И сразу же узнала его – продолговатый узкий конверт. Именно такой конверт принес нам перед первым ужином на корабле стюард Роман. В нашем конверте лежал листок с номером столика, там было написано: “Капитан и команда “Эскалибура” приглашают вас на торжественный ужин. Ваш столик № 3”. Та же цифра, только маленькая, стояла в правом верхнем углу конверта.
На конверте, который я держала сейчас в руках, была совсем другая цифра – “5”. Но сам конверт был пуст.
– Антон… – Я подняла глаза на нейрохирурга. – За каким столиком вы сидели в кают-компании?
– Что? – не понял он.
– Когда нас пригласили на первый ужин, стюард должен был передать вам конверт с номером.
– А-а… – Антон потер лоб – Кажется, за вторым.
– А кто сидел за столиком номер пять? Там же стояли номера, вы не помните?
– Подождите. По-моему, это был столик Клио…
Ну конечно, столик самой Клио, теперь и я вспомнила об этом. За ее столом сидели адвокат, Муха и Борис Иванович.
– А что случилось? – нетерпеливо спросил Антон.
– Этот конверт лежал в кармане Клио, когда ее нашли, – сказала я, умолчав о том, что видела его еще раньше, на палубе.
– А что в нем?
– Ничего нет. Только конверт, и все.
– Это что-то значит?
– Не знаю… Зачем вы взяли ее шубу, Антон? Антон стоял передо мной со свитером Сокольникова и шубой Клио в руках.
– Там холодно, – жалобным голосом сказал он.
– Антон! Вы тоже сходите с ума… Ей уже не нужна шуба. Она мертва… Вы же врач, вы должны это понимать…
– Да, да. – Он с тоской посмотрел на меня. – Я должен это понимать… Но я не хочу этого понимать. Я отказываюсь это понимать…
– Вот что. Идемте вместе. Вас нельзя отпускать одного.
– Нет, не нужно.
– Сейчас никому нельзя оставаться одному, вы понимаете…
– А как же первое правило фильма ужасов? – На Антона было жалко смотреть. – Ведь Макс и Лаккай, они были вдвоем… Думаю, от того, что происходит здесь, нельзя защититься, даже если мы будем пасти друг друга…
– Не знаю. Не уверена.
– Хорошо. Идемте, – сдался наконец нейрохирург.
* * *
…Мы шли длинными запутанными коридорами “Эскалибура”. Теперь все выглядело зловещим, даже аварийные лампочки в сетках. Зловещей была и тишина.
– Долго еще? – спросила я только для того, чтобы что-то спросить, чем-то взорвать эту тишину.
– Нет, сейчас выйдем на корму и спустимся вниз. На воздухе, на кормовой палубе, мне стало лучше.
– По-моему, начинается оттепель, – сказала я, подняв голову вверх, к звездам, которые были не видны из-за низких облаков. И тут же увидела еще один флаг, болтающийся над головой.
Совсем другой расцветки, не похожий на тот, который я успела выучить за несколько дней.
– Еще один, – равнодушно сказала я. – Если так будет продолжать и дальше, мы обвесимся такими игрушками, как новогодняя елка. Интересно, что теперь нам хотят сказать?
– Мы с Максом уже видели его, когда переносили Клио, – так же равнодушно сказал Антон. – Пусть болтается.
– Ни о чем серьезном он не сообщает?
– Ни о чем таком, чего бы мы уже не знали. Две серых полоски и белая в середине – “Я имею на борту опасный груз, держитесь от меня в стороне”.
– Теперь к нам уже точно никто не подойдет. – Мне было плевать, подойдет ли к нам кто-нибудь или нет. – Если даже сюда забредет какой-нибудь шальной “Летучий голландец”.
– Никто сюда не забредет. Здесь не бывает судов. Этот флаг для нас.
– Для нас, конечно же, для нас, Антон. Но раз мы предупреждены, может быть, просто снять его?
– Зачем? Он опять появится, – обреченно сказал нейрохирург.
– Вы тоже… Вы тоже не верите в то, что все можно объяснить?
– Я бы все отдал, чтобы получить хоть какое-нибудь объяснение.
– Нужно только набраться терпения, и все станет на свои места.
– Когда? Когда всех нас здесь перебьют?..
– Идемте, Антон, нам нельзя долго разговаривать, иначе мы возненавидим друг друга. Никому здесь нельзя долго разговаривать…
– Я бы не смог возненавидеть вас, даже если бы хотел… Вы… Очень нравитесь мне, Ева.
– Что ж, самое подходящее место для подобных признаний. Может быть, отложим?
– Отложим до чего? – Впервые я услышала в голосе Антона стальные нотки. – До того, когда нас всех перебьют?
– Это называется дансинг в ставке Гитлера. – Я укоризненно посмотрела на Антона.
– Не понял! – По его лицу пробежала тень.
– Вы когда-нибудь занимались нацистской Германией?
– А почему я вдруг должен заниматься нацистской Германией? – Он даже повысил голос. – Я врач, а не историк.
– Да я сказала просто так… Последние дни перед капитуляцией в ставке Гитлера – это была совершенно запредельная вещь. Все предчувствовали конец и потому пускались во все тяжкие, запершись в бункере на глубине в страшное количество метров. Пьянство, самые немыслимые оргии, самоубийства… Предчувствие неизбежной смерти, неотвратимость конца всегда развязывают руки, вы не находите? То же самое может сейчас случиться и с нами… Во всяком случае, мы близки к этому…
– Нет. – Антон выронил на палубу шубу Клио и два свитера Сокольникова и попытался взять меня за руки. – Нет… Есть нравственный закон…
– Нравственный закон внутри нас, это мы тоже проходили. – Я взъерошила волосы Антона.
– Только не вы, слышите, только не вы… Вы не должны так думать.
– Почему же я не должна так думать?
– Потому что… Потому что я защищу вас.
– Да. Вы защитите меня. Сокольников, должно быть, тоже так думал. Судя по всему, он до смерти влюбился в Клио, он бы отдал за нее жизнь, правда? Отчего же он ее не защитил?..
Антон подавил стон, готовый вырваться у него из груди.
– Идемте, Антон. Нас ждут. Во всяком случае, двое из троих…
* * *
…Впервые за все время пребывания на “Эскалибуре” я оказалась в морозильном цехе корабля. Господи ты боже мой, как бы я хотела попасть сюда при других обстоятельствах!.. Я даже не могла сказать, насколько он велик – его очертания были погружены во тьму. Тускло освещенный, он напоминал гигантский ангар с широкой лентой транспортера посередине. По правой стороне цеха шли бесконечные ряды морозильных шкафов. В цехе было прохладно, но не настолько, чтобы убить все запахи. Запах сырого мяса и застывшей, замороженной крови уловили даже мои безнадежно загубленные “Житаном” ноздри.
– Макс! – крикнул Антон. – Макс, где вы?
– Здесь. – Макс приподнялся с пустой ленты транспортера, на которой лежал. Он no-прежнему был в своей любимой черной майке, казалось, холод совершенно не действует на него.
– Что здесь? – спросил Антон.
– Все так же. На Западном фронте без перемен. Не могу вытащить его оттуда. Здравствуйте еще раз, Ева. Я кивнула ему, не удержалась и спросила:
– Вам не холодно?
– Холодно бывает только в могиле, – отрезал Макс. – Ко всему остальному можно привыкнуть.
– Она… Она где-то здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103