Я перестал вертеть головой и машинально отправил в желудок гамбургер и лист салата размером с талон на скоростное шоссе. Толстушка же обстоятельно, с явным удовольствием уплела свой чизбургер, жизнерадостно схрумкала картошку и маленькими глоточками выпила шоколад.
— Хочешь картошки? — спросила она между делом.
— Нет, спасибо.
Она вычистила картонную тарелку до крошки, допила оставшийся на донышке шоколад и слизала с пальцев капли кетчупа и горчицы. Просто не девушка, а ходячий аппетит.
— Насчет твоего деда, — сказал я. — Значит, сперва мы должны пробраться в лабораторию, так?
— Пожалуй. Возможно, остались какие-то следы, которые подскажут, где искать его дальше. Там я уже разберусь.
— Но как мы туда попадем, если рядом — гнездо жаббервогов, а генератор ультразвука вышел из строя?
— Об этом не беспокойся. В офисе есть переносной излучатель. Не такой сильный, конечно. Но на несколько метров вокруг того, кто его несет, поле держит неплохо.
— Тогда проблем нет, — успокоился я.
— Правда, есть одна сложность, — продолжала она. — Батареек излучателя хватает только на полчаса. Потом он автоматически выключается и требует подзарядки.
— Весело! — криво усмехнулся я. — И сколько длится зарядка?
— Пятнадцать минут. Тридцать работает, пятнадцать заряжается. Полчаса — это как раз дорога от офиса до лаборатории, потому дед и сделал его небольшим — чтоб нести было легче.
Я вздохнул и ничего не сказал. Ладно. Все же лучше, чем ничего.
Вырулив с ресторанной стоянки, я заехал в круглосуточный супермаркет купить пару банок пива и карманную бутылку виски. Вернувшись в машину, выпил все пиво и четверть виски. На душе немного полегчало. Оставшееся виски плотно закрыл, передал толстушке, и она спрятала бутылку в рюкзак.
— Зачем ты столько пьешь? — спросила она.
— Наверно, чтобы не было страшно, — ответил я.
— Мне тоже страшно, но я же не пью.
— Нам с тобой страшно от совершенно разных вещей.
— Не понимаю.
— Чем старше человек, тем больше в его жизни того, чего уже не исправить.
— И тем сильнее он устает?
— Ага! — кивнул я. — И это тоже.
Она протянула руку и коснулась моего уха.
— Не волнуйся. Все будет хорошо. Я всегда буду рядом, — тихо сказала она.
— Спасибо, — ответил я.
Подъехав к офису ее деда, мы вышли из машины. Я надел рюкзак. Живот болел зверски. Будто по нему садистски медленно, один за другим, проезжали грузовики с кирпичом. Это всего лишь боль, повторял я про себя, точно мантру. Физическая боль, ничего общего ко мне самому не имеющая. Я собрал в кулак остатки самоуважения, вытряхнул из головы мысли о больном животе и поспешил за толстушкой к зданию.
Молодой громила-охранник на входе потребовал «предъявить удостоверение жильца». Толстушка достала из кармана пластиковую карточку и вручила ему. Охранник вставил карточку в прорезь компьютера на столе, проверил на мониторе ее имя и номер апартаментов — и лишь затем, нажав кнопку, отпер нам дверь в вестибюль.
— Это очень специальное здание, — объяснила толстушка, пока мы с нею пересекали огромный зал. — Все, кто входит в это здание, связаны с тайнами, для охраны которых требуется система абсолютной безопасности. Здесь, например, проводятся научные исследования особой важности, какие-нибудь сверхсекретные переговоры — ну, и так далее. Как ты видел, охрана у входа устанавливает личность и цель визита, а затем до последнего шага отслеживает телекамерами, действительно ли человек идет куда заявил. Так что любым хвостам, даже просочись они за нами в вестибюль, все пути дальше будут перекрыты.
— Значит, охране известно, что твой дед прокопал у себя дырку под землю?
— Кто их знает... Но вряд ли. Еще когда это здание строилось, дед заказал особую планировку с выходом в Подземелье, но об этом знали только два человека: домовладелец и архитектор. А строители считали этот выход обычной вентиляционной отдушиной. По-моему, даже все официальные чертежи в этом месте подделаны.
— Представляю, сколько денег он на это ухлопал... — сказал я.
— Да, конечно. Но денег у деда хватает, — сказала она. — И у меня тоже. Я ведь ужасно богатая. Сначала наследство от родителей получила, потом страховку. А уже из этого построила сверхкапитал на бирже.
Она достала из кармана ключ, отперла клетку лифта, и мы вошли в огромный металлический гроб.
— На бирже?
— Ну да. Меня дед в акции играть научил. Собирать информацию, анализировать рынок по биржевым сводкам, обходить налоги, деньги за границу пересылать и все такое. Акции — интересная штука. Никогда не играл?
— Да как-то нет... — пожал я плечами. Если честно, за всю свою жизнь я даже депозитного счета ни разу не открыл.
— До того, как стать ученым, дед работал биржевым маклером. Но потом у него скопилось столько денег, что он и сам не знал, куда их девать, а потому бросил биржу и подался в науку. Здорово, да?
— Здорово, — кивнул я.
— Дед всегда лучшим. Чем бы ни занимался.
Как и в прошлый раз, лифт ехал так медленно, что было непонятно, поднимается он или опускается. Как и прежде, ехал он безумно долго, и я никак не мог успокоиться, зная, что на меня пялятся глазки телекамер.
— Дед говорит: если в чем-нибудь хочешь стать лучшим, школьное образование только мешает, — продолжала она. — А ты как думаешь?
— Да, — согласился я. — Пожалуй. Я шестнадцать лет ходил в школу и университет, но мне это не особенно пригодилось. Иностранных языков не знаю, на инструментах не играю, в акциях не разбираюсь. И даже на лошади ездить не могу.
— А чего ж ты школу не бросил? Всегда ведь можно бросить, если хочется, разве нет?
— Ну, в общем, конечно, так... — Я задумался. И правда, мог ведь бросить в любой момент. — Но тогда мне это как-то в голову не приходило. Моя семья, в отличие от твоей, была самой обыкновенной. Я и не думал, что могу стать в чем-то лучшим.
— А вот это заблуждение, — покачала она головой. — В каждом из нас достаточно таланта, чтобы стать лучшим хотя бы в чем-то одном. Проблема лишь в том, как его в себе откопать. Те, кто не понимает, как, годами мечется туда-сюда и лишь закапывает себя еще глубже. Поэтому лучшими становятся не все. Очень многие просто хоронят себя при жизни и остаются ни с чем.
— Такие, как я, например, — сказал я.
— Нет, ты другой. В тебе есть что-то особенное. У тебя очень крепкий эмоциональный панцирь, под которым остается много живого и неискалеченного.
— Эмоциональный панцирь?
— Ну да, — кивнула она. — В твоем случае еще не поздно что-то исправить. Хочешь, когда все закончится, будем жить вместе? Не в смысле «давай поженимся», а просто — попробуем жить вместе. Переедем в какую-нибудь страну поспокойнее: в Грецию, в Румынию или в Финляндию, будем там кататься на лошадях, песни местные петь и жить как нам хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121