Вот только неизвестно, сказал ли он правду о татуировке или просто решил заманить меня к себе таким бесхитростным способом…
Спать больше не хотелось. Я прошлась по рубке и подошла к стеклам. В ночном пейзаже ничего не изменилось, разве что он стал еще более ясным, еще более выпуклым. Подумав секунду, я открыла ближайшее ко мне окно, – сделать это оказалось непросто, слишком давно его не открывали.
Может быть, с тех самых пор, когда исчез экипаж. Я до сих пор не могла объяснить себе ни его исчезновения, ни того, почему все-таки остался Макс. Объяснение должно быть, к черту английский “Эскалибур”, оно должно быть самым простым. Может быть, я уже несколько раз проходила мимо него. Мы все проходили мимо него.
И Клио тоже. Клио, которой больше нет. Но есть убийца, если он, конечно, не исчез вместе с экипажем. Лаккай тоже исчез, если верить Максу. Можно ли ему верить, и кому тогда верить? Карпику, Мухе, адвокату… Клио, – потому что она мертвая… Да, именно так, только мертвым можно верить, от них уже нечего ждать подвоха. Но убийца все-таки на “Эскалибуре” – человек, виновный в гибели старпома Митько. Смерть старпома была не такой ритуальной, но это можно объяснить: маньяк защищался, он не хотел, чтобы кто-то знал о нем правду. Но почему убили Клио? Это не по правилам, а все серийные убийцы подчиняются правилам… Или это все-таки эфемерное зло, пришедшее сюда с “Эскалибура” 1929 года?..
Я высунула голову в окно, подставляя слабому ночному ветру разгоряченное лицо.
Действительно оттепель… Черт возьми, опять телефон. Это наверняка Антон. Или Муха, чье свидание пошло прахом. Если это так, то я вполне могу узнать, кому принадлежала татуировка. Если это так и если Муха не врет…
Я сняла трубку.
– Ну что? – На Мухе я попробую отыграться. – Свидание вслепую накрылось?
На том конце провода молчали – только едва уловимый шорох, как будто на трубку набросили платок или что-то в этом роде…
– Алло! Муха, ты заснул, что ли? Или это вы, Антон?
Я даже не успела договорить, не успела ничего понять, когда услышала этот глухой, искаженный, совершенно бесплотный голос. Голос, заставивший меня вздрогнуть.
– PELLIT ЕТ ATTRAHIT. – Прерывающаяся латынь змеей вползла в мой готовый взорваться мозг, обвилась вокруг шеи, и я почувствовала, что задыхаюсь.
Трубку мягко положили на рычаг, и, как сквозь толщу воды я услышала короткие гудки.
Отбой, отбой, отбой…
Pellit et attrahit.
Притягивает и отталкивает. Притягивает добро и отталкивает зло. Притягивает зло и отталкивает добро. Надпись, которую прочел на груди у убийцы чудом спасшийся Калью Тамм.
Он показался. Он вышел на тропу.
– Нет! – закричала я. – Нет! Нет! Нет!..
Мой собственный крик, ударившийся о стены рубки, вернулся ко мне и ударил меня под дых. Он позвонил мне – именно мне, – он знал, что я здесь, что Муха разговаривал со мной. Он произнес слова нежно, он хотел утешить меня, сообщить мне о себе.
Он знает, что я знаю о нем.
Конечно же, папка. Она пропала из моего собственного чемодана, и я сочла за лучшее забыть о ней. Теперь, на исходе ночи, я буду расплачиваться за это. Я буду сидеть и ждать, пока он не поднимется сюда, чтобы разделаться со мной так же, как он разделался с Митько. Или еще страшнее, – конечно же, страшнее… Я судорожно обвела глазами рубку – мне нечем даже защититься, дура, дура, дура, даже увалень Антон брал с собой нож.
Антон брал с собой нож…
Нет, я не могу здесь оставаться и ждать, пока меня не исполосуют, как кролика, срежут кожу и бросят ее на один из этих чертовых гидравлических манипуляторов, заменяющих штурвал…
Почему я никому ничего не сказала, почему он был уверен, что я ничего никому не скажу?.. Он уже несколько дней знал о том, что я прочитала папку… Но как он мог ее найти? Почему он решил, что папка может быть у меня… Я не могу здесь оставаться.
Не могу.
Я оттолкнула кресло от входа в рубку и выскочила на трап. Я скатилась по нему вниз и увидела Антона. Он неотвратимо приближался ко мне, я даже заметила легкую извинительную улыбку у него на губах. Времени, чтобы подняться сюда из кают-компании, у него было достаточно.
Неужели это ты?.. Нет, нет, только не ты.
Я сжалась в комок, страх парализовал меня, я не могла сдвинуться с места.
– Что с вами, Ева? – спросил он, приближаясь. – Что-то случилось?
Я всхлипнула. Я знала, что если придет расплата, то она будет неотвратимой. И я ничего не смогу сделать, ничего…
– Не подходите ко мне! Слышите! Так просто!..
– Да что с вами?! – По его лицу пробежала легкая тень ужаса. – Что с вами происходит?
– Я знаю, что это вы…
– Конечно, я. Не пугайте меня… Нет, он спокоен, он чересчур спокоен, никаких следов борьбы.
– Что вы здесь делаете? – Я попыталась взять себя в руки; я ухватилась за край полыньи, в которую провалилась, и не собиралась выпускать твердый сопревший наст.
– Ничего. Я хотел… Я просто шел к вам.
– Зачем?
– Хотел узнать, как вы… Там что-то случилось в машинном. С сепаратором. Макс отправился туда, чинить… Я не хотел оставаться один.
Я немного успокоилась. Звучит не очень убедительно, но убивать меня он явно не собирается.
– Идемте, Антон.
– Куда?
– В кают-компанию.
– Я должен вернуться в машинное отделение: Макс может прийти в любую минуту и наверняка подумает, что я пропал. Как Лаккай.
Ты же только что сказал, что идешь ко мне, следовательно, собирался пробыть здесь какое-то время. Не очень-то ты последователен, друг мой. И почему ты так боишься кают-компании?..
– Идемте, – твердо сказала я. – Кажется, там что-то произошло.
– С чего вы взяли?
"Притягивает и отталкивает, притягивает и отталкивает…”
– Я разговаривала с Мухой… А потом нас прервали. Идемте. У вас есть… что-нибудь для обороны?
– Вы же знаете. – Он виновато улыбнулся и вытащил из-за пазухи нож. Я вздрогнула.
– Тогда быстрее…
…Дверь в кают-компанию была приоткрыта. Да, то, что я услышала по телефону, не было бредом воспаленного сознания.
– Подождите… – Я ухватилась за руку Антона. – Сейчас.
Впрочем, готовить себя к тому, что я могу увидеть, – бесполезно. Я знаю, что должна увидеть… Но я все еще надеялась…
– Муха, – позвала я. – Муха. Где ты, Мухамеджан?
Уже от двери мы увидели голые ноги Мухи, едва скрытые стойкой. Теряя сознание, я подошла к лежащему телу.
– Что это? – спросил Антон сразу же севшим голосом.
Муха лежал на боку возле одного из столиков. Он был полностью обнажен, но его голову и торс скрывал пиджак, небрежно брошенный на тело. В ярком свете кают-компании я ясно увидела пуговицы этого пиджака. Они назойливо лезли мне в глаза, их количество все время увеличивалось, и спустя секунду, не в силах выдержать это, я прикрыла веки.
Совершенно одинаковые пуговицы. Монеты в пять рейхсмарок тысяча девятьсот тридцать восьмого года… Одну из них нашла Карпик в машинном отделении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Спать больше не хотелось. Я прошлась по рубке и подошла к стеклам. В ночном пейзаже ничего не изменилось, разве что он стал еще более ясным, еще более выпуклым. Подумав секунду, я открыла ближайшее ко мне окно, – сделать это оказалось непросто, слишком давно его не открывали.
Может быть, с тех самых пор, когда исчез экипаж. Я до сих пор не могла объяснить себе ни его исчезновения, ни того, почему все-таки остался Макс. Объяснение должно быть, к черту английский “Эскалибур”, оно должно быть самым простым. Может быть, я уже несколько раз проходила мимо него. Мы все проходили мимо него.
И Клио тоже. Клио, которой больше нет. Но есть убийца, если он, конечно, не исчез вместе с экипажем. Лаккай тоже исчез, если верить Максу. Можно ли ему верить, и кому тогда верить? Карпику, Мухе, адвокату… Клио, – потому что она мертвая… Да, именно так, только мертвым можно верить, от них уже нечего ждать подвоха. Но убийца все-таки на “Эскалибуре” – человек, виновный в гибели старпома Митько. Смерть старпома была не такой ритуальной, но это можно объяснить: маньяк защищался, он не хотел, чтобы кто-то знал о нем правду. Но почему убили Клио? Это не по правилам, а все серийные убийцы подчиняются правилам… Или это все-таки эфемерное зло, пришедшее сюда с “Эскалибура” 1929 года?..
Я высунула голову в окно, подставляя слабому ночному ветру разгоряченное лицо.
Действительно оттепель… Черт возьми, опять телефон. Это наверняка Антон. Или Муха, чье свидание пошло прахом. Если это так, то я вполне могу узнать, кому принадлежала татуировка. Если это так и если Муха не врет…
Я сняла трубку.
– Ну что? – На Мухе я попробую отыграться. – Свидание вслепую накрылось?
На том конце провода молчали – только едва уловимый шорох, как будто на трубку набросили платок или что-то в этом роде…
– Алло! Муха, ты заснул, что ли? Или это вы, Антон?
Я даже не успела договорить, не успела ничего понять, когда услышала этот глухой, искаженный, совершенно бесплотный голос. Голос, заставивший меня вздрогнуть.
– PELLIT ЕТ ATTRAHIT. – Прерывающаяся латынь змеей вползла в мой готовый взорваться мозг, обвилась вокруг шеи, и я почувствовала, что задыхаюсь.
Трубку мягко положили на рычаг, и, как сквозь толщу воды я услышала короткие гудки.
Отбой, отбой, отбой…
Pellit et attrahit.
Притягивает и отталкивает. Притягивает добро и отталкивает зло. Притягивает зло и отталкивает добро. Надпись, которую прочел на груди у убийцы чудом спасшийся Калью Тамм.
Он показался. Он вышел на тропу.
– Нет! – закричала я. – Нет! Нет! Нет!..
Мой собственный крик, ударившийся о стены рубки, вернулся ко мне и ударил меня под дых. Он позвонил мне – именно мне, – он знал, что я здесь, что Муха разговаривал со мной. Он произнес слова нежно, он хотел утешить меня, сообщить мне о себе.
Он знает, что я знаю о нем.
Конечно же, папка. Она пропала из моего собственного чемодана, и я сочла за лучшее забыть о ней. Теперь, на исходе ночи, я буду расплачиваться за это. Я буду сидеть и ждать, пока он не поднимется сюда, чтобы разделаться со мной так же, как он разделался с Митько. Или еще страшнее, – конечно же, страшнее… Я судорожно обвела глазами рубку – мне нечем даже защититься, дура, дура, дура, даже увалень Антон брал с собой нож.
Антон брал с собой нож…
Нет, я не могу здесь оставаться и ждать, пока меня не исполосуют, как кролика, срежут кожу и бросят ее на один из этих чертовых гидравлических манипуляторов, заменяющих штурвал…
Почему я никому ничего не сказала, почему он был уверен, что я ничего никому не скажу?.. Он уже несколько дней знал о том, что я прочитала папку… Но как он мог ее найти? Почему он решил, что папка может быть у меня… Я не могу здесь оставаться.
Не могу.
Я оттолкнула кресло от входа в рубку и выскочила на трап. Я скатилась по нему вниз и увидела Антона. Он неотвратимо приближался ко мне, я даже заметила легкую извинительную улыбку у него на губах. Времени, чтобы подняться сюда из кают-компании, у него было достаточно.
Неужели это ты?.. Нет, нет, только не ты.
Я сжалась в комок, страх парализовал меня, я не могла сдвинуться с места.
– Что с вами, Ева? – спросил он, приближаясь. – Что-то случилось?
Я всхлипнула. Я знала, что если придет расплата, то она будет неотвратимой. И я ничего не смогу сделать, ничего…
– Не подходите ко мне! Слышите! Так просто!..
– Да что с вами?! – По его лицу пробежала легкая тень ужаса. – Что с вами происходит?
– Я знаю, что это вы…
– Конечно, я. Не пугайте меня… Нет, он спокоен, он чересчур спокоен, никаких следов борьбы.
– Что вы здесь делаете? – Я попыталась взять себя в руки; я ухватилась за край полыньи, в которую провалилась, и не собиралась выпускать твердый сопревший наст.
– Ничего. Я хотел… Я просто шел к вам.
– Зачем?
– Хотел узнать, как вы… Там что-то случилось в машинном. С сепаратором. Макс отправился туда, чинить… Я не хотел оставаться один.
Я немного успокоилась. Звучит не очень убедительно, но убивать меня он явно не собирается.
– Идемте, Антон.
– Куда?
– В кают-компанию.
– Я должен вернуться в машинное отделение: Макс может прийти в любую минуту и наверняка подумает, что я пропал. Как Лаккай.
Ты же только что сказал, что идешь ко мне, следовательно, собирался пробыть здесь какое-то время. Не очень-то ты последователен, друг мой. И почему ты так боишься кают-компании?..
– Идемте, – твердо сказала я. – Кажется, там что-то произошло.
– С чего вы взяли?
"Притягивает и отталкивает, притягивает и отталкивает…”
– Я разговаривала с Мухой… А потом нас прервали. Идемте. У вас есть… что-нибудь для обороны?
– Вы же знаете. – Он виновато улыбнулся и вытащил из-за пазухи нож. Я вздрогнула.
– Тогда быстрее…
…Дверь в кают-компанию была приоткрыта. Да, то, что я услышала по телефону, не было бредом воспаленного сознания.
– Подождите… – Я ухватилась за руку Антона. – Сейчас.
Впрочем, готовить себя к тому, что я могу увидеть, – бесполезно. Я знаю, что должна увидеть… Но я все еще надеялась…
– Муха, – позвала я. – Муха. Где ты, Мухамеджан?
Уже от двери мы увидели голые ноги Мухи, едва скрытые стойкой. Теряя сознание, я подошла к лежащему телу.
– Что это? – спросил Антон сразу же севшим голосом.
Муха лежал на боку возле одного из столиков. Он был полностью обнажен, но его голову и торс скрывал пиджак, небрежно брошенный на тело. В ярком свете кают-компании я ясно увидела пуговицы этого пиджака. Они назойливо лезли мне в глаза, их количество все время увеличивалось, и спустя секунду, не в силах выдержать это, я прикрыла веки.
Совершенно одинаковые пуговицы. Монеты в пять рейхсмарок тысяча девятьсот тридцать восьмого года… Одну из них нашла Карпик в машинном отделении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103