ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

увидеть мадемуазель Бертиль им удалось, но никто не мог похвастаться, что сумел хотя бы поговорить с ней. Однако красоту ее восхваляли все без исключения.
Кончини не принадлежал к числу счастливчиков, пользующихся доверием короля, зато имел превосходно налаженную шпионскую сеть, а потому не уступал в осведомленности первейшим из приближенных короля.
Он поступил так же, как прочие, — отправился бродить вокруг дома на улице Арбр-Сек. Бертиль он увидел в окне, и этот миг был для него как удар молнии. В нем немедленно зародилось страстное желание обладать ею, и он поклялся, что эта девушка будет принадлежать ему, какими бы последствиями это ни грозило.
А тут и Леонора известила его, что нынешней ночью король будет убит. Смерть Генриха означала, что начинается царствование Кончини, хотя и под прикрытием имени Марии Медичи. Следовательно, он мог никого не опасаться. Поскольку Бертиль пробудила в нем не столько любовь, сколько грубую похоть, он, будучи человеком крайностей во всем, решился похитить ее.
Имея в виду эту цель, он послал Эскаргаса, Гренгая и Карканя на улицу Арбр-Сек, дабы те подготовили похищение и не спускали глаз с дома, который он им укажет. Следовало учитывать, что именно здесь королю предстояло умереть — и известие об этом событии надо было получить раньше других. Поэтому он предупредил своих головорезов, что похищение должно произойти не раньше полуночи — однако с десяти до двенадцати они обязаны находиться около дома безотлучно, а уже затем явиться к нему с донесением.
Он знал, что на их ловкость вполне можно положиться, и не сомневался, что они в мельчайших деталях расскажут ему обо всех перипетиях этой памятной ночи, трагическая подоплека которых была им неведома. Сам же он, в зависимости от того, что узнает от них, примет решение — приступить к задуманному или повременить.
Глава 11
РАССКАЗ ЭСКАРГАСА И ПЛАНЫ КОНЧИНИ
Было около часа ночи, когда троих храбрецов провели в кабинет Кончини.
А тот, начиная с полуночи, не находил себе места, настолько велики были тревога его и неуверенность.
Трое рубак, естественно, крайне удивились бы, если бы узнали о реальных причинах этого беспокойства. Для них все дело заключалось в похищении — иными словами, в вещи достаточно простой и привычной. Они подготовили все, что нужно, и полагали, что большего не требуется, — поэтому держались с сознанием хорошо выполненного долга.
Однако, зная вспыльчивый характер Кончини, они быстро выработали план действий и постановили, что говорить будет Эскаргас, как самый красноречивый и неистощимый на выдумку — Гренгай же с Карканем энергично поддержат все, что скажет провансалец.
Следует сказать, что к дому Бертиль они подошли как раз в тот момент, когда капитан Прален объяснялся с Пардальяном и Ла Вареном.
Гвардейские мундиры бросились им в глаза еще издали. Чувство природной деликатности сразу же подсказало им, что нескромно подслушивать чужие разговоры, и наши храбрецы поспешили отойти от этих мундиров на приличное расстояние. Разумеется, до них донеслось два-три имени и несколько слов, но они дали себе слово немедленно об этом забыть.
Новое происшествие! Следом прибыли лучники. Проявляя все тот же безупречный такт, наши герои постарались как можно глубже втиснуться в нишу соседнего дома. При свете факелов обнаружилось, что вся улица запружена полицейскими, а возглавляет их сам господин де Неви верхом на лошади. Тут все трое поняли, что все-таки провинились… в грехе любопытства, природная скромность буквально заголосила в них, и они стрелой помчались к кресту Трауар, где и затаились, выжидая более благоприятный момент.
Таким образом от них ускользнуло все то, что происходило у дома Бертиль и что так важно было узнать их патрону Кончини. Единственное, что они уловили, — это обрывки фраз, какие-то крики, на расстоянии совершенно невнятные, и глухой шум, напоминавший схватку. Между тем, Кончини посылал их в надежде получить исчерпывающую информацию.
Когда улица вновь стала темной, безмолвной, пустынной и сонной, они вышли из своего укрытия и осторожно подобрались к дому, за которым им велено было наблюдать.
Очередная неприятность. По мостовой неторопливо шествовали трое, занятые приятным разговором и столь безмятежные, как если бы стоял ясный день и на небе светило солнце, а не луна, как раз сейчас укрывшаяся за тучей. Подобную наглость нельзя было стерпеть.
Сверх того, троица запоздалых прохожих дефилировала именно перед тем домом, за которым приказано было следить. Неужели эти люди получили сходные распоряжения? Поразительное нахальство! Да и вообще, их присутствие могло сорвать планы синьора Кончини.
На гвардейцев или лучников эти трое были непохожи. По виду это были дворяне, а числом они не превосходили наших храбрецов… по одному человеку на каждого, какие пустяки! Посовещавшись, Эскаргас, Гренгай и Каркань решили напасть на этих ночных болтунов, дабы научить их хорошим манерам, ибо никому нельзя позволять нарушать покой честных буржуа, заслуживших право на мирный сон.
Действуя таким образом, они возвращались к исполнению своих обязанностей, которыми временно и по необходимости пренебрегли. Оказав важную услугу синьору Кончини, они могли надеяться на солидное вознаграждение… да и трое болтунов производили впечатление людей с увесистым кошельком, не считая таких безделиц, как кольца, цепи и золотые галуны, до которых всегда были охочи господа головорезы, бандиты и прочие разбойники с большой дороги.
Как уже известно читателю, вмешательство Жеана Храброго свело на нет все эти расчеты.
Увидев своих подручных, Кончини вздохнул с облегчением. Наконец-то Он все узнает! Перестав расхаживать по комнате, он уселся за стол, заваленный бумагами, выжидательно глядя на троих храбрецов. А те застыли перед ним в преувеличенно-почтительной позе, выдававшей их ироническое отношение к итальянскому вельможе.
Кончини смотрел на них пронизывающим горящим взглядом, словно желая прочесть на этих хитрых физиономиях долгожданную новость. Он заговорил первым, сделав вид, что разгневан:
— Ах вы, мерзавцы! Я уже целый час не нахожу себе места, ожидая вас!
— Какая жалость! — промолвил Эскаргас с лицемерным состраданием. — Мы тоже испереживались, монсеньор, ей-богу! Именно это я и сказал: ведь бедный монсеньор места себе не находит, ожидая нас! Правда, Гренгай, я сказал это? Но прорваться не было никакой возможности… Мы уж думали, что никогда до вас не доберемся.
Из этого потока бесполезных слов Кончини уловил только одну фразу: не было возможности прорваться. Невольно вздрогнув, он произнес мысленно, с трудом пытаясь скрыть охватившее его ликование:
— Все кончено!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189