Когда я говорю о соблюдении видимости религии, я вовсе не хочу,
чтобы ты говорил или поступал подобно миссионеру или энтузиасту
или чтобы ты разражался ответными речами против каждого, кто
нападает на твоих единоверцев; это было бы и бесполезно, и
неприлично для такого молодого человека, как ты: но я считаю,
что ты ни в коем случае не должен одобрять, поощрять или
приветствовать вольнодумные суждения, которые направлены против
религий и вместе с тем сделались избитыми предметами разговора
разных недоумков и легковесных философов. Даже тем. кто по
глупости своей смеется над их шутками, все же хватает ума,
чтобы относиться к ним с недоверием и не любить их: ибо, даже
если считать, что нравственные достоинства человека есть нечто
высшее, а религия -- нечто низшее, приходится все же допустить
мысль, что религия есть некая дополнительная опора -- во всяком
случае для добродетели, -- а человек благоразумный непременно
предпочтет иметь две опоры, нежели одну.
Поэтому всякий раз, когда тебе случится быть в обществе
этих мнимых esprits forts105 или безголовых повес, которые
насмехаются над всякой религией, для того чтобы выказать свое
остроумие, или отрекаются от нее, чтобы еще глубже погрязнуть в
распутстве, -- ни одним словом своим, ни одним взглядом не дай
им почувствовать, что ты хоть сколько-нибудь их одобряешь;
напротив, молчанием своим и серьезным видом покажи им свою
неприязнь, но не углубляйся в этот предмет и не пускайся в
столь бесполезные и непристойные споры. Помни твердо: стоит
только сложиться мнению, что такой-то -- безбожник, как к
человеку этому начинают относиться хуже и перестают ему
доверять, какими бы пышными и громкими именами он ни
прикрывался, называя себя esprit fort, вольнодумцем или же
моралистом, и всякий мудрый атеист (если такие вообще бывают) в
своих собственных интересах и для поддержания своей репутации
на этом свете постарался бы сделать вид, что все же во что-то
верит.
Нравственность твоя должна быть не только незапятнанной,
но, как у жены Цезаря, вне подозрений. Малейшее пятнышко или
изъян на ней ведут к погибели. Ничто так не унижает и не
чернит, ибо, допустив их, ты возбуждаешь к себе не только
отвращение, но и презрение. Есть, однако, на свете негодяи,
настолько растленные, что стараются подорвать все представления
о добре и зле; они утверждают, что эти представления различны в
разных местах и целиком зависят от укоренившихся в иных странах
обычаев и привычек; бывают, правда, если только это вообще
возможно, и еще более безответственные подлецы: я говорю о тех,
кто с притворным рвением проповедует и распространяет нелепые и
нечестивые взгляды, а сам ни в какой степени их не разделяет.
Это треклятые лицемеры. Старайся всячески избегать подобного
рода людей, ибо общение с ними бросает на человека тень и легко
может опозорить всякого. Но коль скоро ты ненароком можешь
очутиться в такой компании, ни в коем случае не показывай им,
-- даже когда ты охвачен порывом учтивости или добродушия или
разгорячен веселой пирушкой, -- что ты хотя бы снисходишь к
этим постыдным взглядам, не говоря уже о том, что одобряешь их
или им рукоплещешь. Вместе с тем не оспаривай их и не заводи
серьезных разговоров по поводу столь низких вещей; достаточно
того, что ты скажешь этим апостолам, что убежден в
несерьезности того, что они говорят, что мнение твое о них
гораздо лучше того, которое они себе создают, и что ты уверен,
что сами они никогда не станут исполнять то, что сейчас
проповедуют. Вместе с тем запомни этих людей и до конца жизни
их избегай.
Самое драгоценное для тебя -- это твое доброе имя, и
чистоту его ты должен беречь как зеницу ока. Стоит людям только
заподозрить тебя в несправедливости, злонамеренности,
вероломстве, лжи и т. п., как никакие таланты и никакие знания
не помогут тебе добиться их благоволения, уважения или дружбы.
По странному стечению обстоятельств случалось порой, что очень
худой человек бывал назначен вдруг на высокий пост. И что же,
высокий пост этот становился для него позорным столбом, к
которому привязывают преступника: личность его и преступления
делались тем самым еще более явными, и их больше начинали
ненавидеть, забрасывать грязью и всячески поносить. Если уж,
вообще говоря, в каких-то случаях и можно бывает простить
выставление на показ себя и своих достоинств, так это там, где
речь идет о нравственных качествах, хоть я бы все равно не
посоветовал тебе с фарисейской пышностью утверждать собственную
добродетель. Вместо этого я рекомендую тебе с самым пристальным
вниманием отнестись к своему нравственному облику и всемерно
стараться не говорить и не делать ничего, что даже в малейшей
степени может его запятнать. Покажи себя во всех случаях
защитником, другом добродетели, но остерегайся всякого
хвастовства. Полковник Чартез, о котором ты, разумеется, слышал
(а это был самый отъявленный мошенник на свете и преступлениями
своими умудрился скопить несметные богатства), отлично понимал,
сколь невыгодно человеку иметь плохую репутацию, и однажды мне
довелось слышать, как со свойственной ему бесстыдной
развязностью он сказал, что, хоть он и гроша ломаного не дал бы
за добродетель, за доброе имя он не пожалел бы и десяти тысяч
фунтов, -- ведь, имея его, он приобретет и сто тысяч, а теперь
вот репутация его настолько подмочена, что он уже не будет
иметь возможности никого обмануть. Так неужели же человек
порядочный может пренебречь тем, что умный плут готов купить
такой дорогой ценой?
Среди упомянутых мною пороков есть один, которому
значительно расширенное и улучшенное.
высоконравственные, из-за неправильных представлении о
ловкости, изворотливости и уменья себя защитить. Это ложь. Она
очень распространена, несмотря на то что ей неизменно
сопутствует больше низости и нравственного урона, чем любому
другому пороку. Благоразумие и необходимость часто скрывать
правду незаметно вводят людей в соблазн ее искажать. Это
единственное, в чем преуспевают посредственности и единственное
прибежище людей подлых. Скрыть правду там, где это нужно, -- и
благоразумно, и непредосудительно, тогда как солгать -- в любом
случае -- и низко, и глупо. Приведу тебе пример, относящийся к
области, которой ты себя посвятил. Представь себе, что ты
находишься при каком-нибудь иностранном дворе и министр этого
двора окажется настолько бестактен или глуп, что спросит тебя,
какие указания ты получил от своего правительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106