– говорит Кейт.
Лео топает к окну. Он уже достаточно высок, чтобы дотянуться до открыток: берет их с подоконника, одну за другой, и внимательно рассматривает картинки.
– Славный малыш, – говорит Фрэнк.
– Спасибо.
– Мне бы встречаться с ним почаще. С ним и моей дочкой.
– А что говорят наши ребята? – спрашивает Кейт. – Насчет того, кто это сделал.
– Они не знают. Кроме того, что это те же самые люди, которые прислали то письмо.
– Вывод сделан на том основании, что история с письмом не предавалась огласке, и, следовательно, покушение не мог устроить подражатель?
Он кивает.
– Но должны же у экспертов быть какие-то зацепки, какие-то предположения, – говорит она.
– Один из них заглядывал ко мне вчера вечером. Сказал, что они нашли кое-какие мелочи – детонатор, обрывки конверта, то да се. И продолжают искать.
– Пластиковая взрывчатка?
– Ага.
– Тогда понятно. Ничто другое в столь малом количестве не могло бы нанести такой ущерб.
– Как отель?
– Выглядит так, будто там взорвалась бомба.
Его лицо морщится, сначала от смеха, а потом еще и от боли.
– Ой, не смеши ты меня. Чертовски больно.
– Прости. А ты знаешь, этот фокус с книгой в конверте описан во всех трудах по криминалистике? Контакты взрывателя крепятся к страницам книги, а между ними просовывается кусочек картона, который приклеивается к задней части конверта. Когда конверт вскрывают, книгу вытаскивают, а картонка, разделяющая контакты, остается внутри. Контакты соединяются, цепь замыкается...
Кейт разводит руками.
– Я гляжу, моя дочь специалист по взрывному делу, – говорит Фрэнк с грустной улыбкой.
– Скажем так, мне доводилось с этим сталкиваться. А когда врачи собираются тебя выписывать?
– Говорят, что продержат до понедельника. Для наблюдения.
– Хочешь, я принесу тебе что-нибудь почитать. В холле есть киоск, я за пять минут обернусь.
У кровати Фрэнка звонит телефон. Он неловко тянется к нему и поднимает трубку.
– Фрэнк Бошам... Что у вас? Отлично, отлично. Молодцы ребята... Я прибуду туда, как только смогу. Не уходите без меня.
Он кладет трубку.
– Куда это ты прибудешь, как только сможешь? – спрашивает Кейт.
– На вертолетную станцию.
– А ты не забыл, что лежишь в больнице?
– Уже нет. Я выписываюсь.
– Да зачем, черт возьми?
– Это звонил Чарли Фокс. Они нашли машину, которую сбросил Саттон. Мы собираемся совершить погружение и посмотреть, что там да как.
– Не дури, папа. В твоем состоянии?
– Со мной все нормально.
– Ага, только голова нашпигована осколками, а одна рука ободрана до кости. Или ты думаешь, врачи хотят оставить тебя здесь до понедельника просто так, от нечего делать? А к машине пусть спустится кто-нибудь другой. Не поверю, чтобы во всей вашей конторе не нашлось больше ни одного человека, способного совершить погружение.
– И это говорит женщина, которая берется за дело об убийстве на следующий день после того, как сама чуть не потонула.
– Господи, до чего же ты упрям.
– По этой части я весь в дочурку, тут уж не поспоришь. Ясно ведь, что я должен спуститься, хотя бы потому, что меня пытались остановить. Мне угрожают, требуют отступиться, а когда я этого не делаю, посылают мне бомбу. Разве ты в таких обстоятельствах отказалась бы от погружения?
– Конечно нет. Но...
– Что еще за "но"?
– Я офицер полиции, и то, что в случае необходимости мне придется рисковать, подразумевается как само собой разумеющееся. Это часть моей профессии. Но ты другое дело – ты чиновник морского ведомства, производящий технические расследования. Помнишь, как ты перепугался, получив это письмо.
– Да, не спорю, перепугался. Но они свою угрозу выполнили, а я все еще жив и теперь намереваюсь выполнить свой долг. Что еще могут они мне сделать? И вот что – противодействие нашим расследованиям – дело самое обычное, мы сталкиваемся с ним чуть ли не каждый раз. Так что это тоже часть профессии.
– Ты что, при расследовании каждого кораблекрушения получаешь предупреждения о бомбах?
– Нет, нет. Обычно до таких крайностей не доходит. Однако всегда находится кто-то, не желающий, чтобы вся правда об инциденте вышла наружу. Морские перевозки – это особый бизнес, своего рода закрытый клуб, пролезть в который труднее, чем в дырку в мышиной заднице.
Фрэнк, загибая пальцы здоровой руки, перечисляет:
– Конструкторы проектируют суда. Менеджеры организуют рабочий процесс. Финансисты заключают сделки. Директора вырабатывают корпоративную стратегию и направление. Политики принимают нормативные акты, лоббируя чьи-либо интересы. И если где-то дела идут насмарку, вся причастная к этому свора делает все, чтобы прикрыть друг другу задницы, спрятать концы в воду и спустить дело на тормозах. Так заведено повсюду. С той единственной разницей, что не все, конечно же, решаются защищать свои интересы столь радикально.
– Папа, то, о чем мы говорим, не просто защита чьих-то интересов, а террористический акт. Сдается мне, ты все-таки малость сбрендил.
Он указывает на одежду, сложенную на стуле.
– Сбрендил не сбрендил... Взяла бы лучше да помогла своему старику одеться.
* * *
Кейт молча везет его из лечебницы на Куин-стрит.
Она назвала отца упрямым, но это еще мягко сказано. Одно время Кейт думала, что переняла это – неудержимое стремление во что бы то ни стало доискаться до истины – у Реда, но понимает, что оно у нее в генах. Собственно говоря, она и отца-то пытается отговорить от задуманного, потому что знает – он такой же неуемный. А это пугает.
Припарковавшись в подземном полицейском гараже, Кейт, держа Лео за руку, поднимается вверх на лифте.
– Ты же бывал здесь раньше, правда?
Лео мотает головой.
– Никогда? А я уверена, что бывал.
Они приезжают на четвертый этаж, но, как только выходят из кабины, Лео начинает хныкать.
– Малыш, дорогой? Что случилось?
После вчерашнего срыва Кейт следит за каждым своим словом, однако мальчик ни с того ни с сего срывается в крик. Она лихорадочно озирается по сторонам в поисках того, что могло его напугать или рассердить, но ничего особенного не видит. Мимо проходят двое полицейских в форме – и это все? Никаких задержанных пьяниц или наркоманов, с ором и проклятиями вываливающихся из камер. Даже в больнице, в местах для посетителей, шума и толкотни больше, чем нынче в полицейском управлении. Но Лео ведет себя так, будто угодил в центр военных действий.
– Лео, что случилось?
Мальчик сердито обводит рукой вокруг себя.
– Не люблю участок. Не люблю полицейский участок!
– Почему?
– Хочу остаться с мамой.
Заявление подтверждается потоком слез.
– Ты и так с мамой. Поэтому мы сюда и пришли.
– Хочу с мамой дома. А не там, где мама работает.
– Мама сегодня должна быть здесь.
– Не хочу туда, где мама работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Лео топает к окну. Он уже достаточно высок, чтобы дотянуться до открыток: берет их с подоконника, одну за другой, и внимательно рассматривает картинки.
– Славный малыш, – говорит Фрэнк.
– Спасибо.
– Мне бы встречаться с ним почаще. С ним и моей дочкой.
– А что говорят наши ребята? – спрашивает Кейт. – Насчет того, кто это сделал.
– Они не знают. Кроме того, что это те же самые люди, которые прислали то письмо.
– Вывод сделан на том основании, что история с письмом не предавалась огласке, и, следовательно, покушение не мог устроить подражатель?
Он кивает.
– Но должны же у экспертов быть какие-то зацепки, какие-то предположения, – говорит она.
– Один из них заглядывал ко мне вчера вечером. Сказал, что они нашли кое-какие мелочи – детонатор, обрывки конверта, то да се. И продолжают искать.
– Пластиковая взрывчатка?
– Ага.
– Тогда понятно. Ничто другое в столь малом количестве не могло бы нанести такой ущерб.
– Как отель?
– Выглядит так, будто там взорвалась бомба.
Его лицо морщится, сначала от смеха, а потом еще и от боли.
– Ой, не смеши ты меня. Чертовски больно.
– Прости. А ты знаешь, этот фокус с книгой в конверте описан во всех трудах по криминалистике? Контакты взрывателя крепятся к страницам книги, а между ними просовывается кусочек картона, который приклеивается к задней части конверта. Когда конверт вскрывают, книгу вытаскивают, а картонка, разделяющая контакты, остается внутри. Контакты соединяются, цепь замыкается...
Кейт разводит руками.
– Я гляжу, моя дочь специалист по взрывному делу, – говорит Фрэнк с грустной улыбкой.
– Скажем так, мне доводилось с этим сталкиваться. А когда врачи собираются тебя выписывать?
– Говорят, что продержат до понедельника. Для наблюдения.
– Хочешь, я принесу тебе что-нибудь почитать. В холле есть киоск, я за пять минут обернусь.
У кровати Фрэнка звонит телефон. Он неловко тянется к нему и поднимает трубку.
– Фрэнк Бошам... Что у вас? Отлично, отлично. Молодцы ребята... Я прибуду туда, как только смогу. Не уходите без меня.
Он кладет трубку.
– Куда это ты прибудешь, как только сможешь? – спрашивает Кейт.
– На вертолетную станцию.
– А ты не забыл, что лежишь в больнице?
– Уже нет. Я выписываюсь.
– Да зачем, черт возьми?
– Это звонил Чарли Фокс. Они нашли машину, которую сбросил Саттон. Мы собираемся совершить погружение и посмотреть, что там да как.
– Не дури, папа. В твоем состоянии?
– Со мной все нормально.
– Ага, только голова нашпигована осколками, а одна рука ободрана до кости. Или ты думаешь, врачи хотят оставить тебя здесь до понедельника просто так, от нечего делать? А к машине пусть спустится кто-нибудь другой. Не поверю, чтобы во всей вашей конторе не нашлось больше ни одного человека, способного совершить погружение.
– И это говорит женщина, которая берется за дело об убийстве на следующий день после того, как сама чуть не потонула.
– Господи, до чего же ты упрям.
– По этой части я весь в дочурку, тут уж не поспоришь. Ясно ведь, что я должен спуститься, хотя бы потому, что меня пытались остановить. Мне угрожают, требуют отступиться, а когда я этого не делаю, посылают мне бомбу. Разве ты в таких обстоятельствах отказалась бы от погружения?
– Конечно нет. Но...
– Что еще за "но"?
– Я офицер полиции, и то, что в случае необходимости мне придется рисковать, подразумевается как само собой разумеющееся. Это часть моей профессии. Но ты другое дело – ты чиновник морского ведомства, производящий технические расследования. Помнишь, как ты перепугался, получив это письмо.
– Да, не спорю, перепугался. Но они свою угрозу выполнили, а я все еще жив и теперь намереваюсь выполнить свой долг. Что еще могут они мне сделать? И вот что – противодействие нашим расследованиям – дело самое обычное, мы сталкиваемся с ним чуть ли не каждый раз. Так что это тоже часть профессии.
– Ты что, при расследовании каждого кораблекрушения получаешь предупреждения о бомбах?
– Нет, нет. Обычно до таких крайностей не доходит. Однако всегда находится кто-то, не желающий, чтобы вся правда об инциденте вышла наружу. Морские перевозки – это особый бизнес, своего рода закрытый клуб, пролезть в который труднее, чем в дырку в мышиной заднице.
Фрэнк, загибая пальцы здоровой руки, перечисляет:
– Конструкторы проектируют суда. Менеджеры организуют рабочий процесс. Финансисты заключают сделки. Директора вырабатывают корпоративную стратегию и направление. Политики принимают нормативные акты, лоббируя чьи-либо интересы. И если где-то дела идут насмарку, вся причастная к этому свора делает все, чтобы прикрыть друг другу задницы, спрятать концы в воду и спустить дело на тормозах. Так заведено повсюду. С той единственной разницей, что не все, конечно же, решаются защищать свои интересы столь радикально.
– Папа, то, о чем мы говорим, не просто защита чьих-то интересов, а террористический акт. Сдается мне, ты все-таки малость сбрендил.
Он указывает на одежду, сложенную на стуле.
– Сбрендил не сбрендил... Взяла бы лучше да помогла своему старику одеться.
* * *
Кейт молча везет его из лечебницы на Куин-стрит.
Она назвала отца упрямым, но это еще мягко сказано. Одно время Кейт думала, что переняла это – неудержимое стремление во что бы то ни стало доискаться до истины – у Реда, но понимает, что оно у нее в генах. Собственно говоря, она и отца-то пытается отговорить от задуманного, потому что знает – он такой же неуемный. А это пугает.
Припарковавшись в подземном полицейском гараже, Кейт, держа Лео за руку, поднимается вверх на лифте.
– Ты же бывал здесь раньше, правда?
Лео мотает головой.
– Никогда? А я уверена, что бывал.
Они приезжают на четвертый этаж, но, как только выходят из кабины, Лео начинает хныкать.
– Малыш, дорогой? Что случилось?
После вчерашнего срыва Кейт следит за каждым своим словом, однако мальчик ни с того ни с сего срывается в крик. Она лихорадочно озирается по сторонам в поисках того, что могло его напугать или рассердить, но ничего особенного не видит. Мимо проходят двое полицейских в форме – и это все? Никаких задержанных пьяниц или наркоманов, с ором и проклятиями вываливающихся из камер. Даже в больнице, в местах для посетителей, шума и толкотни больше, чем нынче в полицейском управлении. Но Лео ведет себя так, будто угодил в центр военных действий.
– Лео, что случилось?
Мальчик сердито обводит рукой вокруг себя.
– Не люблю участок. Не люблю полицейский участок!
– Почему?
– Хочу остаться с мамой.
Заявление подтверждается потоком слез.
– Ты и так с мамой. Поэтому мы сюда и пришли.
– Хочу с мамой дома. А не там, где мама работает.
– Мама сегодня должна быть здесь.
– Не хочу туда, где мама работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106