Вы должны об этом знать, Макс.
– Еще бы.
– Так вот. Он пуст.
– То есть как это пуст?! – Распопов больше не мог сдерживаться и перешел на бабский фальцет.
– Абсолютно пуст. Там нет ни единого листка.
– Этого не может быть. – Впервые Арсен Лаккай проявил солидарность с губернатором.
– А все остальное может быть? – Я обвела присутствующих взглядом. – Все остальное, включая такое странное исчезновение экипажа?
– Я не хочу здесь больше оставаться, – заявил губернатор. Совсем как Карпик на трапе у капитанского мостика. И снова я почувствовала приступ раздражения.
– Не оставайтесь – Макс сохранял полное спокойствие.
– В конце концов, можно добраться до берега. Здесь не так уж далеко, километра четыре.
– Ну да. И потом еще километров триста-четыреста. Ни единого человека. Ни единой избушки. Только медведи после спячки. Умаетесь добираться.
– А метеостанция? Говорили, что здесь недалеко есть остров с метеостанцией…
– Есть такой. Вот только метеостанция там автоматическая. Пара коробок с самописцами, и все.
Компьютерный ас Борис Иванович, до этого хранивший полное молчание и внимательно наблюдавший за происходящим, нашел нужным вмешаться:
– Простите, Макс… Насколько я знаю, все суда подобного класса должны быть укомплектованы радиобуями…
– Вот именно! – с жаром поддержал Бориса Ивановича губернатор. – Кстати, что это такое?
– Вот пусть вам знающий человек и объяснит. – Макс равнодушно отвернулся к иллюминатору.
– “КОСПАС-САРСАТ”. – У Бориса Ивановича был тихий извиняющийся голос покинутого любовника. – “Космическое спасение”… Это радиобуй, который посылает мощный сигнал на спутник. При соприкосновении с водой включается автоматически, можно включить вручную, и через пятнадцать секунд сигнал пеленгуют с точностью до метра. Я прав?
– Ну… – Макс все еще смотрел в иллюминатор, как будто надеялся разглядеть там флотилию спасательных судов.
– Вот и отлично, – воодушевился Распопов – Вот и решение! Давайте запустим этот радиобуй, и дело с концом.
– Не хотел вас разочаровывать. Вообще не хотел поминать про этот чертов буй. Но… Раз уж вы так осведомлены. Короче, его тоже нет. Обычно “КОСПАС” хранится в радиорубке. Наверное, он сейчас там же, где и телефоны. И там же, где и экипаж.
– Так где же он, этот экипаж? – спросила Клио, а Сокольников положил ей руку на плечо, успокаивая. – Где он? Куда он делся?!
Ей никто не ответил. Тишина была такой, что стал слышен тихий гул двигателя, работающего далеко внизу. И совершенно неожиданно возник еще один звук.
Звук телефонного зуммера в буфетной кают-компании.
Аника, стоявшая рядом с дверью в буфетную, бросилась к телефону и сняла трубку.
– Ви! – закричала она. – Я слушать! Ви!.. Но ее французское “да” не устроило кого-то на том конце провода.
– Я не знаю. – Аника рассеянно вертела трубку в руке. – Странни телефоник ди навере… Там молчать… Ничего не говорить.
– Это Карпик. – Сокольников поморщился. – Это ее штучки. Пусть только появится – всыплю!..
Он не успел даже закончить фразы. Дверь в кают-компанию открылась, и на ее пороге появилась Карпик. Она независимо прошлась мимо застывших в недоумении пассажиров, взяла со стойки чистую тарелку и вывалила на нее успевший покрыться коркой фондю.
– Карпик! – Банкир все еще не мог поверить во внезапное появление дочери.
– Приятного аппетита, папочка! Когда я ем, я глух и нем, ты же сам говорил.
– Карпик! Это ты сейчас звонила? – Вопрос выглядел совершенно бессмысленным: Аника еще не успела положить трубку, когда появилась Карпик.
– Куда звонила? И кому? – спросила Карпик и с независимым видом отправила в рот кусочек хлеба, вымазанный фондю. – Очень вкусно, Аника. Ле мани-фиг. Гран мерси.
– Je suis heureux.(Я рада)
– А уж как я рада, ты даже представить себе не можешь.
Все, находящиеся в кают-компании, начали сосредоточенно наблюдать за тем, как ест Карпик. Так сосредоточенно, как будто от этого зависела их жизнь.
– Скажи правду, девочка, – снова начал свою бесполезную атаку банкир. – Скажи, откуда ты позвонила?
– Оставь ее в покое, – сказала Клио. – Пусть…
Закончить она не успела.
Пароход сотряс мощный гудок. Впервые за все время путешествия заработал тифон. Оказывается, у “Эскалибура” басовитый нежный голос…
Гудки следовали один за другим: короткие и длинные, они чередовались в разной последовательности, и это было похоже на…
– Что это такое! – закричал Распопов, тщетно пытающийся перекрыть гудки. – Что это, черт возьми, такое?!
– Похоже на азбуку Морзе! – догадался Антон. – Точно! Это азбука Морзе – короткие гудки, длинные… Снова короткие…
– Да. – Макс поднял голову, и я увидела, как вздулись жилы у него на шее, они стали пугающе похожи на шрамы. Точно такой же шрам украшал его щеку. – Да, это азбука Морзе.
– Что они… Что он передает? – Антон тоже задрал подбородок вверх.
– Подождите, сейчас. – Макс пошевелил губами, а Карпик, отставив тарелку, крепко сжала руками уши. – Сейчас… Сейчас…
Гудки не прекращались, снова и снова они повторяли одну и ту же комбинацию: короткие, длинные, снова короткие…
– Ну, что?! – Антон коснулся рукава Макса.
– Только одно слово. Только одно.
– Какое?
– Смерть.
– Что?!
– СМЕРТЬ.
Все застыли. Как в рапиде я видела медленно поднимающиеся к потолку головы. Нет, не к потолку, – к звуку гудка: как к перевернутому на кресте Богу, как к верхнему регистру странного и страшного органа…
– Qu'est-ce que c'est? Qu'est-ce que c'est? (Что такое? Что такое!) – требовательно повторяла Аника. Единственная из присутствующих, кто счастливо не понимал, что происходит.
Этот наивный, совсем не страшный французский, напоминающий о лебедях в фанерных домиках Женевского озера, о толстых бакалейщиках и кофе с круассанами, – этот французский вывел всех из оцепенения.
– Быстро! – закричал Макс. – Быстро наверх, в рубку!
И первым бросился из кают-компании. За ним побежали Антон, Филипп, хоккеист Витя Мещеряков, Вадик, Сокольников и Лаккай.
Альберт Бенедиктович снопом рухнул на стул и достал из кармана носовой платок: пот катился с него градом. Лысина адвоката пылала, а щеки покрылись мертвенной бледностью. В кают-компании стало тихо.
Муха приложился к бутылке коньяка и сделал несколько крупных глотков. А потом истерически захохотал:
– Наверное, радист вернулся! Так, глядишь, они к вечеру все соберутся.
– Да замолчи ты, щенок! – Губернатор был не в лучшем состоянии, чем Альберт Бенедиктович.
– Пока я молчу, другие говорят, и довольно впечатляюще! – Муха многозначительно вздернул вверх подбородок.
Распопов обрушил на нею поток беспомощной брани. Такой беспомощной, что ни слушать это, ни оставаться в кают-компании дольше было невыносимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Еще бы.
– Так вот. Он пуст.
– То есть как это пуст?! – Распопов больше не мог сдерживаться и перешел на бабский фальцет.
– Абсолютно пуст. Там нет ни единого листка.
– Этого не может быть. – Впервые Арсен Лаккай проявил солидарность с губернатором.
– А все остальное может быть? – Я обвела присутствующих взглядом. – Все остальное, включая такое странное исчезновение экипажа?
– Я не хочу здесь больше оставаться, – заявил губернатор. Совсем как Карпик на трапе у капитанского мостика. И снова я почувствовала приступ раздражения.
– Не оставайтесь – Макс сохранял полное спокойствие.
– В конце концов, можно добраться до берега. Здесь не так уж далеко, километра четыре.
– Ну да. И потом еще километров триста-четыреста. Ни единого человека. Ни единой избушки. Только медведи после спячки. Умаетесь добираться.
– А метеостанция? Говорили, что здесь недалеко есть остров с метеостанцией…
– Есть такой. Вот только метеостанция там автоматическая. Пара коробок с самописцами, и все.
Компьютерный ас Борис Иванович, до этого хранивший полное молчание и внимательно наблюдавший за происходящим, нашел нужным вмешаться:
– Простите, Макс… Насколько я знаю, все суда подобного класса должны быть укомплектованы радиобуями…
– Вот именно! – с жаром поддержал Бориса Ивановича губернатор. – Кстати, что это такое?
– Вот пусть вам знающий человек и объяснит. – Макс равнодушно отвернулся к иллюминатору.
– “КОСПАС-САРСАТ”. – У Бориса Ивановича был тихий извиняющийся голос покинутого любовника. – “Космическое спасение”… Это радиобуй, который посылает мощный сигнал на спутник. При соприкосновении с водой включается автоматически, можно включить вручную, и через пятнадцать секунд сигнал пеленгуют с точностью до метра. Я прав?
– Ну… – Макс все еще смотрел в иллюминатор, как будто надеялся разглядеть там флотилию спасательных судов.
– Вот и отлично, – воодушевился Распопов – Вот и решение! Давайте запустим этот радиобуй, и дело с концом.
– Не хотел вас разочаровывать. Вообще не хотел поминать про этот чертов буй. Но… Раз уж вы так осведомлены. Короче, его тоже нет. Обычно “КОСПАС” хранится в радиорубке. Наверное, он сейчас там же, где и телефоны. И там же, где и экипаж.
– Так где же он, этот экипаж? – спросила Клио, а Сокольников положил ей руку на плечо, успокаивая. – Где он? Куда он делся?!
Ей никто не ответил. Тишина была такой, что стал слышен тихий гул двигателя, работающего далеко внизу. И совершенно неожиданно возник еще один звук.
Звук телефонного зуммера в буфетной кают-компании.
Аника, стоявшая рядом с дверью в буфетную, бросилась к телефону и сняла трубку.
– Ви! – закричала она. – Я слушать! Ви!.. Но ее французское “да” не устроило кого-то на том конце провода.
– Я не знаю. – Аника рассеянно вертела трубку в руке. – Странни телефоник ди навере… Там молчать… Ничего не говорить.
– Это Карпик. – Сокольников поморщился. – Это ее штучки. Пусть только появится – всыплю!..
Он не успел даже закончить фразы. Дверь в кают-компанию открылась, и на ее пороге появилась Карпик. Она независимо прошлась мимо застывших в недоумении пассажиров, взяла со стойки чистую тарелку и вывалила на нее успевший покрыться коркой фондю.
– Карпик! – Банкир все еще не мог поверить во внезапное появление дочери.
– Приятного аппетита, папочка! Когда я ем, я глух и нем, ты же сам говорил.
– Карпик! Это ты сейчас звонила? – Вопрос выглядел совершенно бессмысленным: Аника еще не успела положить трубку, когда появилась Карпик.
– Куда звонила? И кому? – спросила Карпик и с независимым видом отправила в рот кусочек хлеба, вымазанный фондю. – Очень вкусно, Аника. Ле мани-фиг. Гран мерси.
– Je suis heureux.(Я рада)
– А уж как я рада, ты даже представить себе не можешь.
Все, находящиеся в кают-компании, начали сосредоточенно наблюдать за тем, как ест Карпик. Так сосредоточенно, как будто от этого зависела их жизнь.
– Скажи правду, девочка, – снова начал свою бесполезную атаку банкир. – Скажи, откуда ты позвонила?
– Оставь ее в покое, – сказала Клио. – Пусть…
Закончить она не успела.
Пароход сотряс мощный гудок. Впервые за все время путешествия заработал тифон. Оказывается, у “Эскалибура” басовитый нежный голос…
Гудки следовали один за другим: короткие и длинные, они чередовались в разной последовательности, и это было похоже на…
– Что это такое! – закричал Распопов, тщетно пытающийся перекрыть гудки. – Что это, черт возьми, такое?!
– Похоже на азбуку Морзе! – догадался Антон. – Точно! Это азбука Морзе – короткие гудки, длинные… Снова короткие…
– Да. – Макс поднял голову, и я увидела, как вздулись жилы у него на шее, они стали пугающе похожи на шрамы. Точно такой же шрам украшал его щеку. – Да, это азбука Морзе.
– Что они… Что он передает? – Антон тоже задрал подбородок вверх.
– Подождите, сейчас. – Макс пошевелил губами, а Карпик, отставив тарелку, крепко сжала руками уши. – Сейчас… Сейчас…
Гудки не прекращались, снова и снова они повторяли одну и ту же комбинацию: короткие, длинные, снова короткие…
– Ну, что?! – Антон коснулся рукава Макса.
– Только одно слово. Только одно.
– Какое?
– Смерть.
– Что?!
– СМЕРТЬ.
Все застыли. Как в рапиде я видела медленно поднимающиеся к потолку головы. Нет, не к потолку, – к звуку гудка: как к перевернутому на кресте Богу, как к верхнему регистру странного и страшного органа…
– Qu'est-ce que c'est? Qu'est-ce que c'est? (Что такое? Что такое!) – требовательно повторяла Аника. Единственная из присутствующих, кто счастливо не понимал, что происходит.
Этот наивный, совсем не страшный французский, напоминающий о лебедях в фанерных домиках Женевского озера, о толстых бакалейщиках и кофе с круассанами, – этот французский вывел всех из оцепенения.
– Быстро! – закричал Макс. – Быстро наверх, в рубку!
И первым бросился из кают-компании. За ним побежали Антон, Филипп, хоккеист Витя Мещеряков, Вадик, Сокольников и Лаккай.
Альберт Бенедиктович снопом рухнул на стул и достал из кармана носовой платок: пот катился с него градом. Лысина адвоката пылала, а щеки покрылись мертвенной бледностью. В кают-компании стало тихо.
Муха приложился к бутылке коньяка и сделал несколько крупных глотков. А потом истерически захохотал:
– Наверное, радист вернулся! Так, глядишь, они к вечеру все соберутся.
– Да замолчи ты, щенок! – Губернатор был не в лучшем состоянии, чем Альберт Бенедиктович.
– Пока я молчу, другие говорят, и довольно впечатляюще! – Муха многозначительно вздернул вверх подбородок.
Распопов обрушил на нею поток беспомощной брани. Такой беспомощной, что ни слушать это, ни оставаться в кают-компании дольше было невыносимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103