Видимо, это разрывало Карпику сердце. И когда матрос Гена, принимавший самое непосредственное участие в поимке животного, подошел к ним, Карпик сказала:
– Нужно ее отпустить.
– Ничего не получится, девочка. – Гена был настроен решительно. Через его руки прошли сотни таких ларг, он относился к ним как к корму для песцов и нутрии, не более.
– Почему? Давайте ее отпустим…
– Она ранена. И умрет через полчаса. Или раньше.
– Тогда давайте ее полечим.
– То же самое. Ответ отрицательный. Она все равно умрет. Лучше разом прекратить страдания, чтобы она не мучалась.
– Нет! – На глазах Карпика выступили слезы, и она на секунду стала и сама похожей на ларгу.
– По-другому не получится. Отойди-ка, девочка.
– Нет! – Карпик вцепилась в ногу Гены.
– Успокойте ее, – воззвал он к Анике.
Аника понимала, что происходит что-то странное, она была на стороне девочки; она была слишком швейцаркой для такого нецивилизованного убийства. Да еще на палубе судна.
– Аника! – Карпик бросила Гену и теперь уже вцепилась в Анику.
– Je me sens mal. J'ai mal au come. (Я чувствую себя усталой Меня тошнит ).
– А что же вы хотели, дамочка? – К нам подошел Макс, и Карпик моментально затихла. – Это вам охота, а не machine pour le tii aux pigeons. (Машинка для метания тарелочек)
Это был хороший французский.
Такой хороший, что даже я поняла это. Аника опешила: этот матрос со страшным русским шрамом знает французский настолько хорошо, что может сыронизировать по ее поводу. Она посмотрела на Макса с таким неподдельным интересом и так по-женски призывно, что я поняла: незачем беспокоиться о неверном муже, который целуется со скверными мальчишками в душе, Аника вполне может быть отомщена.
Несчастная ларга была тотчас же забыта. Даже Карпик предала умирающее животное. Она смотрела на своего Макса со снисходительной гордостью, как смотрит хозяин на собаку, заслужившую медаль на выставке: видите, это мой собственный человек. Он может покорить кого угодно, но сегодня он будет со мной…
– Parlez-vous francais? (Вы говорите по-французски?)
– Non. (Нет)
– Vous etes bien aimable… Voulez-vous m'accompag-nei a. (Это очень мило с вашей стороны Не проводите ли вы меня?)
Происходящее стало заметно не нравиться Карлику. Снисходительный Макс и рта не успел открыть, когда Карпик громким и отчетливым голосом сказала так, чтобы слышала Аника и все прочие кандидаты на увеселения с рядовым составом:
– Propriete privee. Place reservee. (Частная собственность. Место занято.)
Черт возьми! Что это за корабль? Почему здесь все говорят по-французски, даже девочка тринадцати лет позволяет себе пассажи в духе Пляс-Пигаль!
Аника рассмеялась своим милым, чуть стерильным, швейцарским смехом; Макс развел руками и улыбнулся. Матрос Гена под шумок уже утащил ларгу, чтобы не разбивать сердца сердобольных женщин. Карпик же, пометившая свою территорию, независимо сунула руки в карманы, решила было прогуляться по палубе.
И тотчас же поскользнулась.
Палуба, пропитанная жиром и кровью, была скользкой, как каток. Макс и Аника бросились к ней: бедная хромая девочка!.. Аника оказалась проворнее, она протянула руку Карпику, та ухватилась за нее, но вместо того чтобы подняться, сама увлекла ее на доски палубы. Аника не смогла удержать равновесия и тоже упала. Чуть запоздавший Макс последовал за ними, едва не накрыв своим телом Карпика. Это было так заразительно, что не удержалась и я. И, разогнавшись, как в детстве на узких ледяных дорожках, врезалась в кучу малу.
…Спустя пять минут все мы уже вовсю катались по палубе.
Макса, совершенно незаметно отошедшего в сторону, с успехом заменил хоккеист Витя Мещеряков. Он почувствовал себя в родной стихии большого льда и теперь с упоением гонял по палубе неосмотрительно оставленную губернатором Распоповым крышку из-под термоса. К нему присоединились Филипп, Антон и даже толстый Альберт Бенедиктович, так и не захотевший расстаться со своими трофеями, часть из которых матросы перемалывали в фарш тут же, на палубе. Недалеко от портальных лебедок была установлена огромная промышленная мясорубка, чрево которой было скрыто в палубе. На поверхности торчал только раструб, куда сбрасывали сейчас куски мяса.
Карлик проехалась рядом и упала, увлекая меня за собой. Никогда раньше я не видела ее такой веселой. Она чмокнула меня в щеку, и только теперь я заметила, что волосы ее спутались от крови, а лицо, перемазанное жиром, блестит.
– Карпик, милая, ты вся изгваздалась!
– Ты тоже, Ева! До чего здорово, правда! Жаль, что папа еще не приехал.
– У тебя все волосы в крови.
Карпик коснулась кончиками пальцев своих волос, смешно подняв глаза к переносице. А потом коснулась моих.
– У тебя тоже.
– По-моему, мы все здесь сошли с ума.
– Разве это плохо? – Карпик легко развернулась и поставила подножку Филиппу, который тут же, хохоча, рухнул на палубу.
– Странно мы все выглядим. – Я подобрала не самое удачное слово: то, что происходило на палубе, больше напоминало психоз: абсолютно неразличимый запах крови доминировал над всем, раздувал ноздри и заставлял совершать самые немыслимые поступки. Краем глаза я увидела, как рядом со мной упал Антон. Он выглядел неуклюжим и в то же время – бесконечно милым. Что-то новое появилось в нем.
Очки.
Почему-то он был в очках. Я и не подозревала, что он носит очки: круглые очки в тонкой оправе, вечный Леннон, “Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера”… Дужки очков были заляпаны тюленьей кровью, даже на стекла попало несколько брызг. Еще ни разу я не видела его глаза так близко. Слишком прозрачные, слишком мягкие для мужчины. Он неловко коснулся мочки моего уха и улыбнулся:
– Девчонки, вы потрясающе выглядите!
– Ничего потрясающего я здесь не нахожу! – Мне было приятно его прикосновение.
– Не будь такой, Ева! – Карпик неожиданно поддержана Антона, хотя губа ее предупредительно задралась вверх. И сразу же вспомнила этот милый французский, второй язык в программе всех колледжей, в которых она училась: “Частная собственность. Место занято”.
– Вот именно, Ева! Расслабьтесь и получайте удовольствие от филиала ледового дворца спорта.
– Какое же здесь удовольствие? Мы все в крови.
– Именно. – Карпик перевернулась на спину и закинула руки за голову. –
Смертельное лунное поле
И кровь под земною корою
Поле старинной крови
– Здорово, правда?
– Хорошо сказано, – подтвердил Антон.
– Это Гарсиа Лорка. – Карпик зажмурилась, и я сразу же вспомнила книгу Лорки, лежащую в ее каюте. Тогда мне почему-то показалось, что ее должен читать Сокольников в свободное от авизо и выдачи кредитов время. – Лорка. Мне очень нравится Лорка. И я нашла самое подходящее к случаю. Знаешь, как оно называется, Ева?
– Понятия не имею.
– “Песня маленькой смерш”.
– У вас очень умная подруга, Ева, – только и смог сказать Антон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Нужно ее отпустить.
– Ничего не получится, девочка. – Гена был настроен решительно. Через его руки прошли сотни таких ларг, он относился к ним как к корму для песцов и нутрии, не более.
– Почему? Давайте ее отпустим…
– Она ранена. И умрет через полчаса. Или раньше.
– Тогда давайте ее полечим.
– То же самое. Ответ отрицательный. Она все равно умрет. Лучше разом прекратить страдания, чтобы она не мучалась.
– Нет! – На глазах Карпика выступили слезы, и она на секунду стала и сама похожей на ларгу.
– По-другому не получится. Отойди-ка, девочка.
– Нет! – Карпик вцепилась в ногу Гены.
– Успокойте ее, – воззвал он к Анике.
Аника понимала, что происходит что-то странное, она была на стороне девочки; она была слишком швейцаркой для такого нецивилизованного убийства. Да еще на палубе судна.
– Аника! – Карпик бросила Гену и теперь уже вцепилась в Анику.
– Je me sens mal. J'ai mal au come. (Я чувствую себя усталой Меня тошнит ).
– А что же вы хотели, дамочка? – К нам подошел Макс, и Карпик моментально затихла. – Это вам охота, а не machine pour le tii aux pigeons. (Машинка для метания тарелочек)
Это был хороший французский.
Такой хороший, что даже я поняла это. Аника опешила: этот матрос со страшным русским шрамом знает французский настолько хорошо, что может сыронизировать по ее поводу. Она посмотрела на Макса с таким неподдельным интересом и так по-женски призывно, что я поняла: незачем беспокоиться о неверном муже, который целуется со скверными мальчишками в душе, Аника вполне может быть отомщена.
Несчастная ларга была тотчас же забыта. Даже Карпик предала умирающее животное. Она смотрела на своего Макса со снисходительной гордостью, как смотрит хозяин на собаку, заслужившую медаль на выставке: видите, это мой собственный человек. Он может покорить кого угодно, но сегодня он будет со мной…
– Parlez-vous francais? (Вы говорите по-французски?)
– Non. (Нет)
– Vous etes bien aimable… Voulez-vous m'accompag-nei a. (Это очень мило с вашей стороны Не проводите ли вы меня?)
Происходящее стало заметно не нравиться Карлику. Снисходительный Макс и рта не успел открыть, когда Карпик громким и отчетливым голосом сказала так, чтобы слышала Аника и все прочие кандидаты на увеселения с рядовым составом:
– Propriete privee. Place reservee. (Частная собственность. Место занято.)
Черт возьми! Что это за корабль? Почему здесь все говорят по-французски, даже девочка тринадцати лет позволяет себе пассажи в духе Пляс-Пигаль!
Аника рассмеялась своим милым, чуть стерильным, швейцарским смехом; Макс развел руками и улыбнулся. Матрос Гена под шумок уже утащил ларгу, чтобы не разбивать сердца сердобольных женщин. Карпик же, пометившая свою территорию, независимо сунула руки в карманы, решила было прогуляться по палубе.
И тотчас же поскользнулась.
Палуба, пропитанная жиром и кровью, была скользкой, как каток. Макс и Аника бросились к ней: бедная хромая девочка!.. Аника оказалась проворнее, она протянула руку Карпику, та ухватилась за нее, но вместо того чтобы подняться, сама увлекла ее на доски палубы. Аника не смогла удержать равновесия и тоже упала. Чуть запоздавший Макс последовал за ними, едва не накрыв своим телом Карпика. Это было так заразительно, что не удержалась и я. И, разогнавшись, как в детстве на узких ледяных дорожках, врезалась в кучу малу.
…Спустя пять минут все мы уже вовсю катались по палубе.
Макса, совершенно незаметно отошедшего в сторону, с успехом заменил хоккеист Витя Мещеряков. Он почувствовал себя в родной стихии большого льда и теперь с упоением гонял по палубе неосмотрительно оставленную губернатором Распоповым крышку из-под термоса. К нему присоединились Филипп, Антон и даже толстый Альберт Бенедиктович, так и не захотевший расстаться со своими трофеями, часть из которых матросы перемалывали в фарш тут же, на палубе. Недалеко от портальных лебедок была установлена огромная промышленная мясорубка, чрево которой было скрыто в палубе. На поверхности торчал только раструб, куда сбрасывали сейчас куски мяса.
Карлик проехалась рядом и упала, увлекая меня за собой. Никогда раньше я не видела ее такой веселой. Она чмокнула меня в щеку, и только теперь я заметила, что волосы ее спутались от крови, а лицо, перемазанное жиром, блестит.
– Карпик, милая, ты вся изгваздалась!
– Ты тоже, Ева! До чего здорово, правда! Жаль, что папа еще не приехал.
– У тебя все волосы в крови.
Карпик коснулась кончиками пальцев своих волос, смешно подняв глаза к переносице. А потом коснулась моих.
– У тебя тоже.
– По-моему, мы все здесь сошли с ума.
– Разве это плохо? – Карпик легко развернулась и поставила подножку Филиппу, который тут же, хохоча, рухнул на палубу.
– Странно мы все выглядим. – Я подобрала не самое удачное слово: то, что происходило на палубе, больше напоминало психоз: абсолютно неразличимый запах крови доминировал над всем, раздувал ноздри и заставлял совершать самые немыслимые поступки. Краем глаза я увидела, как рядом со мной упал Антон. Он выглядел неуклюжим и в то же время – бесконечно милым. Что-то новое появилось в нем.
Очки.
Почему-то он был в очках. Я и не подозревала, что он носит очки: круглые очки в тонкой оправе, вечный Леннон, “Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера”… Дужки очков были заляпаны тюленьей кровью, даже на стекла попало несколько брызг. Еще ни разу я не видела его глаза так близко. Слишком прозрачные, слишком мягкие для мужчины. Он неловко коснулся мочки моего уха и улыбнулся:
– Девчонки, вы потрясающе выглядите!
– Ничего потрясающего я здесь не нахожу! – Мне было приятно его прикосновение.
– Не будь такой, Ева! – Карпик неожиданно поддержана Антона, хотя губа ее предупредительно задралась вверх. И сразу же вспомнила этот милый французский, второй язык в программе всех колледжей, в которых она училась: “Частная собственность. Место занято”.
– Вот именно, Ева! Расслабьтесь и получайте удовольствие от филиала ледового дворца спорта.
– Какое же здесь удовольствие? Мы все в крови.
– Именно. – Карпик перевернулась на спину и закинула руки за голову. –
Смертельное лунное поле
И кровь под земною корою
Поле старинной крови
– Здорово, правда?
– Хорошо сказано, – подтвердил Антон.
– Это Гарсиа Лорка. – Карпик зажмурилась, и я сразу же вспомнила книгу Лорки, лежащую в ее каюте. Тогда мне почему-то показалось, что ее должен читать Сокольников в свободное от авизо и выдачи кредитов время. – Лорка. Мне очень нравится Лорка. И я нашла самое подходящее к случаю. Знаешь, как оно называется, Ева?
– Понятия не имею.
– “Песня маленькой смерш”.
– У вас очень умная подруга, Ева, – только и смог сказать Антон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103