Слышишь, Кончини? В карете, во время торжественной церемонии.
То было время господства суеверий. Под влиянием их находился и король, считавший себя скептиком. Вследствие предсказания, о котором говорила Галигаи, он садился в карету с невольным трепетом. И вот уже десять лет отказывал королеве, осаждавшей его просьбами и мольбами, в совершении коронации.
Кончини и его жена, будучи итальянцами, верили в астрологию слепо. Отсюда понятно, с каким напряженным вниманием выслушал фаворит слова Галигаи.
— И что же? — с тревогой спросил он.
— А вот что! — задумчиво произнесла Леонора. — С судьбой не поспоришь. Отчего потерпели крах все наши предприятия против короля? Возможно, мы напрасно пренебрегли столь ясным предсказанием.
— Возможно! — искренне согласился Кончини.
— Королю, — продолжала Леонора, — идет пятьдесят восьмой год. Он приближается к возрасту, указанному в гороскопе, — это первое. Коронация королевы кажется мне самой подходящей церемонией, ибо ничего более грандиозного и представить себе невозможно — это второе. А уж карета какая-нибудь найдется… и тогда все три необходимых условия соединятся! Кончино, если мы хотим, наконец, добиться успеха, нам нужно расправиться с королем… Вот почему я говорю: Мария должна любой ценой добиться коронации. Нам нужно постоянно подстрекать ее, чтобы она, в свою очередь, не давала вздохнуть королю.
Кончини, как и его жена, был вполне убежден, что с судьбой не следует спорить. Неудивительно поэтому, что он с жаром воскликнул:
— Ты права, ты совершенно права! Я с завтрашнего дня начну уговаривать королеву. И ты тоже не должна упускать ни единой возможности повлиять на нее.
— Будь спокоен, — произнесла Галигаи с тонкой улыбкой.
И добавила:
— Это еще не все. Есть и другое важное дело.
Кончини, не в силах понять необъяснимого равнодушия Галигаи, трепетал под маской бесстрастности. Без сомнения, ревнивая Леонора заготовила какой-то ужасный удар. Но какой? Он не мог догадаться, но чувствовал, что момент близится.
Поэтому он следил за супругой с неослабным вниманием дуэлиста, который ни на секунду не упускает из виду шпагу противника, зная, что любая оплошность может стать роковой.
Леонора же продолжила с самым безмятежным видом:
— Сегодня утром мне нанес визит епископ Люсонский.
— Отчего же ты не сказала мне об этом за обедом? — удивился Кончини.
— Но ведь ты очень торопился. Кажется, у тебя были какие-то важные дела в городе.
В словах ее не было ни малейшей иронии. И смотрела она на него своими большими глазами все так же нежно, все так же преданно… с кроткой улыбкой на устах.
— Чего хотел этот маленький интриган? — спросил он презрительно.
— Он пришел с просьбой назначить его духовником королевы.
— Вот как! — фыркнул Кончини. — Надеюсь, ты предложила ему немного подождать… скажем, несколько лет?
И он добавил более серьезным тоном:
— Я не очень-то люблю этого маленького прелата. В нем есть что-то неприятное… даже опасное.
— Он оказал нам большую услугу, — спокойно парировала Леонора, — и я обещала ему, что он завтра же получит это место.
Кончини поглядел на нее удивленно.
— Diavolo! Услуга должна быть очень большой.
— Он купил свое назначение, вот и все.
— Так бы сразу и сказала, — с улыбкой молвил Кончини.
И цинично спросил:
— Сколько?
— Десять миллионов, — небрежно обронила Леонора.
Кончини подскочил от изумления.
— Десять миллионов! Я знал, что он богат… но не до такой же степени. Десять миллионов! Это неслыханно.
— Успокойся, Кончини, — пояснила Леонора с усмешкой, — эти десять миллионов он вынул не из своего кармана.
— Я об этом сразу подумал!
— Епископ принес нам сведения о знаменитом, сокровище принцессы Фаусты… ты, конечно, о нем слышал.
— А оно в самом деле существует, это пресловутое сокровище? — выдохнул Кончини, чьи глаза алчно вспыхнули.
— В этом не приходится сомневаться. Вот бумага, отданная мне Ришелье: здесь указано точное место, где спрятан клад.
И она протянула сложенный вдвое листок Кончини. Тот жадно впился в него взглядом. Увидев, что он закончил чтение, она осведомилась:
— Думаешь ли ты и теперь, что Ришелье запросил слишком много в обмен на этот документ?
— Нет, клянусь рогами дьявола! — весело воскликнул Кончини. — Полагаю даже, что он поскромничал. Завтра же приказ о его назначении будет подписан… В конце концов этот Ришелье, быть может, не так уж плох, как мне казалось…
— Само собой разумеется, — добавила Леонора с многозначительной улыбкой, — что эти указания и эти миллионы Ришелье отдает не нам, а королеве.
Кончини ответил такой же улыбкой и жестом, означавшим, что большого значения это обстоятельство не имеет.
Богатство, упавшее с неба, настолько поразило воображение Кончини, что он на радостях забыл и о Бертиль, и о том, что Леонора еще не произнесла последнего слова. В восхищении он повторил, словно не в силах поверить своему счастью:
— Десять миллионов!
Леонора склонилась к нему с загадочной улыбкой и промолвила вкрадчиво, словно бы завлекая его в тенеты своих мыслей:
— Я понимаю тебя, Кончино, ты говоришь себе, что с подобным состоянием можно достичь самых головокружительных высот… даже если король останется жив. Нет рычага мощнее золота, если умело им распорядиться, не так ли?
— О, сага mia! с такой суммой я могу купить… и самого короля, если, конечно, захочу!
Леонора нагнулась к нему еще ближе и, обжигая его своим пылающим взором, произнесла глухо:
— Вы совершенно правы!
До этого момента она говорила ему «ты», теперь же перешла на «вы». Ничего необычного в этом не было. По десять раз на дню случалось им перескакивать с разговора официального на тон фамильярной близости, и ни один из них не обращал на это ни малейшего внимания.
Почему же сейчас эта перемена разом напомнила Кончини о тревогах, связанных с Бертиль? Он и сам не смог бы внятно ответить, однако чувствовал, что Леонора готовится нанести удар, и что все, сказанное ею до сих пор, именно к этому и ведет.
А она продолжала невозмутимым тоном, но в голосе ее уже звучала глухая угроза:
— Вы думаете, что нам остается лишь откопать клад и сложить в наши сундуки это золото? Должна вас разубедить. У нас попытаются отобрать эти миллионы. Их придется завоевывать в борьбе… И борьба будет ожесточенной, яростной, быть может, даже смертельной.
Кончини выпрямился во весь рост, и глаза его вспыхнули огнем:
— Тем лучше! — воскликнул он. — Сражение? Я буду только рад! Хотя, по правде говоря, мне непонятно…
— Кончини, — холодно сказала Леонора, — чтобы найти сокровище, придется произвести настоящие раскопки. А это неизбежно привлечет внимание тех, кто знает, что клад находится в Монмартре… И таких людей немало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
То было время господства суеверий. Под влиянием их находился и король, считавший себя скептиком. Вследствие предсказания, о котором говорила Галигаи, он садился в карету с невольным трепетом. И вот уже десять лет отказывал королеве, осаждавшей его просьбами и мольбами, в совершении коронации.
Кончини и его жена, будучи итальянцами, верили в астрологию слепо. Отсюда понятно, с каким напряженным вниманием выслушал фаворит слова Галигаи.
— И что же? — с тревогой спросил он.
— А вот что! — задумчиво произнесла Леонора. — С судьбой не поспоришь. Отчего потерпели крах все наши предприятия против короля? Возможно, мы напрасно пренебрегли столь ясным предсказанием.
— Возможно! — искренне согласился Кончини.
— Королю, — продолжала Леонора, — идет пятьдесят восьмой год. Он приближается к возрасту, указанному в гороскопе, — это первое. Коронация королевы кажется мне самой подходящей церемонией, ибо ничего более грандиозного и представить себе невозможно — это второе. А уж карета какая-нибудь найдется… и тогда все три необходимых условия соединятся! Кончино, если мы хотим, наконец, добиться успеха, нам нужно расправиться с королем… Вот почему я говорю: Мария должна любой ценой добиться коронации. Нам нужно постоянно подстрекать ее, чтобы она, в свою очередь, не давала вздохнуть королю.
Кончини, как и его жена, был вполне убежден, что с судьбой не следует спорить. Неудивительно поэтому, что он с жаром воскликнул:
— Ты права, ты совершенно права! Я с завтрашнего дня начну уговаривать королеву. И ты тоже не должна упускать ни единой возможности повлиять на нее.
— Будь спокоен, — произнесла Галигаи с тонкой улыбкой.
И добавила:
— Это еще не все. Есть и другое важное дело.
Кончини, не в силах понять необъяснимого равнодушия Галигаи, трепетал под маской бесстрастности. Без сомнения, ревнивая Леонора заготовила какой-то ужасный удар. Но какой? Он не мог догадаться, но чувствовал, что момент близится.
Поэтому он следил за супругой с неослабным вниманием дуэлиста, который ни на секунду не упускает из виду шпагу противника, зная, что любая оплошность может стать роковой.
Леонора же продолжила с самым безмятежным видом:
— Сегодня утром мне нанес визит епископ Люсонский.
— Отчего же ты не сказала мне об этом за обедом? — удивился Кончини.
— Но ведь ты очень торопился. Кажется, у тебя были какие-то важные дела в городе.
В словах ее не было ни малейшей иронии. И смотрела она на него своими большими глазами все так же нежно, все так же преданно… с кроткой улыбкой на устах.
— Чего хотел этот маленький интриган? — спросил он презрительно.
— Он пришел с просьбой назначить его духовником королевы.
— Вот как! — фыркнул Кончини. — Надеюсь, ты предложила ему немного подождать… скажем, несколько лет?
И он добавил более серьезным тоном:
— Я не очень-то люблю этого маленького прелата. В нем есть что-то неприятное… даже опасное.
— Он оказал нам большую услугу, — спокойно парировала Леонора, — и я обещала ему, что он завтра же получит это место.
Кончини поглядел на нее удивленно.
— Diavolo! Услуга должна быть очень большой.
— Он купил свое назначение, вот и все.
— Так бы сразу и сказала, — с улыбкой молвил Кончини.
И цинично спросил:
— Сколько?
— Десять миллионов, — небрежно обронила Леонора.
Кончини подскочил от изумления.
— Десять миллионов! Я знал, что он богат… но не до такой же степени. Десять миллионов! Это неслыханно.
— Успокойся, Кончини, — пояснила Леонора с усмешкой, — эти десять миллионов он вынул не из своего кармана.
— Я об этом сразу подумал!
— Епископ принес нам сведения о знаменитом, сокровище принцессы Фаусты… ты, конечно, о нем слышал.
— А оно в самом деле существует, это пресловутое сокровище? — выдохнул Кончини, чьи глаза алчно вспыхнули.
— В этом не приходится сомневаться. Вот бумага, отданная мне Ришелье: здесь указано точное место, где спрятан клад.
И она протянула сложенный вдвое листок Кончини. Тот жадно впился в него взглядом. Увидев, что он закончил чтение, она осведомилась:
— Думаешь ли ты и теперь, что Ришелье запросил слишком много в обмен на этот документ?
— Нет, клянусь рогами дьявола! — весело воскликнул Кончини. — Полагаю даже, что он поскромничал. Завтра же приказ о его назначении будет подписан… В конце концов этот Ришелье, быть может, не так уж плох, как мне казалось…
— Само собой разумеется, — добавила Леонора с многозначительной улыбкой, — что эти указания и эти миллионы Ришелье отдает не нам, а королеве.
Кончини ответил такой же улыбкой и жестом, означавшим, что большого значения это обстоятельство не имеет.
Богатство, упавшее с неба, настолько поразило воображение Кончини, что он на радостях забыл и о Бертиль, и о том, что Леонора еще не произнесла последнего слова. В восхищении он повторил, словно не в силах поверить своему счастью:
— Десять миллионов!
Леонора склонилась к нему с загадочной улыбкой и промолвила вкрадчиво, словно бы завлекая его в тенеты своих мыслей:
— Я понимаю тебя, Кончино, ты говоришь себе, что с подобным состоянием можно достичь самых головокружительных высот… даже если король останется жив. Нет рычага мощнее золота, если умело им распорядиться, не так ли?
— О, сага mia! с такой суммой я могу купить… и самого короля, если, конечно, захочу!
Леонора нагнулась к нему еще ближе и, обжигая его своим пылающим взором, произнесла глухо:
— Вы совершенно правы!
До этого момента она говорила ему «ты», теперь же перешла на «вы». Ничего необычного в этом не было. По десять раз на дню случалось им перескакивать с разговора официального на тон фамильярной близости, и ни один из них не обращал на это ни малейшего внимания.
Почему же сейчас эта перемена разом напомнила Кончини о тревогах, связанных с Бертиль? Он и сам не смог бы внятно ответить, однако чувствовал, что Леонора готовится нанести удар, и что все, сказанное ею до сих пор, именно к этому и ведет.
А она продолжала невозмутимым тоном, но в голосе ее уже звучала глухая угроза:
— Вы думаете, что нам остается лишь откопать клад и сложить в наши сундуки это золото? Должна вас разубедить. У нас попытаются отобрать эти миллионы. Их придется завоевывать в борьбе… И борьба будет ожесточенной, яростной, быть может, даже смертельной.
Кончини выпрямился во весь рост, и глаза его вспыхнули огнем:
— Тем лучше! — воскликнул он. — Сражение? Я буду только рад! Хотя, по правде говоря, мне непонятно…
— Кончини, — холодно сказала Леонора, — чтобы найти сокровище, придется произвести настоящие раскопки. А это неизбежно привлечет внимание тех, кто знает, что клад находится в Монмартре… И таких людей немало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189