Легкий ветерок, налетевший с запада, сушит слюну. Идеально. Он приблизится с подветренной стороны. Он учует их задолго до того, как они почуют его.
Свиньи спят, их спины горбатятся над полом свинарника, делая его похожим на изрытое бороздами, вспаханное поле.
Осторожно, медленно переступая с пятки на носок, чтобы свести к минимуму хруст, он пересекает посыпанную гравием дорожку, постоянно оглядываясь в сторону дома. К счастью, все окна еще темны. Стоит вспыхнуть квадрату света, и ему придется бежать в укрытие.
У края загона для свиней он ударяется голенью о деревянную загородку, переступает ее и встает в углу, где сходятся жерди ограды. Как боксер перед поединком в углу ринга.
Животные фыркают, принюхиваясь. Они ощущают его присутствие.
Ближайшая свинья тычется пятачком в его ноги.
Кровь! Он должен пролить кровь свиньи, чтобы затушить ею пожар вины в собственной крови. Хватая свинью одной рукой, он отводит другую в широком замахе и со взрывной силой и яростью наносит удар ножом. Свинья визжит. Он бьет снова, снова и снова. В окнах фермерского дома вспыхивает желтый свет. Теплая, ласкающая кровь омывает его руки, брызги ее попадают на лицо.
Еще один удар – и нож вспарывает артерию. Кровь, черная в лунном свете, ударяет фонтаном, под который, словно это гейзер, бьющий из чрева Земли, он подставляет голову и тело. Из дома доносится знакомый голос, и он, перемахнув через ограду, бежит прочь, оставив позади свиную тушу, переполошившийся дом и крики фермера и его жены, обнаруживших, что случилось.
Он бежит во тьму, и она скрывает его.
Внизу, у речушки за территорией фермы, он позволяет себе остановиться и перевести дух. Грудь его вздымается. Его легкие вбирают теплый ночной воздух. Он весь в крови, человеческой и свиной. В крови отмщения и в крови очищения.
Раздевшись догола, он входит в воду в том месте, где она закручивается водоворотом вокруг отшлифованного потоком до почти идеальной гладкости валуна. Вода такая холодная, что у него перехватывает дыхание, однако он заходит в нее по пояс, опускается по плечи, а потом погружается с головой. Вынырнув, он видит на поверхности длинные, тягучие струйки смываемой с его кожи крови.
Очищение свершилось.
Он возвращается к машине, едет домой, ложится в постель и погружается в суровый, лишенный сновидений сон.
А просыпается потому, что их хриплый смех вытряхивает его из убежища. Зловоние человеческой крови дарует смех их сердцам, и безумие возвращается.
Вторник
Кейт накрыта двумя покрывалами и одеялом, но, проснувшись, все равно чувствует себя озябшей. Выпрыгнув из кровати, она бежит к платяному шкафу на дальней стороне комнаты и хватает оттуда все теплые вещи, какие подворачиваются под руку: толстые носки, лыжные штаны с начесом, два свитера. Она напяливает все это на себя. Ее раздувшееся отражение таращится на нее с большого, в полный рост, зеркала на внутренней стороне дверцы шкафа.
Лео еще спит. Слишком разгорячившись ночью, он ногами сбросил постельные принадлежности, и теперь смятые простыни прикрывают лишь нижнюю часть его тела.
Кейт смотрит на будильник. Десять минут седьмого. Он может еще поспать.
Она выходит из спальни в прихожую, открывает входную дверь, поднимает валяющийся на коврике свежий номер ежедневной газеты "Скотчмен" и идет на кухню, где, чтобы не видеть льющейся воды, наполняет чайник, подставив носик прямо под кран.
Пока чайник закипает, она пролистывает газету. "Амфитрита", "Амфитрита", снова "Амфитрита". Фотоснимки спасшихся, схемы парома, таблицы со сходными несчастными случаями. В правом нижнем углу первой страницы маленькая колонка под заголовком "Другие новости". "Другие новости", вот уж действительно нечего сказать. Какие еще "другие новости" могут быть?
Она перескакивает к прогнозу погоды, из которого следует, что сегодня будет самый теплый день в году, в середине дня до двадцати восьми градусов. Жаркий и влажный, причем ожидается, что жара простоит до выходных.
Какая, к черту, жара! У нее зуб на зуб не попадает, и этим все сказано.
Она делает себе чашку кофе и выпивает его таким горячим, какой может вынести, в надежде на то, что жидкость согреет ее изнутри и хоть немного ослабит холод, пробирающий ее до мозга костей.
Краешком глаза она видит красную пульсацию индикатора автоответчика. Сосчитав – получается восемнадцать – вспышки, соответствующие числу поступивших вчера сообщений, Кейт со вздохом подтягивает к себе алфавитный блокнот и нажимает кнопку воспроизведения.
Бесконечные голоса, проникнутые участием. Все наперебой предлагают свою помощь. Ее подруга Мэри. Честер Ренфру, главный констебль округа Грампиан, который говорит, что она может не выходить на работу, пока полностью не оправится. Бронах, дважды, но еще до того как Кейт у нее побывала. Некая Джейн Бэвин, которая говорит, что она психотерапевт. Питер Фергюсон, ее заместитель. Еще пара коллег, некоторые из друзей. Когда электронный голос сообщает, что "список поступивших звонков исчерпан", Кейт замечает, что прослушивает автоответчик и делает записи в блокноте уже около пятнадцати минут.
Она смотрит на страницу перед собой и видит, что сообщение Ренфру записано более крупными буквами, чем остальные.
Он сказал, что ей можно не выходить на работу, пока она не оправится. Коротко и ясно.
Кейт размышляет, не принять ли ванну, и тут же понимает, что на это она не способна. Правда, точно так же она понимает, что ей необходимо с чего-то начать. Ее страх перед водой подобен ране, и избавляться от него придется так же, как залечивают повреждение. Постепенно, шаг за шагом.
Она идет в ванную и снимает с себя одежду. Залезает в ванну, задергивает шторку, берется за распылитель душа. Поворачивает кран, включая душ, но держит распылитель подальше от тела, давая воде нагреться.
Пора.
Струйки воды колют кожу Кейт острыми иголками. Она отводит распылитель в сторону, но тут же, понимая, что обязана пересилить страх, поворачивает к себе. Вода играет на ее животе, плещет вверх и вниз, по груди и по ногам. Там, куда ударяют струйки, кожа краснеет, но боль, хотя и не исчезает, становится не такой острой. Это терпимо. И не так страшно, как она думала.
Правда, когда Кейт пытается поднять распылитель выше, к лицу и голове, руки отказываются ей повиноваться. Это ей пока недоступно. Ну что ж, не все сразу. Шаг за шагом, как и предполагалось.
Она выключает душ и заворачивается в самое большое полотенце, какое нашлось, после чего заходит в спальню, будит Лео, помогает ему одеться и готовит ему завтрак. Слова Ренфру пялятся на нее со страницы.
"Можешь не выходить на работу, пока не оправишься".
Если она хочет примириться с тем, что произошло на "Амфитрите", то, разумеется, лучший способ добиться этого – вести себя совершенно как обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Свиньи спят, их спины горбатятся над полом свинарника, делая его похожим на изрытое бороздами, вспаханное поле.
Осторожно, медленно переступая с пятки на носок, чтобы свести к минимуму хруст, он пересекает посыпанную гравием дорожку, постоянно оглядываясь в сторону дома. К счастью, все окна еще темны. Стоит вспыхнуть квадрату света, и ему придется бежать в укрытие.
У края загона для свиней он ударяется голенью о деревянную загородку, переступает ее и встает в углу, где сходятся жерди ограды. Как боксер перед поединком в углу ринга.
Животные фыркают, принюхиваясь. Они ощущают его присутствие.
Ближайшая свинья тычется пятачком в его ноги.
Кровь! Он должен пролить кровь свиньи, чтобы затушить ею пожар вины в собственной крови. Хватая свинью одной рукой, он отводит другую в широком замахе и со взрывной силой и яростью наносит удар ножом. Свинья визжит. Он бьет снова, снова и снова. В окнах фермерского дома вспыхивает желтый свет. Теплая, ласкающая кровь омывает его руки, брызги ее попадают на лицо.
Еще один удар – и нож вспарывает артерию. Кровь, черная в лунном свете, ударяет фонтаном, под который, словно это гейзер, бьющий из чрева Земли, он подставляет голову и тело. Из дома доносится знакомый голос, и он, перемахнув через ограду, бежит прочь, оставив позади свиную тушу, переполошившийся дом и крики фермера и его жены, обнаруживших, что случилось.
Он бежит во тьму, и она скрывает его.
Внизу, у речушки за территорией фермы, он позволяет себе остановиться и перевести дух. Грудь его вздымается. Его легкие вбирают теплый ночной воздух. Он весь в крови, человеческой и свиной. В крови отмщения и в крови очищения.
Раздевшись догола, он входит в воду в том месте, где она закручивается водоворотом вокруг отшлифованного потоком до почти идеальной гладкости валуна. Вода такая холодная, что у него перехватывает дыхание, однако он заходит в нее по пояс, опускается по плечи, а потом погружается с головой. Вынырнув, он видит на поверхности длинные, тягучие струйки смываемой с его кожи крови.
Очищение свершилось.
Он возвращается к машине, едет домой, ложится в постель и погружается в суровый, лишенный сновидений сон.
А просыпается потому, что их хриплый смех вытряхивает его из убежища. Зловоние человеческой крови дарует смех их сердцам, и безумие возвращается.
Вторник
Кейт накрыта двумя покрывалами и одеялом, но, проснувшись, все равно чувствует себя озябшей. Выпрыгнув из кровати, она бежит к платяному шкафу на дальней стороне комнаты и хватает оттуда все теплые вещи, какие подворачиваются под руку: толстые носки, лыжные штаны с начесом, два свитера. Она напяливает все это на себя. Ее раздувшееся отражение таращится на нее с большого, в полный рост, зеркала на внутренней стороне дверцы шкафа.
Лео еще спит. Слишком разгорячившись ночью, он ногами сбросил постельные принадлежности, и теперь смятые простыни прикрывают лишь нижнюю часть его тела.
Кейт смотрит на будильник. Десять минут седьмого. Он может еще поспать.
Она выходит из спальни в прихожую, открывает входную дверь, поднимает валяющийся на коврике свежий номер ежедневной газеты "Скотчмен" и идет на кухню, где, чтобы не видеть льющейся воды, наполняет чайник, подставив носик прямо под кран.
Пока чайник закипает, она пролистывает газету. "Амфитрита", "Амфитрита", снова "Амфитрита". Фотоснимки спасшихся, схемы парома, таблицы со сходными несчастными случаями. В правом нижнем углу первой страницы маленькая колонка под заголовком "Другие новости". "Другие новости", вот уж действительно нечего сказать. Какие еще "другие новости" могут быть?
Она перескакивает к прогнозу погоды, из которого следует, что сегодня будет самый теплый день в году, в середине дня до двадцати восьми градусов. Жаркий и влажный, причем ожидается, что жара простоит до выходных.
Какая, к черту, жара! У нее зуб на зуб не попадает, и этим все сказано.
Она делает себе чашку кофе и выпивает его таким горячим, какой может вынести, в надежде на то, что жидкость согреет ее изнутри и хоть немного ослабит холод, пробирающий ее до мозга костей.
Краешком глаза она видит красную пульсацию индикатора автоответчика. Сосчитав – получается восемнадцать – вспышки, соответствующие числу поступивших вчера сообщений, Кейт со вздохом подтягивает к себе алфавитный блокнот и нажимает кнопку воспроизведения.
Бесконечные голоса, проникнутые участием. Все наперебой предлагают свою помощь. Ее подруга Мэри. Честер Ренфру, главный констебль округа Грампиан, который говорит, что она может не выходить на работу, пока полностью не оправится. Бронах, дважды, но еще до того как Кейт у нее побывала. Некая Джейн Бэвин, которая говорит, что она психотерапевт. Питер Фергюсон, ее заместитель. Еще пара коллег, некоторые из друзей. Когда электронный голос сообщает, что "список поступивших звонков исчерпан", Кейт замечает, что прослушивает автоответчик и делает записи в блокноте уже около пятнадцати минут.
Она смотрит на страницу перед собой и видит, что сообщение Ренфру записано более крупными буквами, чем остальные.
Он сказал, что ей можно не выходить на работу, пока она не оправится. Коротко и ясно.
Кейт размышляет, не принять ли ванну, и тут же понимает, что на это она не способна. Правда, точно так же она понимает, что ей необходимо с чего-то начать. Ее страх перед водой подобен ране, и избавляться от него придется так же, как залечивают повреждение. Постепенно, шаг за шагом.
Она идет в ванную и снимает с себя одежду. Залезает в ванну, задергивает шторку, берется за распылитель душа. Поворачивает кран, включая душ, но держит распылитель подальше от тела, давая воде нагреться.
Пора.
Струйки воды колют кожу Кейт острыми иголками. Она отводит распылитель в сторону, но тут же, понимая, что обязана пересилить страх, поворачивает к себе. Вода играет на ее животе, плещет вверх и вниз, по груди и по ногам. Там, куда ударяют струйки, кожа краснеет, но боль, хотя и не исчезает, становится не такой острой. Это терпимо. И не так страшно, как она думала.
Правда, когда Кейт пытается поднять распылитель выше, к лицу и голове, руки отказываются ей повиноваться. Это ей пока недоступно. Ну что ж, не все сразу. Шаг за шагом, как и предполагалось.
Она выключает душ и заворачивается в самое большое полотенце, какое нашлось, после чего заходит в спальню, будит Лео, помогает ему одеться и готовит ему завтрак. Слова Ренфру пялятся на нее со страницы.
"Можешь не выходить на работу, пока не оправишься".
Если она хочет примириться с тем, что произошло на "Амфитрите", то, разумеется, лучший способ добиться этого – вести себя совершенно как обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106