Дом с блестящими окнами и черно-белыми лилиями сиял мрачной красотой. В дверях под козырьком, выглядывая на дорогу, стояла Тэсс. Увидев меня, она — легкая и гибкая — побежала по траве мне навстречу.
— Боб, как я рада, что ты вернулся! Где же ты был?
— В Саутэнде.
— Да, дорогой, я это знаю, но что ты там делал?
— Разное.
Оглянувшись через плечо, Тэсс сказала:
— В доме только Кларк и я. Уф-ф! Он дал служанкам выходной до позднего вечера. Гвинет пока не вернулась. А Джулиан… Джулиан удрал в Лондон. Не знаю, что скажет на это полиция. Как Энди?
— Плохо.
— Кларк говорит, что снова будет война. Он сидит в саду с бутылкой дешевого шампанского из бакалейной лавки и пугает меня еще больше, чем всегда.
— Неужели?
От бархатистой травы, еще не высохшей после ночного дождя, исходил приятный аромат. Нас разделяли каких-то два метра, но мы были одиноки на этой лужайке, очень одиноки. Тэсс была во всем сером: серой юбке и джемпере с красной диагональной полосой на левой груди. Она неотрывно смотрела на меня, чуть приоткрыв рот; было видно, как напряжены мышцы на ее лице.
— Боб, — сказала она, — что ты знаешь такого, чего не знаю я?
— Это ты поняла по моей физиономии?
— Да. — Она хлопнула в ладоши.
— Ты только что стояла в дверях. Не боялась, что кто-нибудь снова схватит тебя за щиколотку? Тэсс, эта история с «рукой, схватившей тебя за щиколотку» была отвратительной ложью, и ты это прекрасно знаешь.
Розовый свет сумерек постепенно менялся, перемещаясь по окнам «Лонгвуд-Хаус». Мне было нелегко ненавидеть Тэсс — да я вовсе и не испытывал ненависти. Просто чувствовал себя глупцом, что к тому же подогревалось обидой и возмущением. Мне страшно хотелось найти в ней какой-то изъян, ну хоть что-нибудь в ее фигуре, лице или в чем-то еще. Она, сжав руки, молчала.
— Конечно, я сам должен был сообразить, особенно когда увидел, как доктор Фелл посмотрел на тебя, когда ты впервые рассказывала ему эту историю и как, взглянув на него, покраснела от неловкости, о чем он всякий раз поминал; по твоему поведению, когда Эллиот попросил тебя показать ему, как это все произошло, и, наконец, прошлой ночью, когда ты практически призналась в том, что тебе нельзя верить, однако мне это и в голову не приходило!
— Боб, ради бога…
— Никакой руки не было — ничего не было у входа, и дело не в том, что из-за тебя началась вся эта погоня за привидениями, — скажи только, зачем ты это сделала? Ради всего святого, зачем?
— Ты разговаривал с Эллиотом.
— Конечно, я разговаривал с Эллиотом. Откуда еще я мог об этом узнать? Ты же не сказала мне.
Она продолжала стоять, сжав руки и слегка наклонив голову.
— Боб, я пыталась сказать тебе и не смогла!
— Однако смогла рассказать это Эллиоту и доктору Феллу. Ты рассказала им обо всем прошлым вечером, Тэсс, — прошлым вечером после «воссоздания» сцены. Вот почему ты вышла с таким вызывающим видом. Прошлым вечером. Ну хорошо, тогда ты тоже не могла рассказать мне все? Могла, но продолжала играть…
— Ты рассуждаешь как ребенок! — вспылила Тэсс.
— Кстати, у входа тебя схватила тоже детская рука, помнишь? Может быть, та же самая?
Это была наша первая настоящая ссора, да по-настоящему ее и нельзя было так назвать. Никто не выходил из себя. Просто был привкус горечи, как от лекарства, и это ощущение не оставляло меня. Однако, прежде чем я начал говорить глупости, я вдруг совершенно ясно осознал: Тэсс вовсе не играла — по крайней мере, сейчас она была абсолютно искренна.
— А Эллиот рассказал тебе, для чего я придумала эту историю?
— Нет.
— А ты не догадываешься?
— Нет.
— Ну, значит, догадаешься, когда они приедут сюда и поговорят с Кларком — конечно, если они вообще сделают это.
— Они приедут сегодня вечером — по крайней мере, должны.
Тэсс безучастно кивнула:
— Да. А вот и машина. О, Боб!
Какое-то мгновение мы стояли как две марионетки в натянутых, неестественных позах, но потом Тэсс подбежала ко мне, и я обнял ее. Я так благодарен «Лонгвуд-Хаус» за эти мгновения. Спасибо ему за благотворное влияние. Спасибо убийце.
Грохот приближающейся полицейской машины нарушил тишину раннего вечера; казалось, был слышен хруст каждого камешка на аллее, пока она подъезжала к парадной двери. В машине сидели Эллиот, доктор Фелл и Гвинет Логан. Эллиот, явно не очень довольный, похлопывая портфелем по ноге, широкими шагами направился по газону к нам.
— Инспектор, — сказала Тэсс высоким, чистым голосом, — не могли бы вы сказать Бобу, что…
— Да, мисс, всему свое время. — Эллиот был вежлив, но краток. — Не могли бы вы сказать мне, где Кларк?
Значит, они собирались уничтожать его.
— Он за домом, в саду. Пьет шампанское.
Рыжеватые брови Эллиота поползли вверх.
— Пьет шампанское?
— Это то самое дешевое итальянское шампанское, которое мистер Логан хранил для магазинов, — пояснила Тэсс.
— Ага. А где мистер Эндерби?
— Уехал. Вернулся в Лондон.
— Да, я слышал. — Эллиот снова, но уже более сердито похлопал портфелем по ноге. — Кстати, надо кое о чем позаботиться. Я был бы очень признателен вам обоим, если бы вы могли какое-то время побыть рядом с Кларком, а мы с доктором Феллом присоединимся к вам сразу же после того, как заглянем в дом. — Он повернулся, чтобы идти, но потом оглянулся снова. — Да, кстати, через несколько минут должны прийти двое рабочих с инструментами; они будут спрашивать меня. Не отсылайте их.
Быстро кивнув, он снова направился к доктору Феллу и Гвинет, а затем они вошли в дом.
С каждой секундой становилось все более очевидным: что-то должно было произойти. Я хотел было заговорить, но Тэсс остановила меня. Мы прошли через дом, пересекли великолепную зеленую поляну позади него, спустились в сад и обнаружили там Кларка, пребывавшего в прекрасном расположении духа.
Сад был круглой формы, примерно метров шесть в диаметре, и располагался ниже дома на высоту человеческого роста. Туда вела лестница с пологими ступенями, вымощенными необработанным камнем. По окружности «чаши» были высажены штокроза, которая пока не зацвела, дельфиниумы со множеством распускающихся бутонов, а кое-где — и с синими огоньками цветов, альпийские растения, бледно-желтые примулы и ярко-оранжевые нарциссы тацетта, в середине же оставалось большое открытое пространство, тоже имевшее форму круга, с круглыми же бетонными скамейками вокруг него и солнечными часами в центре.
Кларк, лениво развалясь, сидел на одной из скамеек, к которой был придвинут ярко окрашенный садовый стол. На краю стола стояло ведерко для шампанского и валялась пробка с золотой фольгой. Кларк был в своем белом льняном костюме и без шляпы, панама же, книга и очки лежали на лавке. Когда мы спускались по лестнице, он держал в руке пустой стакан, разглядывая его на свет, и было ясно, что он уже как следует выпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Боб, как я рада, что ты вернулся! Где же ты был?
— В Саутэнде.
— Да, дорогой, я это знаю, но что ты там делал?
— Разное.
Оглянувшись через плечо, Тэсс сказала:
— В доме только Кларк и я. Уф-ф! Он дал служанкам выходной до позднего вечера. Гвинет пока не вернулась. А Джулиан… Джулиан удрал в Лондон. Не знаю, что скажет на это полиция. Как Энди?
— Плохо.
— Кларк говорит, что снова будет война. Он сидит в саду с бутылкой дешевого шампанского из бакалейной лавки и пугает меня еще больше, чем всегда.
— Неужели?
От бархатистой травы, еще не высохшей после ночного дождя, исходил приятный аромат. Нас разделяли каких-то два метра, но мы были одиноки на этой лужайке, очень одиноки. Тэсс была во всем сером: серой юбке и джемпере с красной диагональной полосой на левой груди. Она неотрывно смотрела на меня, чуть приоткрыв рот; было видно, как напряжены мышцы на ее лице.
— Боб, — сказала она, — что ты знаешь такого, чего не знаю я?
— Это ты поняла по моей физиономии?
— Да. — Она хлопнула в ладоши.
— Ты только что стояла в дверях. Не боялась, что кто-нибудь снова схватит тебя за щиколотку? Тэсс, эта история с «рукой, схватившей тебя за щиколотку» была отвратительной ложью, и ты это прекрасно знаешь.
Розовый свет сумерек постепенно менялся, перемещаясь по окнам «Лонгвуд-Хаус». Мне было нелегко ненавидеть Тэсс — да я вовсе и не испытывал ненависти. Просто чувствовал себя глупцом, что к тому же подогревалось обидой и возмущением. Мне страшно хотелось найти в ней какой-то изъян, ну хоть что-нибудь в ее фигуре, лице или в чем-то еще. Она, сжав руки, молчала.
— Конечно, я сам должен был сообразить, особенно когда увидел, как доктор Фелл посмотрел на тебя, когда ты впервые рассказывала ему эту историю и как, взглянув на него, покраснела от неловкости, о чем он всякий раз поминал; по твоему поведению, когда Эллиот попросил тебя показать ему, как это все произошло, и, наконец, прошлой ночью, когда ты практически призналась в том, что тебе нельзя верить, однако мне это и в голову не приходило!
— Боб, ради бога…
— Никакой руки не было — ничего не было у входа, и дело не в том, что из-за тебя началась вся эта погоня за привидениями, — скажи только, зачем ты это сделала? Ради всего святого, зачем?
— Ты разговаривал с Эллиотом.
— Конечно, я разговаривал с Эллиотом. Откуда еще я мог об этом узнать? Ты же не сказала мне.
Она продолжала стоять, сжав руки и слегка наклонив голову.
— Боб, я пыталась сказать тебе и не смогла!
— Однако смогла рассказать это Эллиоту и доктору Феллу. Ты рассказала им обо всем прошлым вечером, Тэсс, — прошлым вечером после «воссоздания» сцены. Вот почему ты вышла с таким вызывающим видом. Прошлым вечером. Ну хорошо, тогда ты тоже не могла рассказать мне все? Могла, но продолжала играть…
— Ты рассуждаешь как ребенок! — вспылила Тэсс.
— Кстати, у входа тебя схватила тоже детская рука, помнишь? Может быть, та же самая?
Это была наша первая настоящая ссора, да по-настоящему ее и нельзя было так назвать. Никто не выходил из себя. Просто был привкус горечи, как от лекарства, и это ощущение не оставляло меня. Однако, прежде чем я начал говорить глупости, я вдруг совершенно ясно осознал: Тэсс вовсе не играла — по крайней мере, сейчас она была абсолютно искренна.
— А Эллиот рассказал тебе, для чего я придумала эту историю?
— Нет.
— А ты не догадываешься?
— Нет.
— Ну, значит, догадаешься, когда они приедут сюда и поговорят с Кларком — конечно, если они вообще сделают это.
— Они приедут сегодня вечером — по крайней мере, должны.
Тэсс безучастно кивнула:
— Да. А вот и машина. О, Боб!
Какое-то мгновение мы стояли как две марионетки в натянутых, неестественных позах, но потом Тэсс подбежала ко мне, и я обнял ее. Я так благодарен «Лонгвуд-Хаус» за эти мгновения. Спасибо ему за благотворное влияние. Спасибо убийце.
Грохот приближающейся полицейской машины нарушил тишину раннего вечера; казалось, был слышен хруст каждого камешка на аллее, пока она подъезжала к парадной двери. В машине сидели Эллиот, доктор Фелл и Гвинет Логан. Эллиот, явно не очень довольный, похлопывая портфелем по ноге, широкими шагами направился по газону к нам.
— Инспектор, — сказала Тэсс высоким, чистым голосом, — не могли бы вы сказать Бобу, что…
— Да, мисс, всему свое время. — Эллиот был вежлив, но краток. — Не могли бы вы сказать мне, где Кларк?
Значит, они собирались уничтожать его.
— Он за домом, в саду. Пьет шампанское.
Рыжеватые брови Эллиота поползли вверх.
— Пьет шампанское?
— Это то самое дешевое итальянское шампанское, которое мистер Логан хранил для магазинов, — пояснила Тэсс.
— Ага. А где мистер Эндерби?
— Уехал. Вернулся в Лондон.
— Да, я слышал. — Эллиот снова, но уже более сердито похлопал портфелем по ноге. — Кстати, надо кое о чем позаботиться. Я был бы очень признателен вам обоим, если бы вы могли какое-то время побыть рядом с Кларком, а мы с доктором Феллом присоединимся к вам сразу же после того, как заглянем в дом. — Он повернулся, чтобы идти, но потом оглянулся снова. — Да, кстати, через несколько минут должны прийти двое рабочих с инструментами; они будут спрашивать меня. Не отсылайте их.
Быстро кивнув, он снова направился к доктору Феллу и Гвинет, а затем они вошли в дом.
С каждой секундой становилось все более очевидным: что-то должно было произойти. Я хотел было заговорить, но Тэсс остановила меня. Мы прошли через дом, пересекли великолепную зеленую поляну позади него, спустились в сад и обнаружили там Кларка, пребывавшего в прекрасном расположении духа.
Сад был круглой формы, примерно метров шесть в диаметре, и располагался ниже дома на высоту человеческого роста. Туда вела лестница с пологими ступенями, вымощенными необработанным камнем. По окружности «чаши» были высажены штокроза, которая пока не зацвела, дельфиниумы со множеством распускающихся бутонов, а кое-где — и с синими огоньками цветов, альпийские растения, бледно-желтые примулы и ярко-оранжевые нарциссы тацетта, в середине же оставалось большое открытое пространство, тоже имевшее форму круга, с круглыми же бетонными скамейками вокруг него и солнечными часами в центре.
Кларк, лениво развалясь, сидел на одной из скамеек, к которой был придвинут ярко окрашенный садовый стол. На краю стола стояло ведерко для шампанского и валялась пробка с золотой фольгой. Кларк был в своем белом льняном костюме и без шляпы, панама же, книга и очки лежали на лавке. Когда мы спускались по лестнице, он держал в руке пустой стакан, разглядывая его на свет, и было ясно, что он уже как следует выпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54