Ни один человек за окном не смог бы достать до револьвера, висевшего на расстоянии четырех с половиной метров от него, не будучи замеченным миссис Логан или садовником. Кто бы ни стоял у окна, он не убийца. Если у окна был Кларк, значит, Кларк не может быть убийцей, что и требовалось доказать.
— Благодаря тебе, — съязвила Тэсс, — я получила самую удивительную и самую мучительную в своей жизни головную боль.
— Но разве это не правда?
— Нет, не правда, — сердито возразила Тэсс.
— Но, дорогая моя девочка…
— Я не твоя дорогая девочка, — продолжала дуться Тэсс. — Сейчас я — ничья дорогая девочка, даже не Боба. Я страшно устала и не могу уснуть. Я знаю, что это — дело рук Кларка, но не знаю, как он это сделал. Уф! Джулиан, ты просто упрямец. Ну почему ты не хочешь быть умницей и не расскажешь обо всем Эллиоту? У меня есть желание сделать это самой.
— Но ты дала клятву…
— Пф-ф! — фыркнула Тэсс.
— Так ты собираешься держать торжественную клятву или нет?
— Ой, ну ладно. Хотя ничего не обещаю.
Джулиан колебался.
— Подумай до утра, — настойчиво уговаривал он, потирая покрасневшие глаза. Оглядевшись вокруг затуманенным взором, он заявил: — Я хочу спать. Может, теперь я смогу заснуть. В любом случае — спасибо за… э-э-э… обещание. Спокойной ночи.
Поскрипывая тапочками, он пересек спальню, открыл и закрыл за собой дверь.
Дальше у меня — провал во времени. Я не смог до конца восстановить все, что происходило потом. Однако тогда я этого временного провала не осознавал. Помню, что мне страшно хотелось спать — я пребывал в полубессознательно-сонном состоянии, когда резко дергается голова и все вокруг становится словно в тумане; ты продолжаешь слышать какие-то необычные, словно у сказочных гномов, голоса и видеть их движения, так что можешь поклясться, что до конца не отключался.
В общем, я помню, как Тэсс сказала мне: «Все это очень подозрительно», на что я ответил: «Что ты имеешь в виду?»; тогда она сказала: «То, о чем говорил нам Джулиан», после чего наш разговор стал неясным — словно в рокоте мотора самолета, и сознание отключилось.
В следующий момент кто-то прошептал: «Боб!» — и потряс меня за руку. Это энергичное потряхивание помогло пробудить отупевший мозг.
Я увидел перед собой лицо Тэсс — оно было совершенно белым.
Огонь в камине почти погас, мелькали только отдельные искорки, и в комнате было смертельно холодно. Я зашевелился в кресле; от непомерной тяжести оно заскрипело, и этот скрип, казалось, эхом отозвался от белых стен. Я шепотом спросил:
— Что это?
— Ты уснул прямо в кресле.
— Ерунда какая-то!
— Ладно, это я заснула в кресле. — Я едва слышал ее призрачный шепот. Она сбросила с себя стеганое одеяло и стояла на коленях у моего кресла, уставившись на дверь. — Боб, по-моему, внизу что-то случилось.
— Что-то случилось внизу?
— Там… там какой-то шум, — сказала Тэсс. — Будто в столовой кто-то передвигает стол.
Я осторожно поднялся, за мной — Тэсс; мы старались двигаться бесшумно, не задевая мебели. Я снова усадил Тэсс в удобное кресло и укрыл ее плечи одеялом, а сам, в тапочках на войлочной подошве, тихонько прошел через спальню. Мои наручные часы лежали в ящике стоявшего рядом стола. Когда я выдвинул его, он заскрежетал, как испорченный радиоприемник. Было одна минута третьего.
Я подошел к двери, повернул ручку и, придерживая ее, постарался бесшумно открыть. Моя спальня располагалась в задней части дома, примерно посередине поперечного коридора недалеко от лестницы.
Вытянув шею, я мог видеть из двери столовую, находившуюся внизу. Хотя теперь эта дверь была закрыта, под ней была видна тусклая полоска света.
Тэсс выбежала из спальни и, схватив меня за руку, потащила обратно, но я уже словно был охвачен манией: совершенно четко слышал шум из столовой: вначале легкое шарканье, будто передвигали какую-то легкую деревянную вещь, потом скрип — один или два раза; затем раздался звон или, точнее, позвякивание, звучавшее все громче, с какими-то неописуемыми ритмичными колебаниями, навевавшими образы из прошлого…
Раздавшийся затем вопль ужаса, разбудивший весь «Лонгвуд-Хаус» ровно в три минуты третьего, ударил бы по нервам даже принявшего снотворное. Это был мужской голос.
Он словно бы пронзил весь дом. Казалось, что весь пол наверху вобрал в себя этот звук и зазвенел, как гигантская натянутая тетива; этот звук продолжил долгий пронзительный скрежет железа, прорывавшегося сквозь дерево, который затем поглотил грохот от падения двух центнеров железа, вонзившегося в твердый деревянный пол.
Но наряду с этими звуками что-то как бы смягчило удар: люстра в столовой упала на что-то, лежавшее на полу.
Секунд через двадцать после того, как раздался грохот, Мартин Кларк выскочил из своей спальни и, на ходу завязывая пояс халата, стал быстро включать светильники в верхнем холле. Увидев меня, он на мгновение приостановился, но ничего не сказал. Молча мы взглянули друг на друга и стали спускаться вниз.
Дверь в столовую была закрыта, но не заперта; на стенах горели лампы.
Мы вытащили Энди Хантера из-под осколков люстры и обломков стремянки. Выглядел он не так уж плохо. Удар упавшей люстры был скользящим: были слегка задеты голова и левое плечо. Но что касается результата, то сомнений почти не оставалось. Глаза его были закрыты, и из ноздри медленно вытекала струйка крови. Он застонал, резко дернул правой рукой и затих.
Глава 16
На следующий день, 17 мая, была Троица.
В Саутэнд-он-Си начался отлив. Обширное пространство, покрытое грязью, напоминало картину конца света в представлении мистера Герберта Джорджа Уэллса и захватило всю полосу пляжа и, по-видимому, значительную часть океана. Даже пирс, словно гигантская белая многоножка с черными ногами, не достигал его конца.
Было еще слишком рано, и «большая волна» организаторов воскресного праздника еще не нахлынула. Солнце и небо сияли все ярче. На одной из красивых тенистых улиц, круто спускавшейся к набережной, в безукоризненно чистом приемном покое частной лечебницы доктора Харольда Мидлсворта я ожидал инспектора Эллиота. Перескакивая через две ступеньки, он поднялся по парадной лестнице, стремительно прошел мимо сердитой медсестры и оказался передо мной:
— Ну что, он…
— Нет, он не умер. Пока. Правда, получил трещину черепа и другие мелкие повреждения, но в дальнейшем, возможно, все восстановится. Вопрос в том, сможет ли его мозг когда-нибудь работать по-прежнему.
Эллиот быстро взял себя в руки и даже впервые проявил участие.
— Откуда такие подозрения?
— По рентгеновским снимкам. Кость давит на мозг или что-то в этом роде — не знаю. Спроси у врача.
— Послушай… ты тоже очень переживаешь, правда?
Как бы плохо мне ни было, я не собирался показывать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Благодаря тебе, — съязвила Тэсс, — я получила самую удивительную и самую мучительную в своей жизни головную боль.
— Но разве это не правда?
— Нет, не правда, — сердито возразила Тэсс.
— Но, дорогая моя девочка…
— Я не твоя дорогая девочка, — продолжала дуться Тэсс. — Сейчас я — ничья дорогая девочка, даже не Боба. Я страшно устала и не могу уснуть. Я знаю, что это — дело рук Кларка, но не знаю, как он это сделал. Уф! Джулиан, ты просто упрямец. Ну почему ты не хочешь быть умницей и не расскажешь обо всем Эллиоту? У меня есть желание сделать это самой.
— Но ты дала клятву…
— Пф-ф! — фыркнула Тэсс.
— Так ты собираешься держать торжественную клятву или нет?
— Ой, ну ладно. Хотя ничего не обещаю.
Джулиан колебался.
— Подумай до утра, — настойчиво уговаривал он, потирая покрасневшие глаза. Оглядевшись вокруг затуманенным взором, он заявил: — Я хочу спать. Может, теперь я смогу заснуть. В любом случае — спасибо за… э-э-э… обещание. Спокойной ночи.
Поскрипывая тапочками, он пересек спальню, открыл и закрыл за собой дверь.
Дальше у меня — провал во времени. Я не смог до конца восстановить все, что происходило потом. Однако тогда я этого временного провала не осознавал. Помню, что мне страшно хотелось спать — я пребывал в полубессознательно-сонном состоянии, когда резко дергается голова и все вокруг становится словно в тумане; ты продолжаешь слышать какие-то необычные, словно у сказочных гномов, голоса и видеть их движения, так что можешь поклясться, что до конца не отключался.
В общем, я помню, как Тэсс сказала мне: «Все это очень подозрительно», на что я ответил: «Что ты имеешь в виду?»; тогда она сказала: «То, о чем говорил нам Джулиан», после чего наш разговор стал неясным — словно в рокоте мотора самолета, и сознание отключилось.
В следующий момент кто-то прошептал: «Боб!» — и потряс меня за руку. Это энергичное потряхивание помогло пробудить отупевший мозг.
Я увидел перед собой лицо Тэсс — оно было совершенно белым.
Огонь в камине почти погас, мелькали только отдельные искорки, и в комнате было смертельно холодно. Я зашевелился в кресле; от непомерной тяжести оно заскрипело, и этот скрип, казалось, эхом отозвался от белых стен. Я шепотом спросил:
— Что это?
— Ты уснул прямо в кресле.
— Ерунда какая-то!
— Ладно, это я заснула в кресле. — Я едва слышал ее призрачный шепот. Она сбросила с себя стеганое одеяло и стояла на коленях у моего кресла, уставившись на дверь. — Боб, по-моему, внизу что-то случилось.
— Что-то случилось внизу?
— Там… там какой-то шум, — сказала Тэсс. — Будто в столовой кто-то передвигает стол.
Я осторожно поднялся, за мной — Тэсс; мы старались двигаться бесшумно, не задевая мебели. Я снова усадил Тэсс в удобное кресло и укрыл ее плечи одеялом, а сам, в тапочках на войлочной подошве, тихонько прошел через спальню. Мои наручные часы лежали в ящике стоявшего рядом стола. Когда я выдвинул его, он заскрежетал, как испорченный радиоприемник. Было одна минута третьего.
Я подошел к двери, повернул ручку и, придерживая ее, постарался бесшумно открыть. Моя спальня располагалась в задней части дома, примерно посередине поперечного коридора недалеко от лестницы.
Вытянув шею, я мог видеть из двери столовую, находившуюся внизу. Хотя теперь эта дверь была закрыта, под ней была видна тусклая полоска света.
Тэсс выбежала из спальни и, схватив меня за руку, потащила обратно, но я уже словно был охвачен манией: совершенно четко слышал шум из столовой: вначале легкое шарканье, будто передвигали какую-то легкую деревянную вещь, потом скрип — один или два раза; затем раздался звон или, точнее, позвякивание, звучавшее все громче, с какими-то неописуемыми ритмичными колебаниями, навевавшими образы из прошлого…
Раздавшийся затем вопль ужаса, разбудивший весь «Лонгвуд-Хаус» ровно в три минуты третьего, ударил бы по нервам даже принявшего снотворное. Это был мужской голос.
Он словно бы пронзил весь дом. Казалось, что весь пол наверху вобрал в себя этот звук и зазвенел, как гигантская натянутая тетива; этот звук продолжил долгий пронзительный скрежет железа, прорывавшегося сквозь дерево, который затем поглотил грохот от падения двух центнеров железа, вонзившегося в твердый деревянный пол.
Но наряду с этими звуками что-то как бы смягчило удар: люстра в столовой упала на что-то, лежавшее на полу.
Секунд через двадцать после того, как раздался грохот, Мартин Кларк выскочил из своей спальни и, на ходу завязывая пояс халата, стал быстро включать светильники в верхнем холле. Увидев меня, он на мгновение приостановился, но ничего не сказал. Молча мы взглянули друг на друга и стали спускаться вниз.
Дверь в столовую была закрыта, но не заперта; на стенах горели лампы.
Мы вытащили Энди Хантера из-под осколков люстры и обломков стремянки. Выглядел он не так уж плохо. Удар упавшей люстры был скользящим: были слегка задеты голова и левое плечо. Но что касается результата, то сомнений почти не оставалось. Глаза его были закрыты, и из ноздри медленно вытекала струйка крови. Он застонал, резко дернул правой рукой и затих.
Глава 16
На следующий день, 17 мая, была Троица.
В Саутэнд-он-Си начался отлив. Обширное пространство, покрытое грязью, напоминало картину конца света в представлении мистера Герберта Джорджа Уэллса и захватило всю полосу пляжа и, по-видимому, значительную часть океана. Даже пирс, словно гигантская белая многоножка с черными ногами, не достигал его конца.
Было еще слишком рано, и «большая волна» организаторов воскресного праздника еще не нахлынула. Солнце и небо сияли все ярче. На одной из красивых тенистых улиц, круто спускавшейся к набережной, в безукоризненно чистом приемном покое частной лечебницы доктора Харольда Мидлсворта я ожидал инспектора Эллиота. Перескакивая через две ступеньки, он поднялся по парадной лестнице, стремительно прошел мимо сердитой медсестры и оказался передо мной:
— Ну что, он…
— Нет, он не умер. Пока. Правда, получил трещину черепа и другие мелкие повреждения, но в дальнейшем, возможно, все восстановится. Вопрос в том, сможет ли его мозг когда-нибудь работать по-прежнему.
Эллиот быстро взял себя в руки и даже впервые проявил участие.
— Откуда такие подозрения?
— По рентгеновским снимкам. Кость давит на мозг или что-то в этом роде — не знаю. Спроси у врача.
— Послушай… ты тоже очень переживаешь, правда?
Как бы плохо мне ни было, я не собирался показывать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54