Они же найдут тело Каплана и, возможно, тела Деборы Гидеон и Бена Добкина. В общем, не хватало только Хоснера и Макклюра, и все же Берг терзался сомнениями. Сделав наспех короткую запись в блокноте, он снял ботинок, засунул в него блокнот и швырнул в сторону от самолета. Если «конкорд» сгорит, то солдаты, прочесывая холм, найдут его отчет обо всем, что здесь случилось, и получат список погибших.
Берг подбежал к Альперну, пытавшемуся погрузить в самолет тело убитого друга:
— Где Хоснер?
Альперн пожал плечами:
— Вы же сами знаете, что он не собирался возвращаться.
Берг кивнул и в тот же миг перехватил взгляд Мириам Бернштейн. Она слышала, что сказал Альперн.
Мириам вскочила, подбежала к краю крыла и попыталась спрыгнуть на землю. Берг схватил ее за руку и рванул к себе. Женщина брыкалась и отталкивала его руками, но на помощь Бергу пришел кто-то из женщин, и они вдвоем втащили ее в салон. Мириам кричала, чтобы ее отпустили, но Берг остался непреклонен.
* * *
Ашбалы знали, что израильские коммандос приближаются к ним с тыла. От их храбрости почти ничего не осталось, а некоторые исчерпали и запас физических сил. Усталость и жажда сказывались на всех, многие уже плохо понимали, где они и что делают. Песок забивал уши, нос и рот, глаза слезились, ноги отказывались идти. Теперь они думали не столько об израильтянах впереди, сколько об израильтянах позади. Каждый составлял план личного спасения на случай, если не удастся захватить заложников. Попадать в руки коммандос не хотел никто.
И все-таки они шли вперед, не столько увлекаемые желанием захватить заложников и тем самым гарантировать себе жизнь, сколько подгоняемые криками и угрозами Ахмеда Риша и Салема Хаммади. Даже в своем нынешнем, далеко не лучшем состоянии ашбалы представляли серьезную, грозную силу. Их можно было бы сравнить с ранеными тиграми и тигрицами, ослабленными, но все еще опасными и заслуживающими внимания.
Риш поймал двух девушек, сестер, отбившихся от группы. Они плакали и умоляли его пощадить их, утверждая, что просто устали и потеряли ориентацию в темноте из-за стрельбы и песчаной бури. Но Риш решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы укрепить дисциплину. Он заставил девушек стать на колени и выстрелил каждой в затылок из пистолета.
В какой-то момент Хаммади подумал, что чрезмерно суровое наказание станет тем самым перышком, которое сломало спину верблюда, но казнь произвела именно тот эффект, на который и рассчитывал Риш. Небольшой отряд, насчитывавший теперь не более двух десятков человек, с удвоенной энергией двинулся к ревущему «конкорду». Хаммади подумал, что люди скорее готовы терпеть, чем рисковать жизнью, восставая против нее. Полезный урок для человека, готовящегося принять бремя руководства.
* * *
Хоснер удивился, услышав работающие двигатели «конкорда». Потом вспомнил, с какой решимостью взялся за работу Кан, и улыбнулся. Он не верил, что в баках самолета осталось топливо и что Беккеру удастся сдвинуть с места тяжелый лайнер с зарывшимся в песок носом и спущенными покрышками. И все же сама попытка была достойна уважения. Коммандос не успеют, даже если двигаются с предельной скоростью. Другое дело, если Беккер сдвинет самолет с места и встретит их на восточном склоне. Это стало бы сюрпризом для всех, включая, как подозревал Хоснер, самого Беккера. Кан же всегда был уверен, что починит установку.
Якову то и дело приходилось падать на колено, стрелять, отбегать или отползать. Иногда в него стреляли свои же, но он понимал, что это естественно в условиях боя при плохой видимости. Однако постепенно огонь израильтян ослабевал, а потом и вообще почти прекратился. Внезапно взвыли двигатели, и Хоснер догадался, что Беккер собирается отпустить тормоза. Оглянувшись, он увидел красное мерцание сопел. Совсем неподалеку раздался громкий, перекрывающий все прочие звуки, голос Риша:
— Быстрее! Быстрее, мои «тигрята»! Добыча близка, не упустите ее! Еще один бросок! Сейчас или никогда!
Хоснер понимал тех мужчин и женщин, которые шли за Ришем и беспрекословно подчинялись ему. Даже сам голос Риша, высокий, пронзительный, с истерическими нотками, казался знакомым, как будто террорист говорил не на арабском, а по-немецки. Некоторые люди рождены повелевать, а если у них еще и с мозгами не все в порядке, то результат получается страшный.
Видя бегущих на него арабов, Хоснер отступил к траншее, отрытой теми, кто собирался превратить ее в свою могилу. Спрыгнув в нее, он почувствовал под ногами тела. Кто бы это мог быть? Впрочем, раздумывать над этим было некогда.
Яков притаился и стал ждать Ахмеда Риша.
* * *
Лейтенант Иешуа Гиддел остался со своим отделением возле небольшого музея, тогда как два других, с джипом, обошли его стороной и двинулись по Дороге Процессий.
Отряд Гиддела развернулся в шеренгу по пять человек с каждой стороны своего джипа с установленным на нем безоткатным орудием калибра 106 миллиметров и выступил в направлении гостиницы, отделенной от музея плоской пыльной равниной.
Кроме Гиддела, в джипе находились водитель, расчет из двух человек и доктор Аль-Танни, куратор музея. Последний, устроившись у себя в кабинете, проводил весеннюю ревизию, не обращая никакого внимания на то, что происходило прямо у него под окном. Именно там и нашел его лейтенант Гиддел.
Сцена в кабинете напомнила офицеру рассказ об Архимеде, решавшем математическую задачу в то время, когда римляне осаждали его родной город. Ученый грек не позволял внешним событиям вмешиваться в ход его мыслей, и разъяренный солдат убил изобретателя. Таким образом, размышлял Гиддел, Архимед в одно мгновение превратился в героя и мученика в глазах всех интеллектуалов, а военные получили вечное клеймо душителей свободной мысли. Гиддел совладал с порывом, которому поддался древний римлянин, и ограничился тем, что сбросил инвентарные списки на пол.
И вот теперь куратор сидел в джипе, который медленно преодолевал расстояние в несколько сотен метров, отделявшее лейтенанта от его следующей цели. При этом Гиддел пытался разговаривать с доктором:
— По вашей оценке, сколько ашбалов может быть в гостинице?
В распоряжении Аль-Танни была комната в гостинице, но он предпочитал ночевать в музее на расстеленном на полу матрасе. В гостиницу он приходил только для того, чтобы воспользоваться ее удобствами и кухней.
— Они мне не докладывают, молодой человек, — ответил куратор, поправляя сползшие очки.
Лейтенант придал своему взгляду необходимую суровость.
— Но я могу предположить, что там находятся примерно пятьдесят человек с ранениями различной степени, около десятка санитаров и один врач. Есть еще часовые и дежурный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Берг подбежал к Альперну, пытавшемуся погрузить в самолет тело убитого друга:
— Где Хоснер?
Альперн пожал плечами:
— Вы же сами знаете, что он не собирался возвращаться.
Берг кивнул и в тот же миг перехватил взгляд Мириам Бернштейн. Она слышала, что сказал Альперн.
Мириам вскочила, подбежала к краю крыла и попыталась спрыгнуть на землю. Берг схватил ее за руку и рванул к себе. Женщина брыкалась и отталкивала его руками, но на помощь Бергу пришел кто-то из женщин, и они вдвоем втащили ее в салон. Мириам кричала, чтобы ее отпустили, но Берг остался непреклонен.
* * *
Ашбалы знали, что израильские коммандос приближаются к ним с тыла. От их храбрости почти ничего не осталось, а некоторые исчерпали и запас физических сил. Усталость и жажда сказывались на всех, многие уже плохо понимали, где они и что делают. Песок забивал уши, нос и рот, глаза слезились, ноги отказывались идти. Теперь они думали не столько об израильтянах впереди, сколько об израильтянах позади. Каждый составлял план личного спасения на случай, если не удастся захватить заложников. Попадать в руки коммандос не хотел никто.
И все-таки они шли вперед, не столько увлекаемые желанием захватить заложников и тем самым гарантировать себе жизнь, сколько подгоняемые криками и угрозами Ахмеда Риша и Салема Хаммади. Даже в своем нынешнем, далеко не лучшем состоянии ашбалы представляли серьезную, грозную силу. Их можно было бы сравнить с ранеными тиграми и тигрицами, ослабленными, но все еще опасными и заслуживающими внимания.
Риш поймал двух девушек, сестер, отбившихся от группы. Они плакали и умоляли его пощадить их, утверждая, что просто устали и потеряли ориентацию в темноте из-за стрельбы и песчаной бури. Но Риш решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы укрепить дисциплину. Он заставил девушек стать на колени и выстрелил каждой в затылок из пистолета.
В какой-то момент Хаммади подумал, что чрезмерно суровое наказание станет тем самым перышком, которое сломало спину верблюда, но казнь произвела именно тот эффект, на который и рассчитывал Риш. Небольшой отряд, насчитывавший теперь не более двух десятков человек, с удвоенной энергией двинулся к ревущему «конкорду». Хаммади подумал, что люди скорее готовы терпеть, чем рисковать жизнью, восставая против нее. Полезный урок для человека, готовящегося принять бремя руководства.
* * *
Хоснер удивился, услышав работающие двигатели «конкорда». Потом вспомнил, с какой решимостью взялся за работу Кан, и улыбнулся. Он не верил, что в баках самолета осталось топливо и что Беккеру удастся сдвинуть с места тяжелый лайнер с зарывшимся в песок носом и спущенными покрышками. И все же сама попытка была достойна уважения. Коммандос не успеют, даже если двигаются с предельной скоростью. Другое дело, если Беккер сдвинет самолет с места и встретит их на восточном склоне. Это стало бы сюрпризом для всех, включая, как подозревал Хоснер, самого Беккера. Кан же всегда был уверен, что починит установку.
Якову то и дело приходилось падать на колено, стрелять, отбегать или отползать. Иногда в него стреляли свои же, но он понимал, что это естественно в условиях боя при плохой видимости. Однако постепенно огонь израильтян ослабевал, а потом и вообще почти прекратился. Внезапно взвыли двигатели, и Хоснер догадался, что Беккер собирается отпустить тормоза. Оглянувшись, он увидел красное мерцание сопел. Совсем неподалеку раздался громкий, перекрывающий все прочие звуки, голос Риша:
— Быстрее! Быстрее, мои «тигрята»! Добыча близка, не упустите ее! Еще один бросок! Сейчас или никогда!
Хоснер понимал тех мужчин и женщин, которые шли за Ришем и беспрекословно подчинялись ему. Даже сам голос Риша, высокий, пронзительный, с истерическими нотками, казался знакомым, как будто террорист говорил не на арабском, а по-немецки. Некоторые люди рождены повелевать, а если у них еще и с мозгами не все в порядке, то результат получается страшный.
Видя бегущих на него арабов, Хоснер отступил к траншее, отрытой теми, кто собирался превратить ее в свою могилу. Спрыгнув в нее, он почувствовал под ногами тела. Кто бы это мог быть? Впрочем, раздумывать над этим было некогда.
Яков притаился и стал ждать Ахмеда Риша.
* * *
Лейтенант Иешуа Гиддел остался со своим отделением возле небольшого музея, тогда как два других, с джипом, обошли его стороной и двинулись по Дороге Процессий.
Отряд Гиддела развернулся в шеренгу по пять человек с каждой стороны своего джипа с установленным на нем безоткатным орудием калибра 106 миллиметров и выступил в направлении гостиницы, отделенной от музея плоской пыльной равниной.
Кроме Гиддела, в джипе находились водитель, расчет из двух человек и доктор Аль-Танни, куратор музея. Последний, устроившись у себя в кабинете, проводил весеннюю ревизию, не обращая никакого внимания на то, что происходило прямо у него под окном. Именно там и нашел его лейтенант Гиддел.
Сцена в кабинете напомнила офицеру рассказ об Архимеде, решавшем математическую задачу в то время, когда римляне осаждали его родной город. Ученый грек не позволял внешним событиям вмешиваться в ход его мыслей, и разъяренный солдат убил изобретателя. Таким образом, размышлял Гиддел, Архимед в одно мгновение превратился в героя и мученика в глазах всех интеллектуалов, а военные получили вечное клеймо душителей свободной мысли. Гиддел совладал с порывом, которому поддался древний римлянин, и ограничился тем, что сбросил инвентарные списки на пол.
И вот теперь куратор сидел в джипе, который медленно преодолевал расстояние в несколько сотен метров, отделявшее лейтенанта от его следующей цели. При этом Гиддел пытался разговаривать с доктором:
— По вашей оценке, сколько ашбалов может быть в гостинице?
В распоряжении Аль-Танни была комната в гостинице, но он предпочитал ночевать в музее на расстеленном на полу матрасе. В гостиницу он приходил только для того, чтобы воспользоваться ее удобствами и кухней.
— Они мне не докладывают, молодой человек, — ответил куратор, поправляя сползшие очки.
Лейтенант придал своему взгляду необходимую суровость.
— Но я могу предположить, что там находятся примерно пятьдесят человек с ранениями различной степени, около десятка санитаров и один врач. Есть еще часовые и дежурный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126