Слабый свет проникал сюда из узкой бойницы.
В четверг утром, почти в тот самый момент, когда Пардальян подходил к тюрьме, дверь комнаты Бертиль распахнулась и туда вошла женщина. Это была Леонора Галигаи.
Остановившись перед девушкой, она долго смотрела на нее, не говоря ни единого слова. Постепенно лицо гостьи приняло выражение такой холодной жестокости, что Бертиль, невзирая на все свое мужество, содрогнулась. В глазах Леоноры она прочла смертный приговор и, отступив на шаг, невольно вжала голову в плечи.
Но тут же выпрямилась и, овладев собой, произнесла своим мелодичным голосом:
— Мадам, вчера вы спасли мою честь, и я готова была благословлять вас. Сегодня я вижу, что лишь сменила одну темницу на другую. Я догадываюсь, я чувствую, что меня держат здесь по вашему приказу… что я оказалась в вашей власти. В ваших глазах я только что прочла смертельную ненависть. За что вы ненавидите меня? Что я вам сделала? Кто вы?
Не торопясь с ответом, Леонора спокойно села в кресло и с великолепной непринужденностью сделала Бертиль знак садиться, а та глядела на нее с изумлением, словно перед ней вдруг явилась совершенно другая женщина.
Леонору и в самом деле трудно было узнать. На лице ее, еще мгновение назад страшном в своей злобе, появилось теперь выражение глубокой печали и покорности судьбе. С великолепно разыгранными искренностью и смущением, усталым и грустным, но одновременно мягким и вкрадчивым голосом она произнесла:
— Простите меня, мадемуазель, за дурные мысли. Видя вас столь юной и чистой, столь блистательно красивой… тогда как я уродлива, о, ужасающе уродлива и безобразна… Я не смогла сдержать чувство, очень похожее на ненависть.
Это было сказано с такой болью и мукой, что Бертиль была потрясена до глубины души.
Леонора же продолжала:
— Отчего проникло в меня это низкое чувство? Вы сейчас поймете, мадемуазель. Перед вами жена человека, который преследует вас своим грубым вожделением… перед вами супруга Кончини!
Бертиль, вздрогнув, инстинктивно отпрянула.
— О, успокойтесь, — промолвила Леонора с жалкой улыбкой, — у меня нет причин ненавидеть вас. Это не ваша вина, что вы так красивы и что Кончини воспылал к вам страстью. Я знаю, вы не любите его. Сердце ваше отдано другому, а вы, полагаю, из тех, кто отдает свое сердце раз и навсегда. Я не желаю вам зла… потому что знаю, что Кончини внушает вам только ужас.
И она повторила очень медленно, словно желая, чтобы Бертиль прониклась этими словами:
— Непреодолимый ужас! Такой ужас, что, выбирая между объятиями моего мужа и смертью, вы без колебаний…
— Смерть в сто раз лучше, мадам! — вскричала Бертиль, прерывая Леонору в порыве мятежного негодования.
Галигаи кивнула с тонкой, понимающей улыбкой на устах.
— Да, — прошептала она, будто бы разговаривая сама с собой, — я не ошиблась в этой благородной девушке! И к ней-то… пусть всего на мгновение… я ощутила злобу! Позволила восторжествовать скверному, подлому чувству!
— Умоляю вас, мадам, — великодушно сказала Бертиль, — забудьте об этом минутном заблуждении… в сущности, вполне естественном!
— Не только красива… но добра и великодушна! — с умилением прошептала Леонора.
И, справившись с волнением, заговорила вновь:
— Вы не любите Кончини, мадемуазель. А вот я… такая, какой вы меня видите… я люблю, любила и буду любить только его одного! Для меня Кончини — мое солнце, мой бог, моя жизнь! Он все для меня! За его улыбку я отдала бы душу дьяволу! Как и вы, я сочла бы смерть в сто раз предпочтительнее, нежели объятия другого! Но мой Кончини, мадемуазель… и это самое ужасное… мой Кончини не любит, никогда не любил и не полюбит меня!
О, в этот момент она не кривила душой, можно поклясться! Сердце ее обливалось кровью, а истерзанная душа стонала с такой искренностью, что потрясенная Бертиль пробормотала:
— Бедная женщина!
— Вы сострадаете мне, мадемуазель, и, в самом деле, нет никого, кто больше заслуживал бы жалости, чем я! Никакие страдания не сравнятся с муками, которые я терплю вот уже много лет. Нет худшей пытки, нежели любить… любить всеми силами души, всем существом своим того, кто вас не любит и не полюбит никогда!
— Зачем же отчаиваться? — мягко промолвила Бертиль. — Такая искренняя, такая беззаветная любовь, как ваша, мадам, в конце концов восторжествует.
Леонора с тоской покачала головой.
— И я так думала, — произнесла она удрученно, — но больше уже не надеюсь.
И, внезапно разгорячившись, добавила:
— Вы всего не знаете! Я ревнива! Ревнива до безумия! Пусть мой Кончини не любит меня… но он принадлежит мне, ибо он мой супруг, и я никому его не уступлю… я буду защищать его от всех… увы! прежде всего, от него самого! Но жизнь моя… и без того унылая и мрачная, превращается в ад из-за этой постоянной, упорной борьбы против измены… А скольких измен я не смогла предотвратить? Это известно лишь одному Кончини. Но, несмотря на все, я люблю его и буду любить!
— Я жалею вас всей душой, мадам!
Мощным усилием воли Леонора, казалось, овладела собой.
— Я призналась вам в своем несчастье, чтобы вы поняли, почему я вырвала вас из объятий Кончини. Вы были мне незнакомы, и мне до вас не было дела… Вы поблагодарили меня. Но вы ничем мне не обязаны. Я сделала это не ради вас… только ради себя. Вы понимаете?
— Понимаю, мадам.
— Вы подумали, что я хочу держать вас здесь в заточении. Я не сержусь за это предположение… оно вполне естественно в вашем положении. Тем не менее вы ошиблись. Я намеревалась спрятать вас здесь, пока Кончини не забудет о своей страсти… ведь Кончини забывает быстро.
Бертиль встала, затрепетав от надежды.
— О мадам, неужели вы так великодушны? Вы пришли отворить мне дверь темницы?
— Я намеревалась это сделать, — уточнила Леонора. — Сегодня, увы, я уже не могу так поступить.
Радость Бертиль угасла, зловещее предчувствие сжало ей сердце, и она всхлипнула:
— Почему?
— Потому, — произнесла Леонора с расчетливой медлительностью, — что Кончини оказался хитрее меня… Потому, что приехав сюда в надежде успокоить вас, я обнаружила вокруг дома стражу… Потому, что за этой дверью стоят люди Кончини… люди, которые закололи бы меня без колебаний, если бы я попыталась вывести вас отсюда… Потому, что Кончини жаждет обладать вами и уже через несколько мгновений, через несколько минут он будет здесь!
Бертиль с отчаянием огляделась вокруг.
— Я погибла! — прошептала она. — Никакого оружия… нет ничего, чтобы спасти себя от позора.
Леонора, зловеще улыбаясь, безжалостно повторила ее слова:
— Да, вы погибли безвозвратно, поскольку я не могу вас спасти.
— О, лучше смерть, чем бесчестье! — вскричала Бертиль, заламывая свои белоснежные руки и глядя на Галигаи помутившимся взором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
В четверг утром, почти в тот самый момент, когда Пардальян подходил к тюрьме, дверь комнаты Бертиль распахнулась и туда вошла женщина. Это была Леонора Галигаи.
Остановившись перед девушкой, она долго смотрела на нее, не говоря ни единого слова. Постепенно лицо гостьи приняло выражение такой холодной жестокости, что Бертиль, невзирая на все свое мужество, содрогнулась. В глазах Леоноры она прочла смертный приговор и, отступив на шаг, невольно вжала голову в плечи.
Но тут же выпрямилась и, овладев собой, произнесла своим мелодичным голосом:
— Мадам, вчера вы спасли мою честь, и я готова была благословлять вас. Сегодня я вижу, что лишь сменила одну темницу на другую. Я догадываюсь, я чувствую, что меня держат здесь по вашему приказу… что я оказалась в вашей власти. В ваших глазах я только что прочла смертельную ненависть. За что вы ненавидите меня? Что я вам сделала? Кто вы?
Не торопясь с ответом, Леонора спокойно села в кресло и с великолепной непринужденностью сделала Бертиль знак садиться, а та глядела на нее с изумлением, словно перед ней вдруг явилась совершенно другая женщина.
Леонору и в самом деле трудно было узнать. На лице ее, еще мгновение назад страшном в своей злобе, появилось теперь выражение глубокой печали и покорности судьбе. С великолепно разыгранными искренностью и смущением, усталым и грустным, но одновременно мягким и вкрадчивым голосом она произнесла:
— Простите меня, мадемуазель, за дурные мысли. Видя вас столь юной и чистой, столь блистательно красивой… тогда как я уродлива, о, ужасающе уродлива и безобразна… Я не смогла сдержать чувство, очень похожее на ненависть.
Это было сказано с такой болью и мукой, что Бертиль была потрясена до глубины души.
Леонора же продолжала:
— Отчего проникло в меня это низкое чувство? Вы сейчас поймете, мадемуазель. Перед вами жена человека, который преследует вас своим грубым вожделением… перед вами супруга Кончини!
Бертиль, вздрогнув, инстинктивно отпрянула.
— О, успокойтесь, — промолвила Леонора с жалкой улыбкой, — у меня нет причин ненавидеть вас. Это не ваша вина, что вы так красивы и что Кончини воспылал к вам страстью. Я знаю, вы не любите его. Сердце ваше отдано другому, а вы, полагаю, из тех, кто отдает свое сердце раз и навсегда. Я не желаю вам зла… потому что знаю, что Кончини внушает вам только ужас.
И она повторила очень медленно, словно желая, чтобы Бертиль прониклась этими словами:
— Непреодолимый ужас! Такой ужас, что, выбирая между объятиями моего мужа и смертью, вы без колебаний…
— Смерть в сто раз лучше, мадам! — вскричала Бертиль, прерывая Леонору в порыве мятежного негодования.
Галигаи кивнула с тонкой, понимающей улыбкой на устах.
— Да, — прошептала она, будто бы разговаривая сама с собой, — я не ошиблась в этой благородной девушке! И к ней-то… пусть всего на мгновение… я ощутила злобу! Позволила восторжествовать скверному, подлому чувству!
— Умоляю вас, мадам, — великодушно сказала Бертиль, — забудьте об этом минутном заблуждении… в сущности, вполне естественном!
— Не только красива… но добра и великодушна! — с умилением прошептала Леонора.
И, справившись с волнением, заговорила вновь:
— Вы не любите Кончини, мадемуазель. А вот я… такая, какой вы меня видите… я люблю, любила и буду любить только его одного! Для меня Кончини — мое солнце, мой бог, моя жизнь! Он все для меня! За его улыбку я отдала бы душу дьяволу! Как и вы, я сочла бы смерть в сто раз предпочтительнее, нежели объятия другого! Но мой Кончини, мадемуазель… и это самое ужасное… мой Кончини не любит, никогда не любил и не полюбит меня!
О, в этот момент она не кривила душой, можно поклясться! Сердце ее обливалось кровью, а истерзанная душа стонала с такой искренностью, что потрясенная Бертиль пробормотала:
— Бедная женщина!
— Вы сострадаете мне, мадемуазель, и, в самом деле, нет никого, кто больше заслуживал бы жалости, чем я! Никакие страдания не сравнятся с муками, которые я терплю вот уже много лет. Нет худшей пытки, нежели любить… любить всеми силами души, всем существом своим того, кто вас не любит и не полюбит никогда!
— Зачем же отчаиваться? — мягко промолвила Бертиль. — Такая искренняя, такая беззаветная любовь, как ваша, мадам, в конце концов восторжествует.
Леонора с тоской покачала головой.
— И я так думала, — произнесла она удрученно, — но больше уже не надеюсь.
И, внезапно разгорячившись, добавила:
— Вы всего не знаете! Я ревнива! Ревнива до безумия! Пусть мой Кончини не любит меня… но он принадлежит мне, ибо он мой супруг, и я никому его не уступлю… я буду защищать его от всех… увы! прежде всего, от него самого! Но жизнь моя… и без того унылая и мрачная, превращается в ад из-за этой постоянной, упорной борьбы против измены… А скольких измен я не смогла предотвратить? Это известно лишь одному Кончини. Но, несмотря на все, я люблю его и буду любить!
— Я жалею вас всей душой, мадам!
Мощным усилием воли Леонора, казалось, овладела собой.
— Я призналась вам в своем несчастье, чтобы вы поняли, почему я вырвала вас из объятий Кончини. Вы были мне незнакомы, и мне до вас не было дела… Вы поблагодарили меня. Но вы ничем мне не обязаны. Я сделала это не ради вас… только ради себя. Вы понимаете?
— Понимаю, мадам.
— Вы подумали, что я хочу держать вас здесь в заточении. Я не сержусь за это предположение… оно вполне естественно в вашем положении. Тем не менее вы ошиблись. Я намеревалась спрятать вас здесь, пока Кончини не забудет о своей страсти… ведь Кончини забывает быстро.
Бертиль встала, затрепетав от надежды.
— О мадам, неужели вы так великодушны? Вы пришли отворить мне дверь темницы?
— Я намеревалась это сделать, — уточнила Леонора. — Сегодня, увы, я уже не могу так поступить.
Радость Бертиль угасла, зловещее предчувствие сжало ей сердце, и она всхлипнула:
— Почему?
— Потому, — произнесла Леонора с расчетливой медлительностью, — что Кончини оказался хитрее меня… Потому, что приехав сюда в надежде успокоить вас, я обнаружила вокруг дома стражу… Потому, что за этой дверью стоят люди Кончини… люди, которые закололи бы меня без колебаний, если бы я попыталась вывести вас отсюда… Потому, что Кончини жаждет обладать вами и уже через несколько мгновений, через несколько минут он будет здесь!
Бертиль с отчаянием огляделась вокруг.
— Я погибла! — прошептала она. — Никакого оружия… нет ничего, чтобы спасти себя от позора.
Леонора, зловеще улыбаясь, безжалостно повторила ее слова:
— Да, вы погибли безвозвратно, поскольку я не могу вас спасти.
— О, лучше смерть, чем бесчестье! — вскричала Бертиль, заламывая свои белоснежные руки и глядя на Галигаи помутившимся взором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189