Когда срок перемирия истечет, он вновь возобновит еще более ожесточенную, чем прежде, борьбу, ибо эти два человека должны быть устранены с его пути. Но в данный момент он все еще находился во власти своего врага, поэтому следовало сделать хорошую мину при плохой игре. Итак, на просьбу Пардальяна Кончини ответил с натянутой улыбкой:
— Пойдемте со мной, сударь.
Они вместе покинули кабинет, и пока Пардальян объяснял троим храбрецам, что, как он и надеялся, с Кончини удалось договориться, тот, со своей стороны, отдавал приказания слугам, отпуская их до следующего дня.
Менее чем через четверть часа Пардальян с Карканем, Эскаргасом и Гренгаем остались полными хозяевами дома. Понятно, что они поспешили извлечь Жеана из его тюрьмы. Но юноша все еще находился под влиянием сонного зелья, так что пришлось дожидаться его пробуждения. Впрочем, торопиться было некуда.
Как только сын Пардальяна открыл глаза, он немедленно схватился за шкатулку. К счастью, она лежала вместе с его плащом и шпагой. Последовали краткое объяснение и изъявление благодарности со стороны Жеана. Чуть позднее пяти часов отец и сын ушли из маленького домика на улице Ра.
Глава 30
МОНМАРТРСКОЕ АББАТСТВО
Постоялый двор «Паспарту» находился на пересечении улиц Сен-Дени и Феронри, между кладбищем Невинных младенцев и церковью Сен-Опортюн. Это был один из самых оживленных кварталов, а бойкий постоялый двор пользовался вполне заслуженной доброй репутацией. На его вывеске — истинном произведении искусства — красовался герб, на котором ослепительно яркой желтой краской была нарисована огромная золотая монета: это и означало «Паспарту», то есть — «отмычка». Наши предки обожали подобную игру слов.
Сюда-то, в маленькую комнату, где два дня назад побывала Бертиль, Пардальян и привел своего сына и двоих приятелей-храбрецов. Третий, Эскаргас, остался караулить приход неведомого «друга Жеана», которого должна была прислать Леонора, чтобы освободить юношу. Пардальяну пришла в голову мысль, что молодому человеку было бы полезно знать имя друга, располагающего доверием Галигаи. Скажем сразу, что сумрак не помешал Эскаргасу, хорошо знавшему Саэтту, узнать его, и наш отважный приятель решил выяснить, куда направился браво после своего неудачного визита в дом на улице Ра.
Пардальян заказал госпоже Николь, услужливой хозяйке гостиницы, один из тех замечательных обедов, что умел заказывать он один. Он знал, что Жеану пришлось поститься два дня и что вскоре ему понадобятся все силы.
В ожидании обеда Жеан попросил Пардальяна об очень значительной услуге — он попросил позаботиться о шкатулке, вещи для него поистине драгоценной, ибо там хранились семейные документы невесты. Разумеется, он рассказал, как они попали к нему в руки.
Пардальян, взяв шкатулку, странным голосом произнес:
— Итак, бумаги принадлежат мадемуазель де Сожи?
— Да, сударь.
Пардальян задумался, а Жеан осведомился с беспокойством:
— Может быть, сударь, вас затрудняет моя просьба?
Пардальян внимательно посмотрел на него и мягко ответил:
— Отнюдь нет, мой мальчик. Я сейчас же тщательно спрячу то, что вы мне доверили, а как только вернусь, мы немедля сядем за стол.
Уладив дело, которому он придавал очень большое значение, Жеан, звонко рассмеявшись, воскликнул:
— Пожалуйста, поторопитесь, сударь. Я умираю от голода. И погибаю от жажды… хотя и выпил целых два стакана воды.
Пардальян отсутствовал не более двух минут. Вскоре они уже сидели за столом и в ожидании пышущей жаром яичницы поглощали многочисленные закуски. Во время еды Пардальян объяснил, как ему удалось выручить Жеана.
— Это предельно просто, — промолвил он с равнодушным видом. — У меня состоялось объяснение с Кончини со шпагой в руках. Поначалу он заартачился. Невероятно, до чего эти итальянцы упрямы! Полагаю, ему не слишком сладко пришлось: я, надо сказать, слегка помял его, а потом еще и поцарапал. Зато он понял, что надо быть сговорчивее. Так что когда я попросил его покинуть дом, оставив меня за хозяина на пару часов, он не заставил себя уламывать. Вот и все.
Заметим, что Пардальян ни словом не обмолвился о подслушанном им разговоре между супругами Кончини. У Пардальяна были свои понятия, отличавшие его от прочих людей. Ему удалось стать свидетелем важной беседы. Он принял к сведению полученную информацию, но вовсе не считал нужным о ней распространяться. Ведь пересказывая кому бы то ни было угрозы, адресованные ему самому, он потерял бы к себе уважение. С другой стороны, не в его привычках было хвастаться. В результате беседа его с Кончини, как мы помним, довольно бурная, свелась к небольшой перепалке.
Нельзя сказать, чтобы слушатели безоговорочно поверили шевалье, восхитившись тем, как легко Кончини согласился на его просьбы. Разве что Каркань всегда верил всему, что ему говорили. Жеан и Гренгай не были введены в заблуждение. И юноша высказал свою мысль, качая головой:
— Я думаю, сударь, все было не так просто, как вы сказали. Ну да ладно, не хотите вдаваться в подробности — не надо. Как бы то ни было, вы оказали мне еще одну услугу и я вновь обязан вам жизнью. Правда, я уже сбился со счета, сколько раз…
— Вот и не надо считать, — быстро перебил его Пардальян. — Попробуйте лучше это пирожное. Госпожа Николь готовит их своими белыми ручками и они ей очень удаются.
Пардальян, не подавая вида, старался побыстрее покончить с ужином. Хотя он и обошел молчанием ту часть разговора между Галигаи и Кончини, которая касалась Бертиль де Сожи, сам он не забывал об этом ни на секунду. Галигаи выразилась недвусмысленно: по ее словам, девушка находилась в могиле, и для нее было бы лучше умереть.
Нынче утром шевалье, правда, наведался в Бычий дворец. Там ему сообщили, что девушка у себя в комнате. Правда, сам он ее не видел, но у него не было оснований не доверять слугам своего друга герцога д'Андильи. Он удовлетворился тем, что посоветовал удвоить бдительность на время отсутствия хозяев и не преминул обследовать окрестности дома. Не заметив ничего подозрительного, он удалился успокоенным.
Теперь же ему не терпелось узнать, как там обстоят дела. В глубине души он сознавал, что надежды нет. Галигаи была не из тех женщин, что хвастают зря. Ее категоричное утверждение должно было быть правдой. Но он не сразу повел молодого человека на улицу Фур, поскольку видел, что тому надо восстановить силы.
Благодаря изобилию изысканных вин и роскошных яств Жеан, так сказать, воскрес, и шевалье, оставив Гренгая и Карканя мирно переваривать великолепный ужин, предложил Жеану (который, разумеется, не заставил себя упрашивать) нанести визит Бертиль.
По пути Пардальян, деликатный, как женщина, сделал все возможное, чтобы подготовить своего спутника к тяжкому удару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Пойдемте со мной, сударь.
Они вместе покинули кабинет, и пока Пардальян объяснял троим храбрецам, что, как он и надеялся, с Кончини удалось договориться, тот, со своей стороны, отдавал приказания слугам, отпуская их до следующего дня.
Менее чем через четверть часа Пардальян с Карканем, Эскаргасом и Гренгаем остались полными хозяевами дома. Понятно, что они поспешили извлечь Жеана из его тюрьмы. Но юноша все еще находился под влиянием сонного зелья, так что пришлось дожидаться его пробуждения. Впрочем, торопиться было некуда.
Как только сын Пардальяна открыл глаза, он немедленно схватился за шкатулку. К счастью, она лежала вместе с его плащом и шпагой. Последовали краткое объяснение и изъявление благодарности со стороны Жеана. Чуть позднее пяти часов отец и сын ушли из маленького домика на улице Ра.
Глава 30
МОНМАРТРСКОЕ АББАТСТВО
Постоялый двор «Паспарту» находился на пересечении улиц Сен-Дени и Феронри, между кладбищем Невинных младенцев и церковью Сен-Опортюн. Это был один из самых оживленных кварталов, а бойкий постоялый двор пользовался вполне заслуженной доброй репутацией. На его вывеске — истинном произведении искусства — красовался герб, на котором ослепительно яркой желтой краской была нарисована огромная золотая монета: это и означало «Паспарту», то есть — «отмычка». Наши предки обожали подобную игру слов.
Сюда-то, в маленькую комнату, где два дня назад побывала Бертиль, Пардальян и привел своего сына и двоих приятелей-храбрецов. Третий, Эскаргас, остался караулить приход неведомого «друга Жеана», которого должна была прислать Леонора, чтобы освободить юношу. Пардальяну пришла в голову мысль, что молодому человеку было бы полезно знать имя друга, располагающего доверием Галигаи. Скажем сразу, что сумрак не помешал Эскаргасу, хорошо знавшему Саэтту, узнать его, и наш отважный приятель решил выяснить, куда направился браво после своего неудачного визита в дом на улице Ра.
Пардальян заказал госпоже Николь, услужливой хозяйке гостиницы, один из тех замечательных обедов, что умел заказывать он один. Он знал, что Жеану пришлось поститься два дня и что вскоре ему понадобятся все силы.
В ожидании обеда Жеан попросил Пардальяна об очень значительной услуге — он попросил позаботиться о шкатулке, вещи для него поистине драгоценной, ибо там хранились семейные документы невесты. Разумеется, он рассказал, как они попали к нему в руки.
Пардальян, взяв шкатулку, странным голосом произнес:
— Итак, бумаги принадлежат мадемуазель де Сожи?
— Да, сударь.
Пардальян задумался, а Жеан осведомился с беспокойством:
— Может быть, сударь, вас затрудняет моя просьба?
Пардальян внимательно посмотрел на него и мягко ответил:
— Отнюдь нет, мой мальчик. Я сейчас же тщательно спрячу то, что вы мне доверили, а как только вернусь, мы немедля сядем за стол.
Уладив дело, которому он придавал очень большое значение, Жеан, звонко рассмеявшись, воскликнул:
— Пожалуйста, поторопитесь, сударь. Я умираю от голода. И погибаю от жажды… хотя и выпил целых два стакана воды.
Пардальян отсутствовал не более двух минут. Вскоре они уже сидели за столом и в ожидании пышущей жаром яичницы поглощали многочисленные закуски. Во время еды Пардальян объяснил, как ему удалось выручить Жеана.
— Это предельно просто, — промолвил он с равнодушным видом. — У меня состоялось объяснение с Кончини со шпагой в руках. Поначалу он заартачился. Невероятно, до чего эти итальянцы упрямы! Полагаю, ему не слишком сладко пришлось: я, надо сказать, слегка помял его, а потом еще и поцарапал. Зато он понял, что надо быть сговорчивее. Так что когда я попросил его покинуть дом, оставив меня за хозяина на пару часов, он не заставил себя уламывать. Вот и все.
Заметим, что Пардальян ни словом не обмолвился о подслушанном им разговоре между супругами Кончини. У Пардальяна были свои понятия, отличавшие его от прочих людей. Ему удалось стать свидетелем важной беседы. Он принял к сведению полученную информацию, но вовсе не считал нужным о ней распространяться. Ведь пересказывая кому бы то ни было угрозы, адресованные ему самому, он потерял бы к себе уважение. С другой стороны, не в его привычках было хвастаться. В результате беседа его с Кончини, как мы помним, довольно бурная, свелась к небольшой перепалке.
Нельзя сказать, чтобы слушатели безоговорочно поверили шевалье, восхитившись тем, как легко Кончини согласился на его просьбы. Разве что Каркань всегда верил всему, что ему говорили. Жеан и Гренгай не были введены в заблуждение. И юноша высказал свою мысль, качая головой:
— Я думаю, сударь, все было не так просто, как вы сказали. Ну да ладно, не хотите вдаваться в подробности — не надо. Как бы то ни было, вы оказали мне еще одну услугу и я вновь обязан вам жизнью. Правда, я уже сбился со счета, сколько раз…
— Вот и не надо считать, — быстро перебил его Пардальян. — Попробуйте лучше это пирожное. Госпожа Николь готовит их своими белыми ручками и они ей очень удаются.
Пардальян, не подавая вида, старался побыстрее покончить с ужином. Хотя он и обошел молчанием ту часть разговора между Галигаи и Кончини, которая касалась Бертиль де Сожи, сам он не забывал об этом ни на секунду. Галигаи выразилась недвусмысленно: по ее словам, девушка находилась в могиле, и для нее было бы лучше умереть.
Нынче утром шевалье, правда, наведался в Бычий дворец. Там ему сообщили, что девушка у себя в комнате. Правда, сам он ее не видел, но у него не было оснований не доверять слугам своего друга герцога д'Андильи. Он удовлетворился тем, что посоветовал удвоить бдительность на время отсутствия хозяев и не преминул обследовать окрестности дома. Не заметив ничего подозрительного, он удалился успокоенным.
Теперь же ему не терпелось узнать, как там обстоят дела. В глубине души он сознавал, что надежды нет. Галигаи была не из тех женщин, что хвастают зря. Ее категоричное утверждение должно было быть правдой. Но он не сразу повел молодого человека на улицу Фур, поскольку видел, что тому надо восстановить силы.
Благодаря изобилию изысканных вин и роскошных яств Жеан, так сказать, воскрес, и шевалье, оставив Гренгая и Карканя мирно переваривать великолепный ужин, предложил Жеану (который, разумеется, не заставил себя упрашивать) нанести визит Бертиль.
По пути Пардальян, деликатный, как женщина, сделал все возможное, чтобы подготовить своего спутника к тяжкому удару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189