Как-то раз Адам оделся, чтобы пойти купить что-нибудь поесть. Когда его ботинки простучали по лестнице, я завернулась в одеяло, подошла к окну и стала смотреть, как он пересекает улицу, обегая машины, и направляется к рынку на Бервик-стрит. После того как он скрылся из виду, я стала рассматривать других людей, которые шли по улице, куда-то спешили или неспешно брели, заглядывая в окна. Как они могут жить без страсти, которую чувствую я? Как они могут думать, что важно добраться на работу, спланировать отпуск или что-то купить, когда значение в жизни имеет только то, что чувствую я?
Все в моей жизни, что находилось за стенами этой комнаты в Сохо, казалось малозначительным. Работа была шарадой, которую я загадывала коллегам. Я была живым воплощением амбициозного администратора. Я по-прежнему помнила о друзьях, просто мне не хотелось их видеть. Собственный дом казался офисом или прачечной, где я появлялась время от времени, чтобы выполнить свои обязанности. И Джейк. Джейк. С этим обстояло неважно. Я ощущала себя человеком, который едет на потерявшем управление поезде. Где-то впереди, через милю или через пять тысяч миль, находится конечная станция, но на какое-то время все, что я чувствовала, сосредоточилось в самом процессе лихорадочной гонки. Адам появился из-за угла. Он посмотрел на окно и увидел меня. Он не улыбнулся и не помахал рукой, но ускорил шаги. Я была его магнитом, его собственностью.
* * *
Когда мы закончили есть, я слизнула с его пальцев мякоть помидора.
- Знаешь, что мне нравится в тебе?
- Что?
- Во-первых... Все остальные знакомые облачены в своего рода униформу и носят вещи, которые к ней прилагаются: ключи, кошельки, кредитные карточки. Ты же словно только что свалился голый с другой планеты, нашел какую-то одежду и просто натянул ее на себя.
- Хочешь, чтобы я оделся?
- Нет, но...
- Но что?
- Когда ты только что шел по улице, я наблюдала за тобой. И главным образом думала о том, что все это великолепно.
- Правильно, - сказал Адам.
- Да, но, мне кажется, была еще одна тайная мысль - что однажды нам придется пойти туда, в мир. Я имею в виду, нам обоим придется, так или иначе. Встречаться с людьми, что-то делать, ну, ты понимаешь. - Когда я произносила эти слова, они звучали как-то странно, словно я говорила об Адаме и Еве, которых изгоняют из райского сада. Я встревожилась. - Все, конечно, зависит от того, что ты хочешь.
Адам нахмурился:
- Я хочу тебя.
- Да, - сказала я, сама не понимая, что означает это «да».
Мы долго молчали, потом я сказала:
- Ты так мало знаешь обо мне, а я так мало знаю о тебе. Мы принадлежим разным мирам.
Адам пожал плечами. Он не считал, что это хоть что-то значит; ни мои обстоятельства, ни моя работа, ни мои друзья, ни мои политические взгляды, ни мои нравственные устои, ни мое прошлое - ничто не имело значения. Он признавал лишь некую Элис-сущность. В моей другой жизни я бы с пеной у рта спорила с ним по поводу его мистического восприятия абсолютной любви, так как я всегда считала, что любовь - это биологическая категория, связанная с дарвинизмом, что она прагматична, случайна, требует усилий, что она хрупкая. Теперь же, одурманенная и безразличная, я уже не могла вспомнить, во что верила, и словно вернулась к детскому восприятию любви как чего-то такого, что спасает от реального мира. Поэтому теперь я лишь сказала:
- Не могу в это поверить. Я имею в виду, что даже не знаю, о чем тебя спросить.
Адам погладил меня по голове, от чего я вся задрожала.
- А зачем меня о чем-то спрашивать? - сказал он.
- Разве тебе не хочется узнать обо мне? Не хочется узнать, чем именно я занимаюсь на работе?
- Расскажи мне, чем именно ты занимаешься на работе.
- На самом деле ты не хочешь этого знать.
- Хочу. Если ты считаешь, что то, что ты делаешь, - важно, тогда хочу.
- Я тебе уже говорила, что работаю в крупной фармакологической компании. В прошлом году меня прикомандировали к группе, которая разрабатывает новую модель внутриматочного устройства. Вот.
- Ты не рассказала о себе, - возразил Адам. - Ты разрабатываешь это устройство?
- Нет.
- Занимаешься научными исследованиями?
- Нет.
- Занимаешься сбытом?
- Нет.
- Ну так какого же черта ты делаешь?
Я рассмеялась:
- Это напоминает мне урок в воскресной школе, куда я ходила в детстве. Я поднимаю руку и говорю, что знаю, что Отец - это Бог, что Сын - это Иисус, а чем же занят Святой Дух?
- И что сказал учитель?
- Он вызвал мать. А в разработке «Дрэг-спирали III» я выступаю в роли Святого Духа. Я связываю, организую, выдаю идеи, встречаюсь с людьми. Короче, я администратор.
Адам улыбнулся, потом снова сделался серьезным.
- Тебе это нравится? Я немного подумала.
- Не знаю, не думаю, что говорила это вслух, даже самой себе. Дело в том, что я привыкла любить рутинную часть бытия ученого, которую другие считают скучной. Я полюбила работать над протоколами, устанавливать оборудование, заниматься наблюдениями, выстраивать колонки цифр, записывать результаты.
- И что случилось дальше?
- Кажется, я была слишком хороша на своем месте. Меня двигали наверх. Но мне не следовало говорить все это. Если я буду неосторожной, ты поймешь, какую скучную женщину завлек к себе в постель. - Адам не засмеялся и ничего не сказал, поэтому я смутилась и неуклюже попыталась сменить тему. - Я мало где бывала. Тебе приходилось лазить на высокие горы?
- Иногда.
- По-настоящему высокие? Вроде Эвереста?
- Иногда.
- Удивительно.
Он покачал головой.
- Ничего удивительного. Эверест не... - он поискал подходящее слово, - технически неинтересная вершина.
- Хочешь сказать, что на него легко подняться?
- Нет, все, что выше восьми тысяч метров, не бывает легким. Но если посчастливится с погодой, то восхождение на Эверест станет простой пешей прогулкой. Туда тянет тех, кто не является настоящим альпинистом. Просто они достаточно богаты, чтобы нанять настоящих.
- А ты бывал на вершине Эвереста?
Адам выглядел смущенным, словно ему было трудно объяснить тому, кто едва ли поймет.
- Несколько раз. Я вел коммерческую экспедицию в девяносто четвертом и поднимался на вершину.
- На что это было похоже?
- Мне не понравилось. Я стоял на вершине среди десятка других людей, которые фотографировались. А горы... Эверест должен быть чем-то священным. Когда я пришел туда, местность показалась объектом туристского паломничества, превращенным в свалку мусора - старые баллоны из-под кислорода, обрывки палаток, веревок, замерзшие трупы. На Килиманджаро еще хуже.
- Когда ты был в горах последний раз?
- Ни разу с прошлой весны.
- Это был Эверест?
- Нет. Я был одним из наемных проводников на горе под названием Чунгават.
- Я о такой никогда не слышала. Это неподалеку от Эвереста?
- Довольно близко.
- Она опаснее Эвереста?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79