Внизу лежали руины, состоящие в основном из блестящих осколков, но вертикально торчащие кое-где остатки стен позволяли догадаться, что некогда здесь стояло большое здание, построенное целиком из стекла. Земля вокруг вмятины почернела, как от пожара. Само стекло осталось незапятнанным – может, это вовсе и не стекло, подумал Тео, а какой-то огнеупорный материал вроде алмаза, – но отдельные его фрагменты спеклись причудливыми глыбами, покрытыми сеткой трещин. Затуманенному разуму Тео они казались фотографиями каких-то лабораторных экспериментов, представленными на страницах «Смитсониан мэгэзин». Красота стеклянных граней, сохранившаяся вопреки гибели, притягивала взгляд, и от излучаемого ими блеска у Тео начала болеть голова.
Вот оно.
Говоря коротко, вершина холма выглядела как место небольшого, но очень мощного и чрезвычайно странного взрыва. В яме (возможно, после него) осталась некая блестящая субстанция наподобие магмы, лишь слегка искривленная силой тяжести. Она-то, отражаемая осколками стекла, и создавала над холмом колеблющееся сияние.
Чемерица приказал Тео выйти вперед. Если его власть над речью пленника немного ослабла, то власть над телом он сохранил в полной мере. Тео покорно приблизился, и лорд, доверительно взяв его под руку на манер пожилого ученого желающего поделиться открытием с младшим коллегой, подвел его к самому краю ямы, усеянному оплавленными и уцелевшими кусками стекла. Цвета спектра в яме менялись теперь быстрее и не так равномерно, словно впадина реагировала на их присутствие, как живая. Чемерица коснулся шеи Тео, и тот напрягся, уверенный, что его сейчас сбросят туда, как приносимую в жертву девственницу в жерло вулкана, но бессильный оказать сопротивление. Рука лорда, однако, всего лишь отцепила от него Кочерыжку.
– Ты помешаешь осуществлению проекта, – объяснил Чемерица брыкающейся фее, держа ее двумя пальцами. – Он не сможет сделать то, что должен, если при нем останешься ты – даже такая ничтожная порция жизненной силы может воспрепятствовать налаживанию связи.
Кочерыжка ухватилась за его палец.
– Сказала бы я, куда тебе пойти, мучнистая рожа...
– Сейчас я изолирую тебя от него. – И Чемерица с поразительной силой швырнул ее в воздух. Она помчалась прочь со скоростью пули и пропала где-то над озером.
«Лети, – безмолвно молил ее Тео. – Улетай. Беги отсюда».
– А теперь жди здесь, пока я не буду готов, – приказал Чемерица и сошел немного вниз, к остальным.
Тео вдруг очень захотелось присоединиться к нему – яма, переливающаяся яркими красками, вызывала в нем ощущения, сходные с теми, которые, по его мнению, должен был испытывать эпилептик перед припадком, – но он не мог сдвинуться с места. Внизу беззвучно и даже нематериально вздувались янтарные и пурпурные пузыри. Он слышал, как Чемерица говорит что-то, и видел краем глаза, как Ужасный Ребенок занимает позицию на другой стороны ямы, но его отвлекало другое, еще более тревожное зрейте: глубоко в световых волнах, так смутно, что он сначала принял это за галлюцинацию, лежали две фигуры, похожие на человеческие.
Там лежат трупы. Ужас, подирающий по коже и заставляющий часто дышать, чувствовался как-то отстраненно, но все-таки чувствовался – так слышишь крики человека, которого убивают в другой квартире несколькими этажами ниже. Да ведь это же...
– Это король с королевой! – воскликнул лорд Наперстянка, испуганный почти не меньше его. – Во имя Дерев, Чемерица, ведь не станем же мы нарушать их покой?
– Замолчи, – сказал ему Аулюс Дурман, но страх слышался и в его голосе. – Не говори о том, чего не понимаешь.
Тела в световой гробнице теперь стали четче, как будто они всплывали из глубины, не приближаясь при этом к поверхности, но Тео все еще плохо различал детали – он видел лишь, что одна фигура более женственна и что обе они очень длинные, выше даже, чем Антон Чемерица, хотя это, возможно, объяснялось преломлением света в прозрачной среде. Порой ему показывалось еще кое-что – то корона, то локон темных волос, колеблемый, как водоросль, световой струей, но это только путало его, поскольку одновременно он видел другие, противоречивые вещи: рука внезапно превращалась в коготь, кудрявая голова представала лысой, с гребнем наподобие плавника рыбы-паруса. Меч, лежащий на груди короля, расплывался и превращался в дубину, а потом в музыкальный инструмент вроде тех, на которых играли гоблины. Драгоценный камень в сложенных руках королевы становился яйцом, да и сами пальцы меняли форму, как воск на огне, то удлиняясь, то укорачиваясь, выпуская и убирая когти; кожа меняла цвет, шерсть отрастала на ней и тут же исчезала снова. Как будто сотни и тысячи фигур, погребенных в глубине, отражались разом в этом месте, и каждая версия содержала в себе черты остальных.
Но у всех этих призрачных пар, возлежащих в сотканном из света саркофаге, была одна общая черта: их глаза, не менее изменчивые, чем все прочее, то круглые как у сов, то с узкими, как у кошек и змей, зрачками, то затянутые пеленой, то поблескивающие из-под нависших костистых лбов, – их глаза неизменно оставались открытыми.
– Они живы, – полным ужаса шепотом произнес Наперстянка. – Они все еще живы!
– Разумеется, живы, идиот, – сказал Чемерица. – Они скованы, но не мертвы. Они воплощают собой сердце Эльфландии – если их умертвить, наше существование тоже скорее всего прекратится. Без них нам не обойтись.
– Но вы мне ничего не сказали, – чуть не плакал Наперстянка. – Речь шла только о подключении к миру смертных!
– И куда же, по-твоему, мы денем эту энергию, когда получим ее? – засмеялся Чемерица. – Без короля с королевой это будет примерно то же самое, что пытаться вместить Лунную в бочку для дождевой воды.
Наперстянка умолк, весь дрожа, но теперь голос подал кто-то другой – запинающийся голос, не сразу узнанный Тео.
– Это сделали вы, верно? Семь Семей?
Чемерица улыбнулся – он один, не считая Ужасного Ребенка, не поддавался колдовской силе острова.
– Наконец-то наш феришер заговорил. Я припоминаю – ты работал у леди Жонкиль. У нее, очевидно, хватило ума разглядеть в тебе нечто незаурядное. Но прав ты только наполовину. Великанская война значительно ослабила короля и королеву – вся их энергия уходила на то, чтобы не дать стране развалиться. У них не было сил бороться, когда мы устроили свой маленький... путч.
– Вам не понадобилось бы воровать у них энергию, если б вы так не старались подражать смертным. – Кумбер говорил торопливо, словно боясь, что ему сейчас заткнут рот. – Вот за что вы ненавидите смертных – за то, что они живут так, как вам не дано. Они меняются, растут, совершают ошибки и учатся, а мы все только на то и способны, чтобы копировать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Вот оно.
Говоря коротко, вершина холма выглядела как место небольшого, но очень мощного и чрезвычайно странного взрыва. В яме (возможно, после него) осталась некая блестящая субстанция наподобие магмы, лишь слегка искривленная силой тяжести. Она-то, отражаемая осколками стекла, и создавала над холмом колеблющееся сияние.
Чемерица приказал Тео выйти вперед. Если его власть над речью пленника немного ослабла, то власть над телом он сохранил в полной мере. Тео покорно приблизился, и лорд, доверительно взяв его под руку на манер пожилого ученого желающего поделиться открытием с младшим коллегой, подвел его к самому краю ямы, усеянному оплавленными и уцелевшими кусками стекла. Цвета спектра в яме менялись теперь быстрее и не так равномерно, словно впадина реагировала на их присутствие, как живая. Чемерица коснулся шеи Тео, и тот напрягся, уверенный, что его сейчас сбросят туда, как приносимую в жертву девственницу в жерло вулкана, но бессильный оказать сопротивление. Рука лорда, однако, всего лишь отцепила от него Кочерыжку.
– Ты помешаешь осуществлению проекта, – объяснил Чемерица брыкающейся фее, держа ее двумя пальцами. – Он не сможет сделать то, что должен, если при нем останешься ты – даже такая ничтожная порция жизненной силы может воспрепятствовать налаживанию связи.
Кочерыжка ухватилась за его палец.
– Сказала бы я, куда тебе пойти, мучнистая рожа...
– Сейчас я изолирую тебя от него. – И Чемерица с поразительной силой швырнул ее в воздух. Она помчалась прочь со скоростью пули и пропала где-то над озером.
«Лети, – безмолвно молил ее Тео. – Улетай. Беги отсюда».
– А теперь жди здесь, пока я не буду готов, – приказал Чемерица и сошел немного вниз, к остальным.
Тео вдруг очень захотелось присоединиться к нему – яма, переливающаяся яркими красками, вызывала в нем ощущения, сходные с теми, которые, по его мнению, должен был испытывать эпилептик перед припадком, – но он не мог сдвинуться с места. Внизу беззвучно и даже нематериально вздувались янтарные и пурпурные пузыри. Он слышал, как Чемерица говорит что-то, и видел краем глаза, как Ужасный Ребенок занимает позицию на другой стороны ямы, но его отвлекало другое, еще более тревожное зрейте: глубоко в световых волнах, так смутно, что он сначала принял это за галлюцинацию, лежали две фигуры, похожие на человеческие.
Там лежат трупы. Ужас, подирающий по коже и заставляющий часто дышать, чувствовался как-то отстраненно, но все-таки чувствовался – так слышишь крики человека, которого убивают в другой квартире несколькими этажами ниже. Да ведь это же...
– Это король с королевой! – воскликнул лорд Наперстянка, испуганный почти не меньше его. – Во имя Дерев, Чемерица, ведь не станем же мы нарушать их покой?
– Замолчи, – сказал ему Аулюс Дурман, но страх слышался и в его голосе. – Не говори о том, чего не понимаешь.
Тела в световой гробнице теперь стали четче, как будто они всплывали из глубины, не приближаясь при этом к поверхности, но Тео все еще плохо различал детали – он видел лишь, что одна фигура более женственна и что обе они очень длинные, выше даже, чем Антон Чемерица, хотя это, возможно, объяснялось преломлением света в прозрачной среде. Порой ему показывалось еще кое-что – то корона, то локон темных волос, колеблемый, как водоросль, световой струей, но это только путало его, поскольку одновременно он видел другие, противоречивые вещи: рука внезапно превращалась в коготь, кудрявая голова представала лысой, с гребнем наподобие плавника рыбы-паруса. Меч, лежащий на груди короля, расплывался и превращался в дубину, а потом в музыкальный инструмент вроде тех, на которых играли гоблины. Драгоценный камень в сложенных руках королевы становился яйцом, да и сами пальцы меняли форму, как воск на огне, то удлиняясь, то укорачиваясь, выпуская и убирая когти; кожа меняла цвет, шерсть отрастала на ней и тут же исчезала снова. Как будто сотни и тысячи фигур, погребенных в глубине, отражались разом в этом месте, и каждая версия содержала в себе черты остальных.
Но у всех этих призрачных пар, возлежащих в сотканном из света саркофаге, была одна общая черта: их глаза, не менее изменчивые, чем все прочее, то круглые как у сов, то с узкими, как у кошек и змей, зрачками, то затянутые пеленой, то поблескивающие из-под нависших костистых лбов, – их глаза неизменно оставались открытыми.
– Они живы, – полным ужаса шепотом произнес Наперстянка. – Они все еще живы!
– Разумеется, живы, идиот, – сказал Чемерица. – Они скованы, но не мертвы. Они воплощают собой сердце Эльфландии – если их умертвить, наше существование тоже скорее всего прекратится. Без них нам не обойтись.
– Но вы мне ничего не сказали, – чуть не плакал Наперстянка. – Речь шла только о подключении к миру смертных!
– И куда же, по-твоему, мы денем эту энергию, когда получим ее? – засмеялся Чемерица. – Без короля с королевой это будет примерно то же самое, что пытаться вместить Лунную в бочку для дождевой воды.
Наперстянка умолк, весь дрожа, но теперь голос подал кто-то другой – запинающийся голос, не сразу узнанный Тео.
– Это сделали вы, верно? Семь Семей?
Чемерица улыбнулся – он один, не считая Ужасного Ребенка, не поддавался колдовской силе острова.
– Наконец-то наш феришер заговорил. Я припоминаю – ты работал у леди Жонкиль. У нее, очевидно, хватило ума разглядеть в тебе нечто незаурядное. Но прав ты только наполовину. Великанская война значительно ослабила короля и королеву – вся их энергия уходила на то, чтобы не дать стране развалиться. У них не было сил бороться, когда мы устроили свой маленький... путч.
– Вам не понадобилось бы воровать у них энергию, если б вы так не старались подражать смертным. – Кумбер говорил торопливо, словно боясь, что ему сейчас заткнут рот. – Вот за что вы ненавидите смертных – за то, что они живут так, как вам не дано. Они меняются, растут, совершают ошибки и учатся, а мы все только на то и способны, чтобы копировать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182