-- Да-да, посмотри на свое произведение, мама-свинья!
Подойди сюда! -- захихикал бес.
Крис изо всех сил пыталась не смотреть на Регану, не
слушать ее, пока Каррас потуже привязывал руки девочки.
-- Посмотри на эту блевотину! -- взревел бес. -- Ты
довольна? Это все из-за тебя! Да! Это все из-за того, что
карьера тебе важнее всего на свете, важнее мужа, важнее дочери,
важнее...
Каррас оглянулся. Крис не шевелилась.
-- Давайте же! -- приказал он. -- Не слушайте! Давайте!
-- ...твой развод! Иди к священникам! Но они тебе не
помогут! -- У Крис затряслись руки. -- Она сошла с ума! Она
сошла с ума! Поросенок спятил! Это ты довела ее до сумасшествия
и до убийства, и...
-- Я не могу. -- Лицо у Крис исказилось. Посмотрев на
трясущийся шприц, она покачала головой. -- Я не могу делать
укол!
Каррас выхватил у нее шприц:
-- Ладно, протрите руку! Протирайте! Вот здесь,-- твердо
приказал он.
Бес дернулся и, сверкая глазами от ярости, повернулся к
нему.
-- Кстати, и о тебе, Каррас!
Крис прижала тампон к руке и протерла нужное место.
-- А теперь уходите! -- решительно приказал Каррас, вонзая
иглу в тело. Крис вышла.
-- Да, уж мы-то знаем, как ты заботишься о матерях,
дорогой Каррас! -- закричал бес. Иезуит отступил и некоторое
время не мог шевельнуться. Потом вынул иглу и посмотрел на
закатившиеся глаза. Из горла Реганы доносилось тихое, медленное
пение, похожее на голос мальчика из церковного хора: -- Tantum
ergo sacramentum veneremur cernui...
Это был католический гимн. Каррас стоял как вкопанный,
пока продолжалось жуткое, леденящее кровь пение. Он поднял
глаза и увидел Мэррина с полотенцем в руках. Аккуратно и очень
осторожно он вытер рвоту с шеи и лица Реганы.
-- ...et antiguum documentum...
Пение продолжалось.
Чей же это голос? И эти обрывки: Дэннингс, окно...
Каррас не заметил, как вернулась Шарон и взяла полотенце
из рук Мэррина.
-- Я закончу, святой отец,-- сказала она. -- Уже все
прошло. Перед компазином я бы хотела переодеть ее и немного
привести в порядок. Можно? Вы не могли бы на минуточку выйти?
Священники вышли в теплый полутемный зал и устало
прислонились к стене.
Каррас все еще прислушивался к страшному приглушенному
пению, раздававшемуся из комнаты. Через несколько секунд он
обратился к Мэррину.
-- Вы говорили... вы говорили мне, что в ней только
одна... новая личность.
-- Да.
Они разговаривали, опустив головы, будто на исповеди.
-- А все остальное -- только формы приступов. Да, здесь
всего... всего один бес. Я знаю, что вы сомневаетесь. Видите
ли, этот бес... В общем, я один раз уже встречался с ним. Он
очень могучий, очень.
Они снова помолчали, потом заговорил Каррас:
-- Говорят, что бес.. появляется помимо желания жертвы.
-- Да, это так... это так. Он может появиться и там, где
нет греха.
-- Тогда какова цель одержимости? -- спросил Каррас,
хмурясь. -- Отчего это происходит?
-- Кто знает,-- ответил Мэррин, задумался на секунду,
потом продолжил: -- Мне, однако, кажется, что цель беса -- не
сама жертва, а другие люди, мы... те, кто видит все это, кто
живет здесь. И я думаю, я уверен -- он хочет, чтобы мы
отчаялись, потеряли человеческий облик и сами стали зверьми,
подлыми, разложившимися личностями, забывшими о человеческом
достоинстве. В этом, видимо, и весь секрет -- дьяволу нужно,
чтобы мы сами считали себя недостойными. Я думаю, что вера в
Бога не зависит от разума, а от нашей любви, от того, считаем
ли мы, что Бог любит нас...
Мэррин помолчал, а потом заговорил медленней, как бы
вспоминая о чем-то:
-- Он знает... бес знает, куда бить. Тогда, давно, я даже
отчаялся любить ближнего своего. Некоторые люди... отталкивали
меня. Это меня мучило, Дэмьен, и привело к тому, что я
разочаровался в себе, после чего мог легко разочароваться и в
своем Боге. Моя вера была расшатана.
Каррас с интересом посмотрел на Мэррина.
-- И что же произошло потом? -- спросил он.
-- ...В конце концов я понял: Бог никогда не потребует от
меня того, что невозможно с точки зрения психологии, что
любовь, которая нужна ему, находится во мне, она в моих силах и
совсем непохожа на обычные эмоциональные чувства. Совсем
непохожа! Ему нужно было только, чтобы я делал все с любовью,
делал даже для тех, кто отталкивает меня,-- а ведь это требует
от нас большой любви. -- Он покачал головой. -- Конечно, все
ясно и так, сейчас я понимаю, Дэмьен. Но тогда не понимал.
Странная слепота. Как много мужей и жен считают, что их любовь
прошла, потому что сердца их больше не бьются в восторге при
виде возлюбленного! Боже! -- Он снова покачал головой. -- Вот
здесь-то и лежит ответ, Дэмьен... Одержимость. Не в войнах
суть, как считают многие, и даже не в таких случаях, как
этот... Эта девочка... бедный ребенок. Нет, главное в мелочах,
Дэмьен... в бесчувственном, мелочном непонимании. Ну, ладно.
Ведь и сатана не нужен, чтобы началась война. Для этого
достаточно нас самих... нас самих.
Из спальни все еще доносилось ритмичное пение. Мэррин
взглянул на дверь и прислушался:
-- А ведь даже от зла может исходить добро. Конечно, в
каком-то смысле, который мы не можем ни понять, ни увидеть. --
Мэррин помолчал. -- Возможно, что зло -- это суровое испытание
добра,-- задумчиво продолжал он. -- И, возможно, даже Сатана,
сам Сатана, не желая этого, делает что-то такое, что потом
служит во благо добру.
-- А если бес будет изгнан,-- спросил Каррас,-- какая
гарантия, что он больше не вернется назад?
-- Я не знаю,-- ответил Мэррин,-- не знаю. Но такого не
случалось никогда. -- Он приложил руку к лицу. -- Дэмьен. Какое
красивое имя.
Каррас почувствовал смертельную усталось в его голосе. И
что-то еще. Какое-то усилие, которым он пытался подавить боль.
Неожиданно Мэррин шагнул вперед, извинился и, закрыв лицо
руками, поспешил вниз, в ванную. Каррас же почувствовал
откровенную зависть к сильной и искренней вере иезуита. Пение
прекратилось. Чем же кончится эта ночь? Он глубоко вздохнул и
вернулся в спальню. Регана заснула. "Наконец-то! -- подумал
Каррас. -- И наконец-то можно отдохнуть".
Он нагнулся, взял ее худую руку и начал следить за
секундной стрелкой часов.
-- Почему ты так со мной поступил, Димми?
Дэмьен застыл от ужаса.
-- Почему?
Каррас не мог сдвинуться с места, у него перехватило
дыхание. Существо смотрело на него таким одиноким и обвиняющим
взглядом. Глаза его матери. Его матери!
-- Ты бросил меня, чтобы стать священником, Димми, ты
думал, мне будет легче...
Не смотри!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71