Для младенцев характерна высокая гибкость костей, так что я буду искать следы необычной пористости и ненормальные изменения в гистологии.
Из лаборатории гистологии прислали пробы. Я посмотрю рентгеновские снимки и скелет, но он еще слишком размокший, чтобы удалять разложившиеся ткани. Кости младенца слишком хрупкие, так что перегонку лучше не использовать.
В общем, ничего срочного. Можно открывать гроб Элизабет Николе.
Съев размороженный сандвич с йогуртом в кафетерии, я спустилась в морг и попросила перенести останки в третий кабинет, потом пошла переодеваться.
* * *
Гроб показался даже меньше, чем прежде, всего метр в длину. Левая сторона сгнила, крышка провалилась внутрь. Я смахнула землю и сделала пару снимков.
– Нужен лом?
Лиза остановилась в дверях.
Поскольку лаборатория судебной медицины не имела отношения к делу, я работала одна, хотя и получала множество предложений о помощи. Элизабет явно интересовала не только меня.
– Да, пожалуйста.
Я сняла крышку меньше чем за минуту. Дерево было мягкое и рыхлое, гвозди поддавались легко. Я вычерпала грязь и обнаружила свинцовую обкладку с еще одним деревянным гробом.
– Почему они такие маленькие? – спросила Лиза.
– Гроб не первоначальный. Элизабет Николе эксгумировали и похоронили вновь на исходе столетия, для костей здесь как раз достаточно места.
– Думаешь, это она?
Я просверлила ее взглядом.
– Скажешь, если что-нибудь будет нужно.
Я вычерпывала землю, пока не очистила крышку внутреннего гроба. На нем не оставили таблички, зато украсили: изящная резная кромка, параллельная внешнему шестиугольному краю. Как и внешний гроб, внутренний треснул и наполнился землей.
Лиза вернулась через двадцать минут:
– Я пока свободна, если тебе нужен рентген.
– Снимки не получатся из-за свинцовой обкладки, – сказала я. – Но теперь можно открывать внутренний гроб.
– Без проблем.
И снова дерево оказалось мягким: гвозди выскочили легко.
Опять земля. Я убрала только две горсти, когда наткнулась на череп. Да! Дома кто-то есть!
Скелет медленно прорисовывался. Кости лежали не в анатомическом порядке, а параллельно, будто их крепко связали перед захоронением. Они напомнили мне об археологических раскопках в самом начале моей карьеры. Еще до Колумба некоторые племена аборигенов оставляли тела своих умерших на помостах, ждали, пока от них оставались одни кости, потом связывали и хоронили. Похоже, с Элизабет сделали то же самое.
Я люблю археологию. До сих пор. Жалко, что мне попадается мало таких случаев, просто в последние десять лет карьера начала развиваться по другому пути. Теперь все время занимают преподавание и судебная медицина. Элизабет Николе позволила мне ненадолго вернуться к истокам, и я наслаждалась всем существом.
Я вынула и разложила кости, как и вчера. Они были сухими и хрупкими, но на сей раз человек сохранился гораздо лучше, чем леди из Сен-Жовита.
Анализ скелета показывал, что отсутствуют только предплюсны и шесть фаланг пальцев. Я не нашла их и во время просеивания земли, зато обнаружила несколько резцов с клыками и поставила их на место.
Затем продолжила обычную процедуру, заполнила бланк, как для судебного дела. Начала с таза. Кости принадлежат женщине. Без сомнений. Лонное сращение указывает на возраст около тридцати пяти – сорока пяти лет. Добрые сестры будут счастливы.
Измеряя длинные кости, я заметила необычное уплощение передней части большой берцовой кости, сразу под коленом. Проверила предплюсны. Артрит в том месте, где пальцы переходят в стопу. Ура! Повторяющиеся движения сказываются на скелете. Элизабет годами молилась на каменном полу в монашеской келье. Когда стоишь на коленях, давление на них и сильный изгиб пальцев ног создают именно такую форму, которую я наблюдала. Я вспомнила, как вынимала зуб из сита, и взяла челюсть. На каждом из нижних передних зубов крошечная, но заметная бороздка на режущей поверхности. Я нашла верхние зубы. Те же бороздки. Когда появлялось свободное от молитв и писем время, Элизабет шила. Ее вышивка до сих пор висит в монастыре Мемфремагога. От многолетнего протягивания нити или удерживания иголки в зубах появились щербинки. Мне это начинало нравиться.
Потом я повернула череп лицевой стороной кверху и ахнула. Я так и застыла, уставившись на него, когда зашел Ламанш.
– Ну, это святая? – спросил шеф.
Подошел ко мне и взглянул на череп.
– Mon Dieu.
* * *
– Да, анализ проходит нормально. – Я сидела в своем кабинете и разговаривала с отцом Менаром. Череп из Мемфремагога покоился в пробковом кольце на столе. – Кости удивительно хорошо сохранились.
– Вы можете подтвердить, что мы нашли Элизабет? Элизабет Николе?
– Отец, я хотела бы задать вам еще несколько вопросов.
– Что-то не так?
Возможно.
– Нет – Нет. Просто мне нужно еще кое-что узнать. У вас есть какой-нибудь официальный документ, где бы указывались родители Элизабет?
– Ее отец – Алан Николе, мать – Эжени Беланже, известная певица того времени. Дядя, Луи-Филипп Беланже, был членом городского совета и выдающимся врачом.
– Хорошо. Есть ли свидетельство о рождении?
Он замолчал. Потом:
– Мы не смогли его найти.
– Вы знаете, где родилась Элизабет?
– Думаю, в Монреале. Ее семья жила там несколько поколений. Элизабет – потомок Мишеля Беланже, который приехал в Канаду в тысяча семьсот пятьдесят восьмом, в последние годы Новой Франции. Семья Беланже всегда активно участвовала в жизни города.
– Ладно. Есть ли запись в больнице, или свидетельство о крещении, или хоть что-нибудь, официально подтверждающее ее рождение?
Снова тишина.
– Она родилась больше полутора столетия назад.
– Записи сохранялись?
– Да. Сестра Жюльена занималась поисками. Но все может потеряться за такой долгий срок. Такой долгий срок.
– Конечно.
Мы оба замолчали. Я уже собиралась поблагодарить его, когда:
– Почему вы спрашиваете, доктор Бреннан?
– Просто хотела выяснить подробности истории Николе.
Я едва успела положить трубку, как раздался звонок.
– Oui, доктор Бреннан.
– Райан. – В голосе звучало напряжение. – Это совершенно точно поджог. И кто бы там ни был, он позаботился, чтобы дом сгорел дотла. Просто, но эффективно. Нагреватель подключили к таймеру, такому же, как ты включаешь на лампах, когда отправляться на курорт.
– Я не езжу по курортам, Райан.
– Ты слушаешь или нет?
Я не ответила.
– Таймер включал нагревательную плитку. От нее начался пожар, загорелись пропановые баллоны. Многие таймеры сгорели, но мы нашли несколько. Похоже, они должны были включаться через определенные интервалы, но, как только начался пожар, их разорвало.
– Сколько баллонов?
– Четырнадцать. Мы нашли неповрежденный таймер в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Из лаборатории гистологии прислали пробы. Я посмотрю рентгеновские снимки и скелет, но он еще слишком размокший, чтобы удалять разложившиеся ткани. Кости младенца слишком хрупкие, так что перегонку лучше не использовать.
В общем, ничего срочного. Можно открывать гроб Элизабет Николе.
Съев размороженный сандвич с йогуртом в кафетерии, я спустилась в морг и попросила перенести останки в третий кабинет, потом пошла переодеваться.
* * *
Гроб показался даже меньше, чем прежде, всего метр в длину. Левая сторона сгнила, крышка провалилась внутрь. Я смахнула землю и сделала пару снимков.
– Нужен лом?
Лиза остановилась в дверях.
Поскольку лаборатория судебной медицины не имела отношения к делу, я работала одна, хотя и получала множество предложений о помощи. Элизабет явно интересовала не только меня.
– Да, пожалуйста.
Я сняла крышку меньше чем за минуту. Дерево было мягкое и рыхлое, гвозди поддавались легко. Я вычерпала грязь и обнаружила свинцовую обкладку с еще одним деревянным гробом.
– Почему они такие маленькие? – спросила Лиза.
– Гроб не первоначальный. Элизабет Николе эксгумировали и похоронили вновь на исходе столетия, для костей здесь как раз достаточно места.
– Думаешь, это она?
Я просверлила ее взглядом.
– Скажешь, если что-нибудь будет нужно.
Я вычерпывала землю, пока не очистила крышку внутреннего гроба. На нем не оставили таблички, зато украсили: изящная резная кромка, параллельная внешнему шестиугольному краю. Как и внешний гроб, внутренний треснул и наполнился землей.
Лиза вернулась через двадцать минут:
– Я пока свободна, если тебе нужен рентген.
– Снимки не получатся из-за свинцовой обкладки, – сказала я. – Но теперь можно открывать внутренний гроб.
– Без проблем.
И снова дерево оказалось мягким: гвозди выскочили легко.
Опять земля. Я убрала только две горсти, когда наткнулась на череп. Да! Дома кто-то есть!
Скелет медленно прорисовывался. Кости лежали не в анатомическом порядке, а параллельно, будто их крепко связали перед захоронением. Они напомнили мне об археологических раскопках в самом начале моей карьеры. Еще до Колумба некоторые племена аборигенов оставляли тела своих умерших на помостах, ждали, пока от них оставались одни кости, потом связывали и хоронили. Похоже, с Элизабет сделали то же самое.
Я люблю археологию. До сих пор. Жалко, что мне попадается мало таких случаев, просто в последние десять лет карьера начала развиваться по другому пути. Теперь все время занимают преподавание и судебная медицина. Элизабет Николе позволила мне ненадолго вернуться к истокам, и я наслаждалась всем существом.
Я вынула и разложила кости, как и вчера. Они были сухими и хрупкими, но на сей раз человек сохранился гораздо лучше, чем леди из Сен-Жовита.
Анализ скелета показывал, что отсутствуют только предплюсны и шесть фаланг пальцев. Я не нашла их и во время просеивания земли, зато обнаружила несколько резцов с клыками и поставила их на место.
Затем продолжила обычную процедуру, заполнила бланк, как для судебного дела. Начала с таза. Кости принадлежат женщине. Без сомнений. Лонное сращение указывает на возраст около тридцати пяти – сорока пяти лет. Добрые сестры будут счастливы.
Измеряя длинные кости, я заметила необычное уплощение передней части большой берцовой кости, сразу под коленом. Проверила предплюсны. Артрит в том месте, где пальцы переходят в стопу. Ура! Повторяющиеся движения сказываются на скелете. Элизабет годами молилась на каменном полу в монашеской келье. Когда стоишь на коленях, давление на них и сильный изгиб пальцев ног создают именно такую форму, которую я наблюдала. Я вспомнила, как вынимала зуб из сита, и взяла челюсть. На каждом из нижних передних зубов крошечная, но заметная бороздка на режущей поверхности. Я нашла верхние зубы. Те же бороздки. Когда появлялось свободное от молитв и писем время, Элизабет шила. Ее вышивка до сих пор висит в монастыре Мемфремагога. От многолетнего протягивания нити или удерживания иголки в зубах появились щербинки. Мне это начинало нравиться.
Потом я повернула череп лицевой стороной кверху и ахнула. Я так и застыла, уставившись на него, когда зашел Ламанш.
– Ну, это святая? – спросил шеф.
Подошел ко мне и взглянул на череп.
– Mon Dieu.
* * *
– Да, анализ проходит нормально. – Я сидела в своем кабинете и разговаривала с отцом Менаром. Череп из Мемфремагога покоился в пробковом кольце на столе. – Кости удивительно хорошо сохранились.
– Вы можете подтвердить, что мы нашли Элизабет? Элизабет Николе?
– Отец, я хотела бы задать вам еще несколько вопросов.
– Что-то не так?
Возможно.
– Нет – Нет. Просто мне нужно еще кое-что узнать. У вас есть какой-нибудь официальный документ, где бы указывались родители Элизабет?
– Ее отец – Алан Николе, мать – Эжени Беланже, известная певица того времени. Дядя, Луи-Филипп Беланже, был членом городского совета и выдающимся врачом.
– Хорошо. Есть ли свидетельство о рождении?
Он замолчал. Потом:
– Мы не смогли его найти.
– Вы знаете, где родилась Элизабет?
– Думаю, в Монреале. Ее семья жила там несколько поколений. Элизабет – потомок Мишеля Беланже, который приехал в Канаду в тысяча семьсот пятьдесят восьмом, в последние годы Новой Франции. Семья Беланже всегда активно участвовала в жизни города.
– Ладно. Есть ли запись в больнице, или свидетельство о крещении, или хоть что-нибудь, официально подтверждающее ее рождение?
Снова тишина.
– Она родилась больше полутора столетия назад.
– Записи сохранялись?
– Да. Сестра Жюльена занималась поисками. Но все может потеряться за такой долгий срок. Такой долгий срок.
– Конечно.
Мы оба замолчали. Я уже собиралась поблагодарить его, когда:
– Почему вы спрашиваете, доктор Бреннан?
– Просто хотела выяснить подробности истории Николе.
Я едва успела положить трубку, как раздался звонок.
– Oui, доктор Бреннан.
– Райан. – В голосе звучало напряжение. – Это совершенно точно поджог. И кто бы там ни был, он позаботился, чтобы дом сгорел дотла. Просто, но эффективно. Нагреватель подключили к таймеру, такому же, как ты включаешь на лампах, когда отправляться на курорт.
– Я не езжу по курортам, Райан.
– Ты слушаешь или нет?
Я не ответила.
– Таймер включал нагревательную плитку. От нее начался пожар, загорелись пропановые баллоны. Многие таймеры сгорели, но мы нашли несколько. Похоже, они должны были включаться через определенные интервалы, но, как только начался пожар, их разорвало.
– Сколько баллонов?
– Четырнадцать. Мы нашли неповрежденный таймер в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92