Но она знает, что чувства Фергюсона не изменились, и это порой окрашивает его поведение. Как сейчас.
– Что все-таки случилось?
– Она там.
Он указывает жестом туда, где толкутся эксперты.
Кейт прокладывает локтями путь, чувствуя, что Фергюсон сзади, за ее плечом.
– Прошу прощения, – повторяет она, – позвольте пройти на место происшествия. Я здесь старший офицер.
Последний фотограф отступает в сторону, и Кейт останавливается как вкопанная.
Фергюсон был прав. Зрелище не из приятных.
Из-под дерева торчит пара ног. Женских ног, стройных и молодых.
С кровавыми обрубками вместо ступней.
Кейт стискивает зубы и сглатывает.
Фергюсон подается вперед, видно желая что-то ей сказать, но она выставляет вперед руки, чтобы остановить его.
Вид несчастных, ставших жертвами убийств, совершенных вне дома, вызывает особенно тяжелое чувство. Мало того что они подвергаются жестокому надругательству, так еще после смерти оказываются отданными на милость стихий и выставленными на обозрение случайным прохожим. Те, кого убили за закрытыми дверями, как бы ни были искалечены, по крайней мере избавлены от зевак.
– Кто нашел ее?
– Здешний малый, делающий пробежки по утрам, – отвечает Фергюсон. – Сейчас его допрашивают.
Кейт приседает, чтобы посмотреть поближе.
Почва под жертвой смешана с буровато-красной свернувшейся кровью, пятна крови засыхают и на теле убитой. Ее порванная рубашка зияет ухмыляющимися ртами ножевых ран. Ей наносили удары многократно и яростно.
Одна рука лежит на груди, а другая на земле, у бока.
Кисти рук тоже отсечены.
Кейт заставляет себя поднять взгляд вверх, к лицу женщины, зная, что и оно вполне могло быть изуродовано до неузнаваемости. Это нападение относится к самым жестоким и яростным из тех, с какими ей доводилось сталкиваться.
Но до лица дело так и не доходит. Веревка обвязана вокруг шеи жертвы, пропущена под мышками и обмотана вокруг верхней части рук. С этой веревки свисают недостающие конечности: одна кисть и одна стопа по каждую сторону тела. Ступни покоятся на ключицах, а кисти рук положены поперек ее тонких бицепсов.
Слоны и кони, шахматные фигуры, выстроенные перед игрой.
И прямо в середине, пришпиленная позади головы к впадине у горла женщины, злобно шипит на каждого приближающегося угольно-черная гадюка.
* * *
До организации в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году специального бюро расследованием несчастных случаев на море занимались инспекторы Морского департамента Министерства транспорта. Теперь БРМП представляет собой особую, автономную структуру внутри департамента (расширившегося, вобрав в себя управления Регионального развития и Охраны окружающей среды), и главный инспектор отчитывается лично перед министром. Его независимость усиливается тем, что Бюро базируется в Саутгемптоне, далеко от кровосмесительных коридоров Уайт-холла.
Бюро расследований морских происшествий разбирается примерно с двумя тысячами инцидентов в год. Около шестисот из них требуют расследования, хотя в большинстве случаев достаточно переписки или телефонных переговоров. Примерно семьдесят требуют обязательного ознакомления с местом происшествия. И фактически ни для одного не нужна та самоотдача, которая прослеживается в расследовании с "Амфитритой". В плане потерянных жизней это крупнейшая катастрофа с участием британского судна с крушения 1987 года, когда пошел на дно паром "Герольд оф фри энтерпрайз". Фрэнк привез с собой в Абердин семерых инспекторов и шестнадцать ассистентов с расширенными полномочиями.
Кристиан Паркер, третий помощник капитана с "Амфитриты" и единственный спасшийся член команды мостика, был переведен из отделения неотложной помощи в главный корпус королевской лечебницы, в паре сотен ярдов вверх по склону холма. У входа, вытаптывая траву на раскинувшейся перед входом, поросшей маленькими деревцами лужайке, толпятся журналисты. Быстро, так, что его не успевают узнать, Фрэнк проталкивается сквозь ряды репортеров, показывает на вахте маленькую ламинированную карточку с символом БРМП в левом верхнем углу, и ему сообщают номер палаты Паркера. Он направляется вниз по лестнице, а потом идет в обратном направлении полуосвещенными коридорами, где пахнет готовящейся едой и пластиком новых приборов.
Доктор стоит в дверях, записывая что-то в блокноте. На поясе Фрэнка звенит мобильный телефон. Доктор вскидывает на него глаза.
– Не могли бы вы его отключить? – говорит он. – Сотовые телефоны мешают работе больничного оборудования. Создают помехи.
Фрэнк тянется к телефону, нащупывает нужную клавишу и отключает его.
Он находит нужную палату со второй попытки; в первый раз его заносит в посудомоечную. У палаты Паркера дежурит полисмен. Фрэнк снова показывает удостоверение. Полицейский открывает дверь и пропускает его.
Когда Фрэнк входит, Паркер поворачивает голову в его сторону. Лицо моряка фактически не пострадало: никаких повреждений, кроме ссадин над правым глазом и легкого пореза в нижней части левой щеки.
Травма, которую Фрэнк видеть, конечно, не может, находится в сознании Паркера, в его голове. Она дает о себе знать ночными кошмарами, нескончаемыми вереницами образов, бьющихся изнутри о стенки его черепа. Кроме кровати и тумбочки в окрашенной в светло-голубой цвет палате есть два стула, на один из которых Фрэнк и садится. Паркер наблюдает за ним молча.
Фрэнк знает, что он не из тех, к кому с первого взгляда проникаются доверием и почтением. Он невысокий и коренастый, с небольшим, но выступающим полусферой над брючным ремнем животиком. Его седые волосы подстрижены коротким ежиком, что зрительно увеличивает уши. У него нос боксера, большой, плоский и едва ли уже, чем рот. Сейчас он старается, чтобы Паркер расслабился.
– Я Фрэнк Бошам, возглавляю расследование крушения "Амфитриты".
Паркер едва заметно кивает.
– Как вы себя чувствуете?
– Умираю от голода. И от жары. Сделайте милость, откройте окно.
Фрэнк встает и подходит к окну.
– Вас не покормили завтраком? – спрашивает он, возясь с задвижкой.
– Тогда не хотелось. А теперь я проголодался. Правда, придется ждать ланча.
Паркер роняет слова медленно и тяжело.
Оконная задвижка раздраженно скрипит, но поддается. Фрэнк распахивает окно до предела, возвращается к кровати и, сняв пиджак, вешает его на спинку стула. Становятся видны могучие предплечья настоящего моряка, человека, десятилетиями крутившего ручную лебедку и травившего шкоты.
– Кристиан, я пришел сюда, чтобы расспросить вас о случившемся на борту "Амфитриты". Понятно, что вам этот разговор удовольствия не доставит, но мне необходимо узнать о событиях той ночи все, что вы сможете вспомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Что все-таки случилось?
– Она там.
Он указывает жестом туда, где толкутся эксперты.
Кейт прокладывает локтями путь, чувствуя, что Фергюсон сзади, за ее плечом.
– Прошу прощения, – повторяет она, – позвольте пройти на место происшествия. Я здесь старший офицер.
Последний фотограф отступает в сторону, и Кейт останавливается как вкопанная.
Фергюсон был прав. Зрелище не из приятных.
Из-под дерева торчит пара ног. Женских ног, стройных и молодых.
С кровавыми обрубками вместо ступней.
Кейт стискивает зубы и сглатывает.
Фергюсон подается вперед, видно желая что-то ей сказать, но она выставляет вперед руки, чтобы остановить его.
Вид несчастных, ставших жертвами убийств, совершенных вне дома, вызывает особенно тяжелое чувство. Мало того что они подвергаются жестокому надругательству, так еще после смерти оказываются отданными на милость стихий и выставленными на обозрение случайным прохожим. Те, кого убили за закрытыми дверями, как бы ни были искалечены, по крайней мере избавлены от зевак.
– Кто нашел ее?
– Здешний малый, делающий пробежки по утрам, – отвечает Фергюсон. – Сейчас его допрашивают.
Кейт приседает, чтобы посмотреть поближе.
Почва под жертвой смешана с буровато-красной свернувшейся кровью, пятна крови засыхают и на теле убитой. Ее порванная рубашка зияет ухмыляющимися ртами ножевых ран. Ей наносили удары многократно и яростно.
Одна рука лежит на груди, а другая на земле, у бока.
Кисти рук тоже отсечены.
Кейт заставляет себя поднять взгляд вверх, к лицу женщины, зная, что и оно вполне могло быть изуродовано до неузнаваемости. Это нападение относится к самым жестоким и яростным из тех, с какими ей доводилось сталкиваться.
Но до лица дело так и не доходит. Веревка обвязана вокруг шеи жертвы, пропущена под мышками и обмотана вокруг верхней части рук. С этой веревки свисают недостающие конечности: одна кисть и одна стопа по каждую сторону тела. Ступни покоятся на ключицах, а кисти рук положены поперек ее тонких бицепсов.
Слоны и кони, шахматные фигуры, выстроенные перед игрой.
И прямо в середине, пришпиленная позади головы к впадине у горла женщины, злобно шипит на каждого приближающегося угольно-черная гадюка.
* * *
До организации в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году специального бюро расследованием несчастных случаев на море занимались инспекторы Морского департамента Министерства транспорта. Теперь БРМП представляет собой особую, автономную структуру внутри департамента (расширившегося, вобрав в себя управления Регионального развития и Охраны окружающей среды), и главный инспектор отчитывается лично перед министром. Его независимость усиливается тем, что Бюро базируется в Саутгемптоне, далеко от кровосмесительных коридоров Уайт-холла.
Бюро расследований морских происшествий разбирается примерно с двумя тысячами инцидентов в год. Около шестисот из них требуют расследования, хотя в большинстве случаев достаточно переписки или телефонных переговоров. Примерно семьдесят требуют обязательного ознакомления с местом происшествия. И фактически ни для одного не нужна та самоотдача, которая прослеживается в расследовании с "Амфитритой". В плане потерянных жизней это крупнейшая катастрофа с участием британского судна с крушения 1987 года, когда пошел на дно паром "Герольд оф фри энтерпрайз". Фрэнк привез с собой в Абердин семерых инспекторов и шестнадцать ассистентов с расширенными полномочиями.
Кристиан Паркер, третий помощник капитана с "Амфитриты" и единственный спасшийся член команды мостика, был переведен из отделения неотложной помощи в главный корпус королевской лечебницы, в паре сотен ярдов вверх по склону холма. У входа, вытаптывая траву на раскинувшейся перед входом, поросшей маленькими деревцами лужайке, толпятся журналисты. Быстро, так, что его не успевают узнать, Фрэнк проталкивается сквозь ряды репортеров, показывает на вахте маленькую ламинированную карточку с символом БРМП в левом верхнем углу, и ему сообщают номер палаты Паркера. Он направляется вниз по лестнице, а потом идет в обратном направлении полуосвещенными коридорами, где пахнет готовящейся едой и пластиком новых приборов.
Доктор стоит в дверях, записывая что-то в блокноте. На поясе Фрэнка звенит мобильный телефон. Доктор вскидывает на него глаза.
– Не могли бы вы его отключить? – говорит он. – Сотовые телефоны мешают работе больничного оборудования. Создают помехи.
Фрэнк тянется к телефону, нащупывает нужную клавишу и отключает его.
Он находит нужную палату со второй попытки; в первый раз его заносит в посудомоечную. У палаты Паркера дежурит полисмен. Фрэнк снова показывает удостоверение. Полицейский открывает дверь и пропускает его.
Когда Фрэнк входит, Паркер поворачивает голову в его сторону. Лицо моряка фактически не пострадало: никаких повреждений, кроме ссадин над правым глазом и легкого пореза в нижней части левой щеки.
Травма, которую Фрэнк видеть, конечно, не может, находится в сознании Паркера, в его голове. Она дает о себе знать ночными кошмарами, нескончаемыми вереницами образов, бьющихся изнутри о стенки его черепа. Кроме кровати и тумбочки в окрашенной в светло-голубой цвет палате есть два стула, на один из которых Фрэнк и садится. Паркер наблюдает за ним молча.
Фрэнк знает, что он не из тех, к кому с первого взгляда проникаются доверием и почтением. Он невысокий и коренастый, с небольшим, но выступающим полусферой над брючным ремнем животиком. Его седые волосы подстрижены коротким ежиком, что зрительно увеличивает уши. У него нос боксера, большой, плоский и едва ли уже, чем рот. Сейчас он старается, чтобы Паркер расслабился.
– Я Фрэнк Бошам, возглавляю расследование крушения "Амфитриты".
Паркер едва заметно кивает.
– Как вы себя чувствуете?
– Умираю от голода. И от жары. Сделайте милость, откройте окно.
Фрэнк встает и подходит к окну.
– Вас не покормили завтраком? – спрашивает он, возясь с задвижкой.
– Тогда не хотелось. А теперь я проголодался. Правда, придется ждать ланча.
Паркер роняет слова медленно и тяжело.
Оконная задвижка раздраженно скрипит, но поддается. Фрэнк распахивает окно до предела, возвращается к кровати и, сняв пиджак, вешает его на спинку стула. Становятся видны могучие предплечья настоящего моряка, человека, десятилетиями крутившего ручную лебедку и травившего шкоты.
– Кристиан, я пришел сюда, чтобы расспросить вас о случившемся на борту "Амфитриты". Понятно, что вам этот разговор удовольствия не доставит, но мне необходимо узнать о событиях той ночи все, что вы сможете вспомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106