Он грохнулся оземь так, что какой-то дом на площади рухнул, подбавив пыли в столб черной крови и расплавленного камня. Другие дома тоже колебались, из окон вылетали стекла. Затем настала тишина, и площадь замерла, если не считать вспышек пламени. Чудовище лежало в воронке среди бегущих по камню трещин. Из затянутого пеленой глаза и длинного горла торчал целый лес стрел, хвост протянулся по обгорелым ступеням парламента, как перерубленный трос подвесного моста.
– Не может быть, – сказал Чемерица. Тео не думал, что когда-нибудь увидит его в таком изумлении – лорд выглядел почти как смертный. – Этого просто быть не может.
– Однако это случилось, отец, – сказал ребенок. – Посмотри, и твои глаза скажут тебе правду. Гоблины убили твоего большого змея. Ты думаешь, они и других не смогут убить? Они жертвуют из-за каждого несколькими десятками и, похоже, считают, что игра стоит свеч. Представляешь, что будет с домом Чемерицы, когда толпа поймет, что знатные семьи не так уж неуязвимы? Если ты еще не обратил внимания на свою персональную линию, то тебя вызывает начальник охраны – он хочет сообщить тебе, что дом окружен. – Происходящее, по всей видимости, больше возбуждало его, чем расстраивало. – Он говорит, что гримы вооружены не только луками и стрелами – они стреляют по окнам нашей башни молниеметов и уже убили многих охранников.
– Ничего. Недолго нам быть уязвимыми. В карету! – крикнул Чемерица ограм. – Едем прямо в Собор!
Огры не успели еще толком сесть, когда броневик развернулся на парковой лужайке, раскидывая траву и грязь. Один из серых гигантов чуть не упал на Тео – что, как невольно подумал он, сулило более быструю смерть, чем та, которую запланировал для него Чемерица.
– Они это сделали, – тихо ликовала Кочерыжка. – Ты видел? Блеск!
Тео чувствовал тайную гордость. То, что совершили гоблины, не просто героический жест – вон как Чемерица растерялся. И они с Кумбером Осокой помогли этому осуществиться.
Молодчина, Пуговица. Так и надо цветочным ублюдкам за то, что недооценивали его.
Машину внезапно окутал туман. Этой части Города Тео еще ни разу не видел и даже у Дауда о ней не читал. Вдоль узкой дороги стояли какие-то строения из камня и глины, больше похожие на термитные кучи или результаты археологических изысканий. Они, как и туманные улицы, выглядели необитаемыми. Двери и окна без стекол зияли, как глазницы нагроможденных в катакомбах черепов. Туман по мере того, как колонна спускалась вниз, становился все плотнее.
«Дело не только в тумане, – понял Тео. – Небо тоже темнеет, как будто день наконец кончился и наступил вечер. Но до вечера еще несколько часов. Может, у них и на небе свет отключается?»
Чемерица отдавал приказы по загадочной персональной линии, ребенок мирно смотрел в окно, Пижма казался поглощенным собственными ощущениями, и Тео шепотом спросил Кочерыжку:
– Где это мы? Почему тут так темно? Из-за дыма, что ли?
Мы въезжаем в Полночь. – Мимолетная радость Кочерыжки прошла, и ее голос дрожал. – Нехорошо это, Тео. После кончины короля и королевы здесь только хоронят умерших – с другой целью сюда никто не приходит. Здесь густо.
– Что густо?
– Да все. Эльфландия здесь сгущается.
– Это сердце страны, – с блаженным вздохом сказал Ужасный Ребенок. – Здесь стоит первый курган, с которого началась цивилизация, но жизнь зародилась намного раньше. Это грань, откуда все приходит и уходит, рождается и умирает. – Ты найдешь это поучительным, мой почти-близнец, прозвучало в голове Тео, на короткое время.
Кочерыжка, хотя находилась на дальней от мальчишки стороне, прильнула к шее Тео еще крепче.
– Не разговаривай с ним!
Но Тео не мог удержаться – гибель дракона от рук гримов придала ему бодрости.
– Это вы здесь, что ли, собираетесь вызвать эту самую... Вечную Ночь?
– Старую Ночь. Но вызывать ее я не буду. Она уже здесь. Я просто отворю ей дверь в мир смертных. Он для нее не нов, но в наше время старые страхи соприкасаются с ним лишь в нескольких местах, которые похожи на маленькие дырочки в водонепроницаемом корпусе корабля. Для больших перемен этого недостаточно. Но я пробью большую брешь в том, что в твоем мире называют реальностью, – такую дыру не залатаешь, и воду из нее не вычерпаешь. И когда туда хлынет Старая Ночь, неся с собой такой хаос, какого даже ваш беспокойный мир не знал с тысячу лет, а то и больше, – ее уже ничто не остановит. Это будет чудесно, как купание в реке дисгармонической музыки. Как метель темного света. Вопли, тщетные молитвы, треск ткани самой реальности – я упьюсь всем этим допьяна. Я ждал этого всю жизнь.
Тео стало тошно, но он не показал виду.
– Все свои семь лет?
– Моя жизнь равна по длине твоей, мой полубрат, мой слепой и глухой близнец, но прошла она в этом мире. Воздух Эльфландии замедляет рост и старение. Ты должен знать дату моего рождения – это еще одно мое достояние, которое ты получил.
– Зато у меня было то, чего ты никогда не видал. Настоящая семья. Настоящая жизнь. – Тео так хотелось побольнее задеть это насмешливое существо в теле ребенка, точно рядом с ним сидела худшая часть его самого. – Любовь. Ты хоть знаешь, что это такое?
– А сам-то ты знаешь? – засмеялся Ужасный Ребенок.
– Замолчите, – раздраженно бросил Чемерица, и Тео вдруг утратил дар речи, а ребенок с улыбкой отвернулся к окну.
Колонна продолжала спускаться по извилистой дороге в нечто похожее на затянутую туманом лесистую долину. Между деревьями стояла густая тьма. Пустые дома по бокам совсем ушли в землю. Их кровли едва выступали над палой листвой, и только прямоугольные входы отличали их от звериных нор.
– Это дурное место, – простонала Кочерыжка. – Оно мне не нравится.
Тео больше не мог говорить и едва сохранил способность шевелиться. Запрокинув голову, он смотрел сквозь купол на верхушки высоких старых деревьев. Они колебались, как волны на экране осциллоскопа. Машину сопровождала поверху какая-то крылатая фигура, чуть заметная на темнеющем небе. Сначала Тео с испугом принял ее за дракона, но фигура была слишком мала – дракона на такой высоте он не разглядел бы из-за тумана. Над ними, всего в нескольких десятках ярдов, кружила какая-то серая птица – то ли сова, то ли мелкий ястреб. Потом туман сгустился, и Тео даже с какой-то грустью потерял ее из виду.
«Может быть, это последнее вольное существо, которое я видел в жизни. Надо было сказать Кочерыжке, чтоб улетала, пока я еще мог говорить. Они говорят, что она не нужна им, но ее все равно убьют, когда покончат со мной». Образ Кочерыжки, опять заключенной в банку, которую на этот раз держит в своих длинных пальцах Антон Чемерица – или, еще хуже, прожорливый мальчишка, – вызвал у Тео стон страха и отвращения, умерший где-то между легкими и гортанью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182