А теперь смолчал.
Может, потому, что деда не помню? Матушка мною тяжелая ходила, когда он на бранном поле лег. А может, потому, что уже полтора года мы со стариком Веремудом в ладу живем, и он мне стал первым советчиком? И тот давний бой меж дедом и варягом по Прави был. Честно в поединке они мечи свели, и сам Веремуд кровью своей расплатился. А теперь вот со мной против неизвестно кого встанет и спину мне прикроет.
Вот ведь какие странности жизнь с нами порой вытворяет. Всего три года назад мы друг другу врагами смертными были, а ныне плечом к плечу биться собрались. Я древлянин, Кислица с Зарубом поляне, а Веремуд и вовсе варяг.
Потешаются Пряхи, кудели свои завивают, загадки подкидывают, на которые отгадок век не сыскать. А может, потому я таким спокойным оказался, что опасность надо мной и над ними одинаково нависла? Или посчитал, что старые споры на потом отложить можно? Или вдруг осознал, что сам русеть начал?
Почти все собрались, только Малуши с близнецами-пастухами все не было. Я уже беспокоиться начал, как бы чего не случилось. Но вскоре из леса раздался собачий лай, на опушку выскочили два здоровенных волкодава, а вслед за ними показались двое мальчишек и сестренка моя… а с ними еще один человек. Незнакомый.
Насторожило меня это появление. Еще больше насторожило, что незнакомец в отдалении, на опушке, задержался, когда пастушки к нам поспешили.
– Это кто таков? – спросил я Малу.
– Приблудный он, – за сестренку ответил один из пастушков, толи Твердош, то ли Твердята, никто близнецов в Ольговичах различить не мог, даже мать родная.
– С утра раннего к нам прибился, – сказал второй, – хлебушка с молоком попросил. Мы его и накормили. А что? Нельзя, что ли?
– И собаки его приняли, – поддакнул первый, – лаять не стали. Мы его и приветили.
– Не знали они, – заступилась за пастушков Мала, – что сейчас чужих опасаться надобно. Он же с самого утра пришел, а эти, на лодке, уже к обеду появились.
– Вот тебе раз! – Веремуд шишак свой рогатый на голове поправил. – То не докричишься ни до кого, а то прут, как мухи на дерьмо. Ну и денек.
– А чего же он сюда не пошел, а на опушке пупырем торчит? – спросил Заруб и телепень с плеча спустил.
Глухо ударился шипастый кистень о землю, и цепочка звякнула.
– Боится, что вы его за лазутчика примете, – утер пот со лба пастушонок. – Малушка же на весь бор гай подняла. Коров перепугала. Рассказала, что по речке к деревне недруги идут. Он и остерегается. Говорит: вы сначала узнайте, как меня ваши примут, а если что не так, я в лес убегу. Вот мы и узнаем, – потом помолчал и мне прямо в глаза взглянул: – Убивать его будете?
– Жалко, если будете, – сказал второй. – Дед хороший. Сказки нам с Твердятой рассказывал.
– Ладно, – сказал я. – Зовите его. Посмотрим, что за человек.
– Дед Андрей! – замахал рукой Твердош. – Иди сюда! Никто не тронет тебя!
– Христианин, – поморщился Кислица.
– А они что? Не люди, что ли? – удивленно взглянула на него Мала.
– Люди, – кивнул ей Заруб. – И сейчас нам еще один мужик не помешает.
– Слушайте все, – распорядился я, пока христианин не подошел, – судя по всему, ладья вот-вот появится. Мы не знаем, кто в той ладье, сколько их и чего хотят. А потому сильно стращаться не стоит, однако настороже быть не помешает. А посему: Зарубу с Кислицей возле ворот стоять. Веремуд со мной будет.
– Как скажешь, Добрый, – кивнул варяг.
– Остальным мужикам вилы и косы взять да за тыном хорониться. Чтоб не знали находники, сколько нас и как вооружены. Вы, – повернулся я к близнецам, – я видел, кнутами знатно владеете.
– Ага, – кивнули они одновременно.
– Вот и хорошо. Это теперь ваше оружие. Бейте, если что, по ногам.
– Так я и глаз выстегнуть кому хошь могу, – пустил Твердята волной кнутовище.
– А Волчка с Жучком, – кивнул второй близнец на волкодавов, – я на потраву натаскал. Они у меня на «ату» приучены.
– Это хорошо. Пусть с тобой будут. Тебе, Владана, за стрелами следить, чтоб колчан у меня не опустел. Я зимой целую снизку наделал. В горнице они, будешь подносить.
– Хорошо.
– Да побереги себя.
– Ладно.
– Загляда, собирай баб в теремке. Ножи и серпы при себе держите, если что… защити вас Даждьбоже. Да за Малушей присмотри.
– Я с тобой, Добрынюшка!
– Нет, сестренка, – погладил я ее по голове. – Мне спокойней будет, если ты в схороне посидишь. Всем все ясно?
– А когда нам в бой вступать? – спросил кто-то из парней-рядовичей.
– Ишь, – усмехнулся Веремуд, – прыткий какой.
– Постараемся без крови обойтись, – ответил я. – Ну а если не сладится, как на тын полезут, так и бейте. По местам!
– Мир вам, люди добрые! – раздалось, и я понял, что совсем про христианина забыл.
– Да уж, – вздохнул Веремуд. – Мир нам сейчас не помешает.
– И тебе здоровья, – ответил я на поклон христианина и вдруг почуял что-то знакомое в этом невысоком человеке.
– А ты, Гридислав, опять в переполох попал? – взглянул он на меня хитро. – Или тебя теперь Добрыном кличут?
И вспыхнул в памяти стылый берег Вислой реки. Костерок, возле которого божий человек у горячего огня нас с Яромиром и Хлодвигом ушицей приветил, и отлегла тревога от сердца. Понял я, что не лазутчик христианин.
Свой он.
Наш.
– Жив, значит, – улыбнулся я ему. – А я уж думал, что больше не свидимся.
– Все в руце Божьей, – улыбнулся и он мне щербатым ртом и перекрестился. – Во имя Отца, Сына и Духа Святого.
– Рад тебя видеть, рыбак, – обнялись мы.
– Так вы знакомцы? – спросил Веремуд.
– А то как же. Это же Разбей-рыбак. Ой, – смутился я, – обозвался. Андреем же ты теперь прозываешься. И много ты душ человеческих наловил, Андрей-рыбак?
– Ты прости меня, Добрыня, что не смог вас тогда предупредить…
– Да будет тебе, – махнул я рукой. – Хлодвига только жалко, а так все обошлось.
– Добрыня! – Кислица от ворот крикнул. – Вон они!
– А я все надеялся, что они вспять повернут, – снял я лук с плеча и к воротам направился.
– Зря надеялся, – Веремуд не отставал от меня, – эти, видать, из волчьей породы, увидели девок, почуяли, что поселение рядом. А кто ж от добычи отказывается?
Между тем из-за излучины реки медленно выползала ладья. Она грузно шла против течения, громко шлепали по воде длинные весла. По низко посаженным бортам было видно, что ладья тяжело загружена. На носу ее красовался неведомый зверь. Не похож он был на змея варяжского. Скорее котом его можно было назвать, а не драконом. Правы были девчонки – чужие люди сидели в ладье. Совсем чужие.
Радостные крики гребцов отразились от водной глади и долетели до нас. Видно, на ладье нашу деревушку заметили.
– Плохи дела, Добрый, – тихо сказал Веремуд. – Дулебы это. Злой народ. Дикий. Говорят, они с матерями своими спят, а покойников не хоронят, а едят.
– Враки это, – возразил ему Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Может, потому, что деда не помню? Матушка мною тяжелая ходила, когда он на бранном поле лег. А может, потому, что уже полтора года мы со стариком Веремудом в ладу живем, и он мне стал первым советчиком? И тот давний бой меж дедом и варягом по Прави был. Честно в поединке они мечи свели, и сам Веремуд кровью своей расплатился. А теперь вот со мной против неизвестно кого встанет и спину мне прикроет.
Вот ведь какие странности жизнь с нами порой вытворяет. Всего три года назад мы друг другу врагами смертными были, а ныне плечом к плечу биться собрались. Я древлянин, Кислица с Зарубом поляне, а Веремуд и вовсе варяг.
Потешаются Пряхи, кудели свои завивают, загадки подкидывают, на которые отгадок век не сыскать. А может, потому я таким спокойным оказался, что опасность надо мной и над ними одинаково нависла? Или посчитал, что старые споры на потом отложить можно? Или вдруг осознал, что сам русеть начал?
Почти все собрались, только Малуши с близнецами-пастухами все не было. Я уже беспокоиться начал, как бы чего не случилось. Но вскоре из леса раздался собачий лай, на опушку выскочили два здоровенных волкодава, а вслед за ними показались двое мальчишек и сестренка моя… а с ними еще один человек. Незнакомый.
Насторожило меня это появление. Еще больше насторожило, что незнакомец в отдалении, на опушке, задержался, когда пастушки к нам поспешили.
– Это кто таков? – спросил я Малу.
– Приблудный он, – за сестренку ответил один из пастушков, толи Твердош, то ли Твердята, никто близнецов в Ольговичах различить не мог, даже мать родная.
– С утра раннего к нам прибился, – сказал второй, – хлебушка с молоком попросил. Мы его и накормили. А что? Нельзя, что ли?
– И собаки его приняли, – поддакнул первый, – лаять не стали. Мы его и приветили.
– Не знали они, – заступилась за пастушков Мала, – что сейчас чужих опасаться надобно. Он же с самого утра пришел, а эти, на лодке, уже к обеду появились.
– Вот тебе раз! – Веремуд шишак свой рогатый на голове поправил. – То не докричишься ни до кого, а то прут, как мухи на дерьмо. Ну и денек.
– А чего же он сюда не пошел, а на опушке пупырем торчит? – спросил Заруб и телепень с плеча спустил.
Глухо ударился шипастый кистень о землю, и цепочка звякнула.
– Боится, что вы его за лазутчика примете, – утер пот со лба пастушонок. – Малушка же на весь бор гай подняла. Коров перепугала. Рассказала, что по речке к деревне недруги идут. Он и остерегается. Говорит: вы сначала узнайте, как меня ваши примут, а если что не так, я в лес убегу. Вот мы и узнаем, – потом помолчал и мне прямо в глаза взглянул: – Убивать его будете?
– Жалко, если будете, – сказал второй. – Дед хороший. Сказки нам с Твердятой рассказывал.
– Ладно, – сказал я. – Зовите его. Посмотрим, что за человек.
– Дед Андрей! – замахал рукой Твердош. – Иди сюда! Никто не тронет тебя!
– Христианин, – поморщился Кислица.
– А они что? Не люди, что ли? – удивленно взглянула на него Мала.
– Люди, – кивнул ей Заруб. – И сейчас нам еще один мужик не помешает.
– Слушайте все, – распорядился я, пока христианин не подошел, – судя по всему, ладья вот-вот появится. Мы не знаем, кто в той ладье, сколько их и чего хотят. А потому сильно стращаться не стоит, однако настороже быть не помешает. А посему: Зарубу с Кислицей возле ворот стоять. Веремуд со мной будет.
– Как скажешь, Добрый, – кивнул варяг.
– Остальным мужикам вилы и косы взять да за тыном хорониться. Чтоб не знали находники, сколько нас и как вооружены. Вы, – повернулся я к близнецам, – я видел, кнутами знатно владеете.
– Ага, – кивнули они одновременно.
– Вот и хорошо. Это теперь ваше оружие. Бейте, если что, по ногам.
– Так я и глаз выстегнуть кому хошь могу, – пустил Твердята волной кнутовище.
– А Волчка с Жучком, – кивнул второй близнец на волкодавов, – я на потраву натаскал. Они у меня на «ату» приучены.
– Это хорошо. Пусть с тобой будут. Тебе, Владана, за стрелами следить, чтоб колчан у меня не опустел. Я зимой целую снизку наделал. В горнице они, будешь подносить.
– Хорошо.
– Да побереги себя.
– Ладно.
– Загляда, собирай баб в теремке. Ножи и серпы при себе держите, если что… защити вас Даждьбоже. Да за Малушей присмотри.
– Я с тобой, Добрынюшка!
– Нет, сестренка, – погладил я ее по голове. – Мне спокойней будет, если ты в схороне посидишь. Всем все ясно?
– А когда нам в бой вступать? – спросил кто-то из парней-рядовичей.
– Ишь, – усмехнулся Веремуд, – прыткий какой.
– Постараемся без крови обойтись, – ответил я. – Ну а если не сладится, как на тын полезут, так и бейте. По местам!
– Мир вам, люди добрые! – раздалось, и я понял, что совсем про христианина забыл.
– Да уж, – вздохнул Веремуд. – Мир нам сейчас не помешает.
– И тебе здоровья, – ответил я на поклон христианина и вдруг почуял что-то знакомое в этом невысоком человеке.
– А ты, Гридислав, опять в переполох попал? – взглянул он на меня хитро. – Или тебя теперь Добрыном кличут?
И вспыхнул в памяти стылый берег Вислой реки. Костерок, возле которого божий человек у горячего огня нас с Яромиром и Хлодвигом ушицей приветил, и отлегла тревога от сердца. Понял я, что не лазутчик христианин.
Свой он.
Наш.
– Жив, значит, – улыбнулся я ему. – А я уж думал, что больше не свидимся.
– Все в руце Божьей, – улыбнулся и он мне щербатым ртом и перекрестился. – Во имя Отца, Сына и Духа Святого.
– Рад тебя видеть, рыбак, – обнялись мы.
– Так вы знакомцы? – спросил Веремуд.
– А то как же. Это же Разбей-рыбак. Ой, – смутился я, – обозвался. Андреем же ты теперь прозываешься. И много ты душ человеческих наловил, Андрей-рыбак?
– Ты прости меня, Добрыня, что не смог вас тогда предупредить…
– Да будет тебе, – махнул я рукой. – Хлодвига только жалко, а так все обошлось.
– Добрыня! – Кислица от ворот крикнул. – Вон они!
– А я все надеялся, что они вспять повернут, – снял я лук с плеча и к воротам направился.
– Зря надеялся, – Веремуд не отставал от меня, – эти, видать, из волчьей породы, увидели девок, почуяли, что поселение рядом. А кто ж от добычи отказывается?
Между тем из-за излучины реки медленно выползала ладья. Она грузно шла против течения, громко шлепали по воде длинные весла. По низко посаженным бортам было видно, что ладья тяжело загружена. На носу ее красовался неведомый зверь. Не похож он был на змея варяжского. Скорее котом его можно было назвать, а не драконом. Правы были девчонки – чужие люди сидели в ладье. Совсем чужие.
Радостные крики гребцов отразились от водной глади и долетели до нас. Видно, на ладье нашу деревушку заметили.
– Плохи дела, Добрый, – тихо сказал Веремуд. – Дулебы это. Злой народ. Дикий. Говорят, они с матерями своими спят, а покойников не хоронят, а едят.
– Враки это, – возразил ему Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91