Ну, как тот мужик, что нам в дороге встрелся?
– Карась, что ли? – снизу вверх взглянул на меня он.
– Ага, – кивнул я.
– Тогда все бесполезно.
Подгудошник оттолкнулся от земли и встал на ноги.
– Тьфу! – смачно сплюнул он. – Только руки в грязи изгваздал.
– Держи, – протянул я ему бубен.
Он отряхнул ладони, подобрал с земли свою суму и запихнул в нее бубен.
– Ну? И что теперь? – спросил подгудошник.
– Не знаю, – пожал я плечами.
А тут и помощь подоспела. На дороге появился наш давешний знакомец. Мужик-огнищанин проехал через разоренный посад и направил свой воз прямо к нам.
– Что? – спросил он, натягивая вожжи. – Не хотят вас впускать?
– Не-а! – крикнул ему что есть мочи Баян.
– Чего орешь-то? – Огнищанин засунул мизинец в ухо. – Я же сказал, что не глухой, а только с глушью.
– Ну, извини, – поклонился ему подгудошник.
– Ладно, – махнул в ответ мужик рукой.
– Добрый человек, – обратился я к нему. – Подскажи, что делать нам? Как в град попасть?
– Погоди. – Огнищанин слез со своих бочек, подошел к воротам, задрал голову вверх и закричал что-то на непонятном мне языке.
Из бойницы над воротами показалось бородатое лицо. Горожанин в ответ мужику затараторил сердито.
– Ась? – приставил огнищанин ладошку к уху. Горожанин снова что-то стал доказывать, несколько раз ткнул в нашу сторону пальцем, дважды ударил кулаком по раскрытой ладони, а потом выпучил в притворном страхе глаза, угукнул филином и замолчал. Наш заступник его внимательно выслушал, кивнул головой и сказал в ответ пару коротких отрывистых слов. Я поймал себя на том, что стою раскрыв рот. Взглянул на Баяна, а тот едва смех сдерживает.
– Гляди-ка, Добрый, – шепчет, – как немчура кривляется. А Карась тоже хорош.
– Интересно, – я ему так же тихонько, – о чем они там разговор ведут?
– И так понятно, – отвечает подгудошник. – Решают, где соли добыть, чтоб нас пресными не жрать.
– Типун тебе…
– Не, – перебил Баян. – Типуна не надо. Я с типуном петь не смогу.
– Так плясать будешь да на руках бегать. У тебя ловко выходит.
Между тем странный разговор у ворот закончился. Горожанин скрылся, но спустя пару мгновений вновь появился в бойнице. Выкинул огнищанину увесистый узелок, махнул рукой и пропал. На этот раз окончательно. Мужик поймал узелок, вздохнул и направился к нам.
– Не пустят они вас, – сказал он. – Напуганы сильно. Люди в Муроме тихо живут. Никого не трогают, но и себя трогать не дозволяют. А тут зараз столько напастей. Говорят, что не успели от булгар отбиться, как вы приперлись, – взглянул на нас строго. – И непотребства разные творить начали.
– Какие еще непотребства?! – возмутился Баян.
– Вы девку ихнюю пугали?
– Не пугали мы ее, – ответил я. – Догнать только хотели, чтоб узнать, что тут случилось.
– Значит, пугали, – кивнул мужик и к Баяну повернулся: – Ты ногами небо пинал?
– Как это? – удивился подгудошник.
– Ась? – сощурился огнищанин, видно, Баяна не расслышал.
– Я говорю: как я его пинать-то мог? Оно же вона где! – поднял он руку кверху.
– А они, – кивнул он на стену града, – говорят, что ты в небо ногами тыкал.
– Это было, – смутился Баян. – Я же их порадовать хотел…
– И при этом огорчил сильно, – сердито сказал мужик. – А он, – кивнул он на меня, – гром и бурю призывал. В бубен лупил. А Мосю ихнему это не по нраву.
– Кому? – спросил я.
– Мосю, – ответил мужик. – Это у них что-то вроде нашего Богумира. Отец всех муромов и хозяин неба и земли. Земля Мосю мать родная, а Небо – отец. А ты, – взглянул он на Баяна с укоризной, – в отца и ногами…
– Так я же не знал…
– И на землю плюнул, – подытожил мужик. – А для них это обидно очень.
– Ну и что делать? – спросил я.
– Заголять да бегать, – ухмыльнулся огнищанин.
Помолчали мы. Я растерянно, а мужик задумчиво.
А пока молчали, стригунок к Баяну подошел. Мордочкой своей его в плечо ткнул. Губами мягкими щеки подгудошника коснулся.
– Ой, – втянул голову в плечи Баян, – щекотно.
Погладил он жеребенка рукой, а другой из сумы тряпицу достал. Развернул, а там корочка хлебная. Мы ее на черный день берегли.
– На-ка, – протянул ее стригунку. – Вкусный хлебушко.
Жеребенок пошамал губами по ладони, взял хлеб, зажевал.
– Смотри, Добрый, – подгудошник улыбнулся. – Нравится коньку хлебушек.
– А вы зачем сюда нагрянули? – подал голос огнищанин. – Дело у вас или прячетесь от кого?
– Человека я ищу, – сказал я. – Говорят, он в здешних местах обитает. Хотел в городе разузнать про него.
– Что за человек?
– Может, ты слышал…
– Откуда ему, – тихонько мне Баян шепнул. – Он же с глушью.
Одернул я подгудошника, а мужику сказал:
– Григорием его зовут. Пустынник он.
– А зачем он тебе? – спросил мужик.
– Ох и смешной ты. – Баян стригунку по шее похлопал. – Ну, иди. Иди к мамке. Слышишь фыркает, знать соскучилась по тебе.
И стригунок послушался. Он повернулся и, помахивая хвостом, пошел к возу.
Но там его вовсе не ждали. Со стороны казалось, что мой Буланый и кобылка огнищанина о чем-то беседуют на своем конском языке. Буланый качал своей большой головой, словно рассказывал о тех далеких землях, из которых он прибыл в этот забытый богами угол Мира. А кобыла переминалась с ноги на ногу и обмахивалась хвостом, будто внимательно слушала рассказ залетного красавца.
Жеребенок, было, сунулся ей мордой под брюхо, но та строго топнула ногой, дескать, не мешайся тут. Стригунок взбрыкнул, обиженно отошел в сторонку и принялся щипать молодую траву.
– А ты что? Знаешь про него? – ответил я огнищанину вопросом на вопрос.
– Может, и знаю. – Мужик переложил узел из правой руки в левую, размашисто перекрестился и хитро посмотрел на нас.
– Нет, – помотал головой Баян. – Не смотри. Не христиане мы.
– А зачем же вам Григорий? – удивился мужик.
– Надо, – ответил я. – Я ему весть передать должен, а потом слово сказать.
– Слышь, карась? – подгудошник подбоченился. – А тебя-то как зовут?
– Ась?
– Зовут тебя как?!
– Иоанном, – на этот раз мужик расслышал.
– Ох и имечком тебя родичи наградили, – рассмеялся Баян.
– При крещении во имя Господа нашего Иисуса меня так нарекли, – гордо ответил огнищанин.
– Иоанн, – сказал я ему, – твой Бог лжи не терпит. К грехам смертным брехню причисляет…
– А ты почем знаешь? – еще сильнее удивился мужик.
А Баян вдруг на меня очами зыркнул, словно я ужасное что-то сболтнул. Потом взгляд отвел. Потупился. «С чего это он?» – подумал я, а вслух Иоанну сказал:
– Кое-что знаю про вашего Иисуса, – и заметил, как вспыхнул радостный огонек в глазах огнищанина и погас тут же. – Так отвечай мне безгрешно, где Григория найти?
Помялся Иоанн. Покукожился. А потом вздохнул тягостно, рукой махнул.
– Вы люди не злые. Вон как стригунок к шутоломному прильнул, – говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Карась, что ли? – снизу вверх взглянул на меня он.
– Ага, – кивнул я.
– Тогда все бесполезно.
Подгудошник оттолкнулся от земли и встал на ноги.
– Тьфу! – смачно сплюнул он. – Только руки в грязи изгваздал.
– Держи, – протянул я ему бубен.
Он отряхнул ладони, подобрал с земли свою суму и запихнул в нее бубен.
– Ну? И что теперь? – спросил подгудошник.
– Не знаю, – пожал я плечами.
А тут и помощь подоспела. На дороге появился наш давешний знакомец. Мужик-огнищанин проехал через разоренный посад и направил свой воз прямо к нам.
– Что? – спросил он, натягивая вожжи. – Не хотят вас впускать?
– Не-а! – крикнул ему что есть мочи Баян.
– Чего орешь-то? – Огнищанин засунул мизинец в ухо. – Я же сказал, что не глухой, а только с глушью.
– Ну, извини, – поклонился ему подгудошник.
– Ладно, – махнул в ответ мужик рукой.
– Добрый человек, – обратился я к нему. – Подскажи, что делать нам? Как в град попасть?
– Погоди. – Огнищанин слез со своих бочек, подошел к воротам, задрал голову вверх и закричал что-то на непонятном мне языке.
Из бойницы над воротами показалось бородатое лицо. Горожанин в ответ мужику затараторил сердито.
– Ась? – приставил огнищанин ладошку к уху. Горожанин снова что-то стал доказывать, несколько раз ткнул в нашу сторону пальцем, дважды ударил кулаком по раскрытой ладони, а потом выпучил в притворном страхе глаза, угукнул филином и замолчал. Наш заступник его внимательно выслушал, кивнул головой и сказал в ответ пару коротких отрывистых слов. Я поймал себя на том, что стою раскрыв рот. Взглянул на Баяна, а тот едва смех сдерживает.
– Гляди-ка, Добрый, – шепчет, – как немчура кривляется. А Карась тоже хорош.
– Интересно, – я ему так же тихонько, – о чем они там разговор ведут?
– И так понятно, – отвечает подгудошник. – Решают, где соли добыть, чтоб нас пресными не жрать.
– Типун тебе…
– Не, – перебил Баян. – Типуна не надо. Я с типуном петь не смогу.
– Так плясать будешь да на руках бегать. У тебя ловко выходит.
Между тем странный разговор у ворот закончился. Горожанин скрылся, но спустя пару мгновений вновь появился в бойнице. Выкинул огнищанину увесистый узелок, махнул рукой и пропал. На этот раз окончательно. Мужик поймал узелок, вздохнул и направился к нам.
– Не пустят они вас, – сказал он. – Напуганы сильно. Люди в Муроме тихо живут. Никого не трогают, но и себя трогать не дозволяют. А тут зараз столько напастей. Говорят, что не успели от булгар отбиться, как вы приперлись, – взглянул на нас строго. – И непотребства разные творить начали.
– Какие еще непотребства?! – возмутился Баян.
– Вы девку ихнюю пугали?
– Не пугали мы ее, – ответил я. – Догнать только хотели, чтоб узнать, что тут случилось.
– Значит, пугали, – кивнул мужик и к Баяну повернулся: – Ты ногами небо пинал?
– Как это? – удивился подгудошник.
– Ась? – сощурился огнищанин, видно, Баяна не расслышал.
– Я говорю: как я его пинать-то мог? Оно же вона где! – поднял он руку кверху.
– А они, – кивнул он на стену града, – говорят, что ты в небо ногами тыкал.
– Это было, – смутился Баян. – Я же их порадовать хотел…
– И при этом огорчил сильно, – сердито сказал мужик. – А он, – кивнул он на меня, – гром и бурю призывал. В бубен лупил. А Мосю ихнему это не по нраву.
– Кому? – спросил я.
– Мосю, – ответил мужик. – Это у них что-то вроде нашего Богумира. Отец всех муромов и хозяин неба и земли. Земля Мосю мать родная, а Небо – отец. А ты, – взглянул он на Баяна с укоризной, – в отца и ногами…
– Так я же не знал…
– И на землю плюнул, – подытожил мужик. – А для них это обидно очень.
– Ну и что делать? – спросил я.
– Заголять да бегать, – ухмыльнулся огнищанин.
Помолчали мы. Я растерянно, а мужик задумчиво.
А пока молчали, стригунок к Баяну подошел. Мордочкой своей его в плечо ткнул. Губами мягкими щеки подгудошника коснулся.
– Ой, – втянул голову в плечи Баян, – щекотно.
Погладил он жеребенка рукой, а другой из сумы тряпицу достал. Развернул, а там корочка хлебная. Мы ее на черный день берегли.
– На-ка, – протянул ее стригунку. – Вкусный хлебушко.
Жеребенок пошамал губами по ладони, взял хлеб, зажевал.
– Смотри, Добрый, – подгудошник улыбнулся. – Нравится коньку хлебушек.
– А вы зачем сюда нагрянули? – подал голос огнищанин. – Дело у вас или прячетесь от кого?
– Человека я ищу, – сказал я. – Говорят, он в здешних местах обитает. Хотел в городе разузнать про него.
– Что за человек?
– Может, ты слышал…
– Откуда ему, – тихонько мне Баян шепнул. – Он же с глушью.
Одернул я подгудошника, а мужику сказал:
– Григорием его зовут. Пустынник он.
– А зачем он тебе? – спросил мужик.
– Ох и смешной ты. – Баян стригунку по шее похлопал. – Ну, иди. Иди к мамке. Слышишь фыркает, знать соскучилась по тебе.
И стригунок послушался. Он повернулся и, помахивая хвостом, пошел к возу.
Но там его вовсе не ждали. Со стороны казалось, что мой Буланый и кобылка огнищанина о чем-то беседуют на своем конском языке. Буланый качал своей большой головой, словно рассказывал о тех далеких землях, из которых он прибыл в этот забытый богами угол Мира. А кобыла переминалась с ноги на ногу и обмахивалась хвостом, будто внимательно слушала рассказ залетного красавца.
Жеребенок, было, сунулся ей мордой под брюхо, но та строго топнула ногой, дескать, не мешайся тут. Стригунок взбрыкнул, обиженно отошел в сторонку и принялся щипать молодую траву.
– А ты что? Знаешь про него? – ответил я огнищанину вопросом на вопрос.
– Может, и знаю. – Мужик переложил узел из правой руки в левую, размашисто перекрестился и хитро посмотрел на нас.
– Нет, – помотал головой Баян. – Не смотри. Не христиане мы.
– А зачем же вам Григорий? – удивился мужик.
– Надо, – ответил я. – Я ему весть передать должен, а потом слово сказать.
– Слышь, карась? – подгудошник подбоченился. – А тебя-то как зовут?
– Ась?
– Зовут тебя как?!
– Иоанном, – на этот раз мужик расслышал.
– Ох и имечком тебя родичи наградили, – рассмеялся Баян.
– При крещении во имя Господа нашего Иисуса меня так нарекли, – гордо ответил огнищанин.
– Иоанн, – сказал я ему, – твой Бог лжи не терпит. К грехам смертным брехню причисляет…
– А ты почем знаешь? – еще сильнее удивился мужик.
А Баян вдруг на меня очами зыркнул, словно я ужасное что-то сболтнул. Потом взгляд отвел. Потупился. «С чего это он?» – подумал я, а вслух Иоанну сказал:
– Кое-что знаю про вашего Иисуса, – и заметил, как вспыхнул радостный огонек в глазах огнищанина и погас тут же. – Так отвечай мне безгрешно, где Григория найти?
Помялся Иоанн. Покукожился. А потом вздохнул тягостно, рукой махнул.
– Вы люди не злые. Вон как стригунок к шутоломному прильнул, – говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91