Необходимо, чтобы этот юноша перестал существовать. Распорядитесь сейчас же.
— Вы напомнили мне, монсеньор, о том, что Кончини, вероятно, отдал приказ, а я… я забыл отменить его.
— Означает ли это, что пленника уже выпустили на свободу? — с тревогой спросил Аквавива.
— Нет, монсеньор, но боюсь, он находится в крутящейся комнате.
— Это бесполезная жестокость, сын мой, — мягко промолвил Аквавива, — Ступайте и прекратите пытку, если еще есть время.
— Бегу, монсеньор, — воскликнул Парфе Гулар.
И он, в самом деле, подбежав к двери, распахнул ее, но тут же застыл на месте.
Перед ним стоял, загораживая проход, Пардальян. Монах попятился и вновь оказался в келье Аквавивы.
Пардальян вышел из камеры Перетты-милашки, ведя девушку за руку. Стражнику он сказал:
— Проводите нас этажом ниже.
Стражник подчинился беспрекословно. Распоряжение аббатисы было настолько ясным и категоричным, что спорить не приходилось.
На нижнем этаже Пардальян остановился у одной из дверей. Заметим, что Перетта незаметно сжала ему ладонь — видимо, это был условленный между ними знак.
— Откройте, — приказал Пардальян.
Войдя вместе с Переттой, он спросил шепотом:
— Какая из двух кроватей, дитя мое?
— Вот эта, сударь. В головах, не очень высоко.
Оба, склонившись к стене, стали ощупывать ее дюйм за дюймом.
— Нашел, — вдруг произнес Пардальян.
Вернувшись к двери, он впустил Карканя, Эскаргаса и Гренгая, а тюремщику сказал:
— Закройте дверь и ступайте, любезный. Вы мне больше не нужны.
— А узница, монсеньор?
— Она останется со мной, — холодно ответил шевалье.
— Ясно, — пробормотал стражник с понимающей улыбкой.
Когда они остались одни, Пардальян вернулся к кровати и нажал на крохотный выступ: отворилась небольшая дверца, и все пятеро вошли в нее. Они оказались на той самой площадке, куда выходила келья, занимаемая Аквавивой.
Пардальян быстро осмотрелся. Ничто не ускользнуло от его зоркого глаза: он увидел запертый на замок чулан, увидел дверь, за которой Аквавива беседовал со своим верным подручным, наконец, увидел лестницу.
Шевалье беззвучно приблизился к двери. Остальные застыли в неподвижности, не сводя с него глаз, готовые подчиниться малейшему жесту. Пардальян, приложив ухо к двери, услышал голос Парфе Гулара, говорившего: «Он смертельно ненавидит Жеана Храброго!»
Пардальян, сделав своим спутником знак не шевелиться, наклонился и стал слушать. Захватив самый конец этого разговора, он успел узнать о том, какая ужасная опасность грозит его сыну.
Парфе Гулар, открыв дверь, едва не столкнулся с ним. На лице Пардальяна застыло то страшное в своей холодности выражение, которое всегда появлялось у него в критической ситуации или в моменты сильного волнения. Когда он двинулся вперед, монаху пришлось отступить.
Аквавива неторопливо прохаживался по комнате. Он увидел незнакомца, заметил растерянное лицо Парфе Гулара. И понял, что произошла какая-то неожиданность, которая может не только расстроить все планы, но и оказаться смертельной для него самого. Он не потерял хладнокровия и быстро шагнул к окну.
Пардальян уже обратил внимание на это открытое окно. От его пронзительного взгляда не укрылся некий священнослужитель, сидевший у подоконника в доме на углу улицы Вьей-Монне, погрузившись, по всей видимости, в благочестивые раздумья. Опередив Аквавиву, шевалье быстро задернул шторы.
Парфе Гулар попытался юркнуть в потайную дверцу, но столкнулся с Гренгаем, Эскаргасом и Карканем, преградившими ему проход.
— Смотри-ка! Да это же брат Парфе Гулар! — насмешливо промолвил Гренгай. — Наш пьянчужка Парфе Гулар!
— Как здоровье после вчерашнего? — добродушно спросил Эскаргас.
— Жажда не мучит? — осведомился Каркань.
Монах сделал попытку прибегнуть к своей обычной наглости.
— Пропустите меня, дети мои, — сказал он, — я очень спешу.
— Неужели? — произнес Гренгай, не сдвинувшись ни на шаг. — Зато у нас время есть.
Парфе Гулар понял, что разоблачен. Окинув троих храбрецов угрюмым взором, он медленно отступил.
Тем временем Аквавива, внешне очень спокойный, высокомерно говорил, обращаясь к Пардальяну:
— Что все это значит, сударь? Вы силой врываетесь в обитель безобидного служителя Бога! Подобает ли это благородному человеку?
— Сударь, — ответил шевалье с ужасающей холодностью, — я Пардальян. А, теперь вы понимаете? Вы немедленно отведете меня к тому юноше, которого, судя по вашим словам, подвергли какой-то неслыханной пытке. Идемте, сударь, каждое мгновение дорого.
Аквавива, подняв свое бледное лицо, устремил пронизывающий взор на шевалье. Он словно бы измерил и взвесил своего противника взглядом, испепелившим бы любого другого. Скрестив на груди руки со страшной медлительностью, как человек, которому некуда спешить, он произнес с непередаваемой интонацией:
— А! Так вы и есть шевалье де Пардальян! Что ж, я отказываюсь подчиниться вашему грубому нажиму. Любопытно будет узнать, посмеет ли благородный рыцарь и доблестный паладин… ведь вас именно так именуют?.. посмеет ли он нанести смертельный удар слабому старику?
Пардальян понял, что хитрый иезуит пытается выиграть время. Это была ловушка. Он подал знак троим храбрецам. Гренгай и Каркань тут же схватили брата Парфе Гулара за руки. Лже-пьяница обладал чудовищной силой и едва не вырвался, но Гренгай, приставив ему к горлу кинжал, безмятежно предупредил:
— Еще раз дернешься, и настанет твой последний час! Стой смирно, монашек, так будет лучше, поверь мне.
И Парфе Гулар поверил ему.
Пардальян же, ухватив Аквавиву за запястье, поволок иезуита к лестнице и начал по ней спускаться. На ходу он говорил тем ровным тоном, который означал у него холодное бешенство, дошедшее до крайнего предела:
— Рыцарь, каковым я являюсь, не унизит себя, нанеся удар слабому старику, каковым вы, сударь, не являетесь. Но зарубите себе на носу: сейчас мы окажемся внизу; если вы не примете решения, если мой сын погибнет в страшных муках, то, Богом клянусь, я доставлю вас с вашим сообщником в Лувр и скажу королю: «Сир, это Клод Аквавива, генерал ордена иезуитов, приговоривший вас к смерти. А это его подручный, брат Парфе Гулар, втихомолку подстрекавший к цареубийству фанатика Равальяка!» И тогда ваши головы скатятся с плеч. Вас этим не испугать, ибо вы человек отважный, я вижу. Но это означает полный крах ордена, который вы возглавляете. А это для вас все! Мы уже подходим, сударь…
В самом деле, они спустились на первый этаж. Пардальян, благодаря своей феноменальной интуиции, передвигался по дому так, словно знал его вдоль и поперек.
Предупредив Аквавиву о своих намерениях, он больше не прибавил ни слова. И все произошло так, как он ожидал. У самого выхода Аквавива решился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Вы напомнили мне, монсеньор, о том, что Кончини, вероятно, отдал приказ, а я… я забыл отменить его.
— Означает ли это, что пленника уже выпустили на свободу? — с тревогой спросил Аквавива.
— Нет, монсеньор, но боюсь, он находится в крутящейся комнате.
— Это бесполезная жестокость, сын мой, — мягко промолвил Аквавива, — Ступайте и прекратите пытку, если еще есть время.
— Бегу, монсеньор, — воскликнул Парфе Гулар.
И он, в самом деле, подбежав к двери, распахнул ее, но тут же застыл на месте.
Перед ним стоял, загораживая проход, Пардальян. Монах попятился и вновь оказался в келье Аквавивы.
Пардальян вышел из камеры Перетты-милашки, ведя девушку за руку. Стражнику он сказал:
— Проводите нас этажом ниже.
Стражник подчинился беспрекословно. Распоряжение аббатисы было настолько ясным и категоричным, что спорить не приходилось.
На нижнем этаже Пардальян остановился у одной из дверей. Заметим, что Перетта незаметно сжала ему ладонь — видимо, это был условленный между ними знак.
— Откройте, — приказал Пардальян.
Войдя вместе с Переттой, он спросил шепотом:
— Какая из двух кроватей, дитя мое?
— Вот эта, сударь. В головах, не очень высоко.
Оба, склонившись к стене, стали ощупывать ее дюйм за дюймом.
— Нашел, — вдруг произнес Пардальян.
Вернувшись к двери, он впустил Карканя, Эскаргаса и Гренгая, а тюремщику сказал:
— Закройте дверь и ступайте, любезный. Вы мне больше не нужны.
— А узница, монсеньор?
— Она останется со мной, — холодно ответил шевалье.
— Ясно, — пробормотал стражник с понимающей улыбкой.
Когда они остались одни, Пардальян вернулся к кровати и нажал на крохотный выступ: отворилась небольшая дверца, и все пятеро вошли в нее. Они оказались на той самой площадке, куда выходила келья, занимаемая Аквавивой.
Пардальян быстро осмотрелся. Ничто не ускользнуло от его зоркого глаза: он увидел запертый на замок чулан, увидел дверь, за которой Аквавива беседовал со своим верным подручным, наконец, увидел лестницу.
Шевалье беззвучно приблизился к двери. Остальные застыли в неподвижности, не сводя с него глаз, готовые подчиниться малейшему жесту. Пардальян, приложив ухо к двери, услышал голос Парфе Гулара, говорившего: «Он смертельно ненавидит Жеана Храброго!»
Пардальян, сделав своим спутником знак не шевелиться, наклонился и стал слушать. Захватив самый конец этого разговора, он успел узнать о том, какая ужасная опасность грозит его сыну.
Парфе Гулар, открыв дверь, едва не столкнулся с ним. На лице Пардальяна застыло то страшное в своей холодности выражение, которое всегда появлялось у него в критической ситуации или в моменты сильного волнения. Когда он двинулся вперед, монаху пришлось отступить.
Аквавива неторопливо прохаживался по комнате. Он увидел незнакомца, заметил растерянное лицо Парфе Гулара. И понял, что произошла какая-то неожиданность, которая может не только расстроить все планы, но и оказаться смертельной для него самого. Он не потерял хладнокровия и быстро шагнул к окну.
Пардальян уже обратил внимание на это открытое окно. От его пронзительного взгляда не укрылся некий священнослужитель, сидевший у подоконника в доме на углу улицы Вьей-Монне, погрузившись, по всей видимости, в благочестивые раздумья. Опередив Аквавиву, шевалье быстро задернул шторы.
Парфе Гулар попытался юркнуть в потайную дверцу, но столкнулся с Гренгаем, Эскаргасом и Карканем, преградившими ему проход.
— Смотри-ка! Да это же брат Парфе Гулар! — насмешливо промолвил Гренгай. — Наш пьянчужка Парфе Гулар!
— Как здоровье после вчерашнего? — добродушно спросил Эскаргас.
— Жажда не мучит? — осведомился Каркань.
Монах сделал попытку прибегнуть к своей обычной наглости.
— Пропустите меня, дети мои, — сказал он, — я очень спешу.
— Неужели? — произнес Гренгай, не сдвинувшись ни на шаг. — Зато у нас время есть.
Парфе Гулар понял, что разоблачен. Окинув троих храбрецов угрюмым взором, он медленно отступил.
Тем временем Аквавива, внешне очень спокойный, высокомерно говорил, обращаясь к Пардальяну:
— Что все это значит, сударь? Вы силой врываетесь в обитель безобидного служителя Бога! Подобает ли это благородному человеку?
— Сударь, — ответил шевалье с ужасающей холодностью, — я Пардальян. А, теперь вы понимаете? Вы немедленно отведете меня к тому юноше, которого, судя по вашим словам, подвергли какой-то неслыханной пытке. Идемте, сударь, каждое мгновение дорого.
Аквавива, подняв свое бледное лицо, устремил пронизывающий взор на шевалье. Он словно бы измерил и взвесил своего противника взглядом, испепелившим бы любого другого. Скрестив на груди руки со страшной медлительностью, как человек, которому некуда спешить, он произнес с непередаваемой интонацией:
— А! Так вы и есть шевалье де Пардальян! Что ж, я отказываюсь подчиниться вашему грубому нажиму. Любопытно будет узнать, посмеет ли благородный рыцарь и доблестный паладин… ведь вас именно так именуют?.. посмеет ли он нанести смертельный удар слабому старику?
Пардальян понял, что хитрый иезуит пытается выиграть время. Это была ловушка. Он подал знак троим храбрецам. Гренгай и Каркань тут же схватили брата Парфе Гулара за руки. Лже-пьяница обладал чудовищной силой и едва не вырвался, но Гренгай, приставив ему к горлу кинжал, безмятежно предупредил:
— Еще раз дернешься, и настанет твой последний час! Стой смирно, монашек, так будет лучше, поверь мне.
И Парфе Гулар поверил ему.
Пардальян же, ухватив Аквавиву за запястье, поволок иезуита к лестнице и начал по ней спускаться. На ходу он говорил тем ровным тоном, который означал у него холодное бешенство, дошедшее до крайнего предела:
— Рыцарь, каковым я являюсь, не унизит себя, нанеся удар слабому старику, каковым вы, сударь, не являетесь. Но зарубите себе на носу: сейчас мы окажемся внизу; если вы не примете решения, если мой сын погибнет в страшных муках, то, Богом клянусь, я доставлю вас с вашим сообщником в Лувр и скажу королю: «Сир, это Клод Аквавива, генерал ордена иезуитов, приговоривший вас к смерти. А это его подручный, брат Парфе Гулар, втихомолку подстрекавший к цареубийству фанатика Равальяка!» И тогда ваши головы скатятся с плеч. Вас этим не испугать, ибо вы человек отважный, я вижу. Но это означает полный крах ордена, который вы возглавляете. А это для вас все! Мы уже подходим, сударь…
В самом деле, они спустились на первый этаж. Пардальян, благодаря своей феноменальной интуиции, передвигался по дому так, словно знал его вдоль и поперек.
Предупредив Аквавиву о своих намерениях, он больше не прибавил ни слова. И все произошло так, как он ожидал. У самого выхода Аквавива решился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189