. Так, злая и откровенная характеристика
Георга I, оставленная в рукописи Честерфилдом, отличается еще
большей сатирической меткостью, чем колоритный портрет короля,
изображенный пером Теккерея. Честерфилд писал: "Георг I был
честным, тупым немецким дворянином; он и не хотел, и не мог
играть роль короля, которая заключается в том, чтобы блистать и
угнетать. Он был ленив и бездеятелен во всем, вплоть до
удовольствий, которые поэтому сводились к самой грубой
чувственности... Даже его любовница, герцогиня Кендал, с
которой он проводил большую часть времени и которая имела на
него большое влияние, была сущей дурой. Его взгляды и
пристрастия были ограничены узкими пределами курфюршества:
Англия была для него слишком велика". Не менее выразителен был
начертанный Честерфилдом портрет Георга II, в свите которого
находился он сам, в то время как этот король, во многом
походивший на своего отца, был еще принцем Уэльским. "Я, --
вспоминал Честерфилд, -- бывал с ним, как мог быть и с любым
другим англичанином, попеременно то в хороших, то в плохих
отношениях". После одной из таких размолвок, осложненной тем,
что она совпала с неудачей первой речи (Maiden speech)
Честерфилда, произнесенной им в палате общин. -- слишком
пылкой, откровенной и смелой для несовершеннолетнего
парламентария, -- Стенхоп уехал в Париж и оставался там около
двух лет. Возможно, что одной из причин столь продолжительной
отлучки его из Англии были крайне усилившиеся к этому времени
стычки между королем и наследным принцем и явное нежелание
Стенхопа принимать непосредственное участие в становившихся
слишком опасными придворных распрях и интригах.
Пребывание в Париже открыло новый период в жизни
Честерфилда и оставило в ней глубокие, никогда не изгладившиеся
следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
избрания английским королем курфюрста Ганноверского, виконт
Генри Сент-Джон Болингброк, игравший значительную роль при
королеве Анне; он примкнул к претенденту и вместе с ним
вынашивал планы восстания в Шотландии. Однако эти планы не
претворились в жизнь: осенью 1715 года умер Людовик XIV, а его
преемник, Филипп Орлеанский, не склонен был оказать поддержку
отрядам претендента, вторжение которого в Шотландию хотя и было
осуществлено, но потерпело полную неудачу (1716). Ко всем этим
событиям Стенхоп присматривался с особой внимательностью, так
как они близко касались и его семьи, и его самого. "Прошло
слишком мало времени с тех пор, как я уехал из Англии, чтобы я
мог желать возвратиться туда во что бы то ни стало", -- писал
он Жуно в декабре 1714 года, сожалея, впрочем, что не мог
присутствовать при появлении в Англии нового короля, прибывшего
туда из Ганновера в сентябре. Но Стенхопу, воспитанному
французским протестантом в духе, враждебном католицизму, уже в
то время внушали опасения замыслы претендента, "папистские"
склонности которого были традиционными и широко известными.
Более того, Честерфилд искренне считал смерть королевы Анны
"величайшим благом для Англии", когда узнал, "как далеко при
ней продвинулись дела в пользу претендента и папизма". "Живи
она еще три месяца, -- писал Стенхоп о покойной королеве в том
же письме к Жуно, -- она несомненно ввела бы в Англии свою
религию и оставила бы своим наследником, в качестве будущего
короля, ублюдка, столь же глупого, как она сама, и влекомого за
ней бандой мерзавцев". Как видим, юный Стенхоп имел достаточно
оснований считать себя сторонником нового короля, еще до тсто
как он получил первую придворную должность, -- ее выхлопотал
для него его отец, ставший одним из тех вигов, которых
приблизил к себе Георг I. Вернувшись в Англию, Стенхоп был
представлен королю и назначен одним из "постельничих"
(gentleman of Bedchamber) принца Уэльского, -- будущего Георга
II; вскоре (1715) он был избран в палату общин парламента,
благодаря тем же придворным связям еще до совершеннолетия, что
было, кстати сказать, противозаконным, -- от некоего маленького
местечка в захолустном Корнуэлле. Его жизнь придворного
началась, и он стал приглядываться к тому, что его окружало.
Если Стенхоп когда-либо и питал симпатии к немецкому
курфюрсту, ставшему английским королем, то теперь,
познакомившись с ним ближе, он потерял их безвозвратно. Георг I
воссел на английском престоле, когда ему исполнилось пятьдесят
три года; ему уже поздно было учиться чему-либо и менять свои
привычки мелкопоместного немецкого курфюрста, каким он и
остался до самой смерти; оплакивая свой родной Ган-новер как
потерянный рай. Нравы и обычаи англичан были ему совершенно
чужды; он не знал ни одного английского слова: английское
законодательство, политическое устройство, парламентская
система были для него недоступной и непостижимой тайной,
которую он даже не пытался себе уяснить; кроме того, он
отличался совершенным невежеством: о литературе, искусстве,
театре он не имел никакого понятия и презирал их, как мог
презирать их немецкий солдат его поры. воспитанный в казарме
или н'а конюшне. Он привез с собою многочисленную немецкую
свиту -- камергеров, секретарей, слуг, арапов, взятых в плен во
время войн с турками; он даже поселил рядом с собою вывезенных
им из Ганновера обеих старых и безобразных своих фавориток --
фрау фон Кильманнсегге. ставшую в Англии графиней Дарлингтон, и
графиню фон Шуленбург, превратившуюся в герцогиню Кендал. В.
Теккерей, тщательно изучавший мемуары этой эпохи и воссоздавший
ее в своей книге "Четыре Георга", приводит немало
анекдотических сведений и придворных сплетен о нравах
Сент-Джемского дворца; Георг I и обе его старые любовницы
показались ему фатально похожими на знаменитого героя "Оперы
нищих" (1728) Джона Гея -- капитана Макхита и обеих его подруг
-- Полли и Люси, а свое общее впечатление от знакомства с
историческими источниками этой поры Теккерей выразил следующим
образом: "Не подлежит сомнению, что король, избранный
англичанами, прибывший с ним из Ган-новера штат придворных и
устроившие ему торжественную встречу английские вельможи, ко
многим из которых этот хитрый старый циник повернулся спиной,
представляли в совокупности весьма забавную сатирическую
картину".
За сто лет до Теккерея эту картину набросал Честерфилд,
наблюдавший ее в юности собственными глазами и увидевший многое
из того, что стало явным лишь последующим поколениям его
соотечественников. Так, злая и откровенная характеристика
Георга I, оставленная в рукописи Честерфилдом, отличается еще
большей сатирической меткостью, чем колоритный портрет короля,
изображенный пером Теккерея. Честерфилд писал: "Георг I был
честным, тупым немецким дворянином; он и не хотел, и не мог
играть роль короля, которая заключается в том, чтобы блистать и
угнетать. Он был ленив и бездеятелен во всем, вплоть до
удовольствий, которые поэтому сводились к самой грубой
чувственности... Даже его любовница, герцогиня Кендал, с
которой он проводил большую часть времени и которая имела на
него большое влияние, была сущей дурой. Его взгляды и
пристрастия были ограничены узкими пределами курфюршества:
Англия была для него слишком велика". Не менее выразителен был
начертанный Честерфилдом портрет Георга II, в свите которого
находился он сам, в то время как этот король, во многом
походивший на своего отца, был еще принцем Уэльским. "Я, --
вспоминал Честерфилд, -- бывал с ним, как мог быть и с любым
другим англичанином, попеременно то в хороших, то в плохих
отношениях". После одной из таких размолвок, осложненной тем,
что она совпала с неудачей первой речи (Maiden speech)
Честерфилда, произнесенной им в палате общин. -- слишком
пылкой, откровенной и смелой для несовершеннолетнего
парламентария, -- Стенхоп уехал в Париж и оставался там около
двух лет. Возможно, что одной из причин столь продолжительной
отлучки его из Англии были крайне усилившиеся к этому времени
стычки между королем и наследным принцем и явное нежелание
Стенхопа принимать непосредственное участие в становившихся
слишком опасными придворных распрях и интригах.
Пребывание в Париже открыло новый период в жизни
Честерфилда и оставило в ней глубокие, никогда не изгладившиеся
следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106