Но если в конце концов окажется, что он так и не очистился от грязи, тогда он покинет ее. Он любит ее настолько сильно, что может пойти даже на это.
- Все в порядке, - сказала она. - Это всего лишь я. Я уже видела тебя голышом, если помнишь.
Он судорожно схватился за полотенце, расплескав воду.
Она присела на позолоченный стульчик. Голубое муслиновое платье туго обтягивало грудь, словно она набрала в весе. Сложенные на коленях руки казались слегка покрасневшими на фоне небесной материи.
- Мне кажется, у нас проблема. Фриц влюблен в мою мать. Он хочет жениться на ней.
- Да, знаю, - рассмеялся он. - Он уже двадцать лет с хвостиком ее любит, с тех самых пор, как впервые увидел ее в Глариене. А в чем проблема?
Она подняла голову и полоснула его взглядом.
- В том, что мама ответила ему согласием и им вряд ли захочется, чтобы я путалась у них под ногами в Клампер-Коттедже.
- А-а! Понятно. Почему бы тебе не переехать в этот дом? - махнул он рукой. - Мне будет приятно думать, что ты живешь здесь, пока я обитаю в Лондоне.
- Вряд ли мне понравится тут одной.
Ему пришлись по душе ее новые формы. Она словно созрела, стала такой аппетитной.
- Ладно. - Он вылез из ванны и завернулся в полотенце. - Лично я считаю, что мне надо уехать, но мое будущее в твоих руках, Пенни.
- Значит, ты останешься со мной?
- Мне хочется этого больше всего на свете. Но могу ли я получить то, что желаю, не навредив тебе еще больше?
Она вспыхнула и отвела взгляд. Угадать, каковы его мысли и надежды, она, конечно, не могла. Он и сам не узнает, оправдаются ли они, пока не попытается. Но если он снова займется с ней любовью и его снова стошнит, что тогда? При мысли об этом его начинало трясти от страха. И все же его тело уже отреагировало на ее присутствие, на ее зрелую красоту, на застенчиво-призывный поворот ее головы. Это вам не в замок тайком пробираться и не идти грудью на пушки при Ватерлоо, здесь требуется храбрость совсем другого рода. Сейчас надо было рискнуть и предстать уязвимым перед человеком, который способен сжать кулак и раздавить твое сердце.
- Ты все еще считаешь, что любишь меня? - спросила она.
- Ты носишь мою душу у себя в кармашке, Пенни, запросто, словно это носовой платок.
- Не запросто, - сказала она. - Очень бережно, нежно, с полной преданностью, как и ты мою. И все же, если ты не рискнешь, ты никогда не узнаешь, достаточно ли сильна твоя любовь. Хотя я уверена, что твоей любви вполне достаточно, и моей тоже. Я нисколечко не боюсь.
Он подошел поближе и взял ее за подбородок. Она заглянула ему в глаза, уголок рта слегка подрагивал. Он наклонился и поцеловал ее. Она обняла его за шею и припала к нему губами.
День наполнил комнату мягким светом, раскидав по ней золотисто-янтарные нити лучей. Николас подхватил ее на руки и понес в кровать, забытое полотенце упало на пол. Он уложил ее на белые простыни и снял туфельки. Пенни прикусила губу и промолчала. Он медленно стянул с нее чулки, закатывая их дюйм за дюймом и покрывая поцелуями нежные бедра и кожу с внутренней стороны колена. Его естество напряглось, в паху разлилось удовольствие. Она заметила это и улыбнулась, покраснев под золотистыми бликами солнца.
- Если я когда-либо бывал невнимательным… - Он остановился и расхохотался. - Нет, не так, я собираюсь искупить каждый раз, когда я бывал невнимательным.
- Нет, - покачала она головой. - В этом нет никакой необходимости. Сегодня новый день. Теперь каждый день будет новым. Давай покончим с покаяниями. Я люблю тебя. Всегда любила. И продолжала бы любить, даже если ты бы остался жить в Глариене с принцессой Софией. Я люблю тебя, Николас. Ты прекрасен. Всегда был для меня самым красивым. И будешь.
Он развязал кружева и расстегнул пуговицы, платье распахнулось.
- А ты - для меня, - сказал он.
Он неторопливо ласкал ее, будто изучал диво дивное, невиданное. Мягкую подушечку и впадинку ее пупочка. Изящные косточки на ее запястьях. Изгиб ее лодыжки. Крохотные ямочки на ее попке. Его тело прижалось к ее телу, ноги сплелись с ее ногами, руки заключили ее в объятия, даря все новые и новые ощущения. Она поцеловала его. Поцеловала его губы, грудь, руки, обхватила его за талию, отвечая лаской на ласку. Медленно, лениво, словно у них впереди вся жизнь, чтобы успеть насладиться каждым ощущением.
Прикосновение сливалось с прикосновением, кожа сплавлялась с кожей. Он понятия не имел, где начиналась она и кончался он сам, его губы, ее губы, его огрубевшие ладони, ее золотистые волосы. Проникновение в нее оказалось всего лишь продолжением его страждущих рук, ее мягких губ. Она двигалась вместе с ним, тепло обернулось жаром, а жар - пламенем. Очистительные языки чувственности - откровенной и обжигающей - сжигали его кровь огнем. Удовольствие расцвело пышным цветком, испепеляющим все сомнения. Он двигался, даже не пытаясь сдержаться, полностью погрузившись в доверие. «Она любит меня. Я могу дать ей в руки власть над собой и знать, что она никогда не воспользуется ею, чтобы причинить мне боль».
Она вскрикнула, по ее телу прошли волны страсти, рот жадно хватал воздух. Его плоть бурно отозвалась на это, несколькими толчками излив семя в самые глубины ее лона. Он лежал перед ней, беззащитный, пресыщенный, пока она гладила его по волосам, и, затаив дыхание, ждал приступа дурноты.
Но приступа так и не случилось. Ничего, кроме радости и ясного, безграничного удовольствия.
В его глазах она была воплощением исцеляющей красоты и любви.
За окном стояло английское лето, окутавшее мир благодатью. Он ощущал себя полноценным и реальным, словно все остальное было просто дурным сном. Он потянулся и сел, не сводя с нее глаз. Ее волосы разметались по подушке. Кончик носа покраснел - она тихонечко плакала. Какая же она мягкая и пухленькая как раз там, где нужно. Женственная. Груди полные, пронизаны голубенькими венами, соски налитые и влажные.
- Мисс Пенелопа Линдси. Я люблю вас. Почему вы мокрая?
Она села, положила голову ему на плечо и с мечтательным выражением лица обняла его за талию, купаясь в лучах солнца.
- Это молоко.
Мысль ударила внезапной вспышкой света, больно хлестнув по глазам, как человека, только что вышедшего из тени.
- Молоко?
- Я зову ее Софи. Надеюсь, что принцесса София одобрит. Не каждый ребенок может похвастаться тем, что отец отказался ради него от трона.
- У тебя ребенок? У нас ребенок? О Бог ты мой!
Она отстранилась и несмело улыбнулась ему.
- Только принц может быть таким наивным, - усмехнулась она. - От занятий любовью получаются дети, знаешь ли. И все же, увы, я хочу тебя для себя, потому что я безнадежно, страстно, навеки влюблена в тебя. Ты не против?
Он выскочил из кровати и закричал, сотрясая позолоченные потолки:
- Против! - Он расхохотался, ни капли не стесняясь своей наготы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
- Все в порядке, - сказала она. - Это всего лишь я. Я уже видела тебя голышом, если помнишь.
Он судорожно схватился за полотенце, расплескав воду.
Она присела на позолоченный стульчик. Голубое муслиновое платье туго обтягивало грудь, словно она набрала в весе. Сложенные на коленях руки казались слегка покрасневшими на фоне небесной материи.
- Мне кажется, у нас проблема. Фриц влюблен в мою мать. Он хочет жениться на ней.
- Да, знаю, - рассмеялся он. - Он уже двадцать лет с хвостиком ее любит, с тех самых пор, как впервые увидел ее в Глариене. А в чем проблема?
Она подняла голову и полоснула его взглядом.
- В том, что мама ответила ему согласием и им вряд ли захочется, чтобы я путалась у них под ногами в Клампер-Коттедже.
- А-а! Понятно. Почему бы тебе не переехать в этот дом? - махнул он рукой. - Мне будет приятно думать, что ты живешь здесь, пока я обитаю в Лондоне.
- Вряд ли мне понравится тут одной.
Ему пришлись по душе ее новые формы. Она словно созрела, стала такой аппетитной.
- Ладно. - Он вылез из ванны и завернулся в полотенце. - Лично я считаю, что мне надо уехать, но мое будущее в твоих руках, Пенни.
- Значит, ты останешься со мной?
- Мне хочется этого больше всего на свете. Но могу ли я получить то, что желаю, не навредив тебе еще больше?
Она вспыхнула и отвела взгляд. Угадать, каковы его мысли и надежды, она, конечно, не могла. Он и сам не узнает, оправдаются ли они, пока не попытается. Но если он снова займется с ней любовью и его снова стошнит, что тогда? При мысли об этом его начинало трясти от страха. И все же его тело уже отреагировало на ее присутствие, на ее зрелую красоту, на застенчиво-призывный поворот ее головы. Это вам не в замок тайком пробираться и не идти грудью на пушки при Ватерлоо, здесь требуется храбрость совсем другого рода. Сейчас надо было рискнуть и предстать уязвимым перед человеком, который способен сжать кулак и раздавить твое сердце.
- Ты все еще считаешь, что любишь меня? - спросила она.
- Ты носишь мою душу у себя в кармашке, Пенни, запросто, словно это носовой платок.
- Не запросто, - сказала она. - Очень бережно, нежно, с полной преданностью, как и ты мою. И все же, если ты не рискнешь, ты никогда не узнаешь, достаточно ли сильна твоя любовь. Хотя я уверена, что твоей любви вполне достаточно, и моей тоже. Я нисколечко не боюсь.
Он подошел поближе и взял ее за подбородок. Она заглянула ему в глаза, уголок рта слегка подрагивал. Он наклонился и поцеловал ее. Она обняла его за шею и припала к нему губами.
День наполнил комнату мягким светом, раскидав по ней золотисто-янтарные нити лучей. Николас подхватил ее на руки и понес в кровать, забытое полотенце упало на пол. Он уложил ее на белые простыни и снял туфельки. Пенни прикусила губу и промолчала. Он медленно стянул с нее чулки, закатывая их дюйм за дюймом и покрывая поцелуями нежные бедра и кожу с внутренней стороны колена. Его естество напряглось, в паху разлилось удовольствие. Она заметила это и улыбнулась, покраснев под золотистыми бликами солнца.
- Если я когда-либо бывал невнимательным… - Он остановился и расхохотался. - Нет, не так, я собираюсь искупить каждый раз, когда я бывал невнимательным.
- Нет, - покачала она головой. - В этом нет никакой необходимости. Сегодня новый день. Теперь каждый день будет новым. Давай покончим с покаяниями. Я люблю тебя. Всегда любила. И продолжала бы любить, даже если ты бы остался жить в Глариене с принцессой Софией. Я люблю тебя, Николас. Ты прекрасен. Всегда был для меня самым красивым. И будешь.
Он развязал кружева и расстегнул пуговицы, платье распахнулось.
- А ты - для меня, - сказал он.
Он неторопливо ласкал ее, будто изучал диво дивное, невиданное. Мягкую подушечку и впадинку ее пупочка. Изящные косточки на ее запястьях. Изгиб ее лодыжки. Крохотные ямочки на ее попке. Его тело прижалось к ее телу, ноги сплелись с ее ногами, руки заключили ее в объятия, даря все новые и новые ощущения. Она поцеловала его. Поцеловала его губы, грудь, руки, обхватила его за талию, отвечая лаской на ласку. Медленно, лениво, словно у них впереди вся жизнь, чтобы успеть насладиться каждым ощущением.
Прикосновение сливалось с прикосновением, кожа сплавлялась с кожей. Он понятия не имел, где начиналась она и кончался он сам, его губы, ее губы, его огрубевшие ладони, ее золотистые волосы. Проникновение в нее оказалось всего лишь продолжением его страждущих рук, ее мягких губ. Она двигалась вместе с ним, тепло обернулось жаром, а жар - пламенем. Очистительные языки чувственности - откровенной и обжигающей - сжигали его кровь огнем. Удовольствие расцвело пышным цветком, испепеляющим все сомнения. Он двигался, даже не пытаясь сдержаться, полностью погрузившись в доверие. «Она любит меня. Я могу дать ей в руки власть над собой и знать, что она никогда не воспользуется ею, чтобы причинить мне боль».
Она вскрикнула, по ее телу прошли волны страсти, рот жадно хватал воздух. Его плоть бурно отозвалась на это, несколькими толчками излив семя в самые глубины ее лона. Он лежал перед ней, беззащитный, пресыщенный, пока она гладила его по волосам, и, затаив дыхание, ждал приступа дурноты.
Но приступа так и не случилось. Ничего, кроме радости и ясного, безграничного удовольствия.
В его глазах она была воплощением исцеляющей красоты и любви.
За окном стояло английское лето, окутавшее мир благодатью. Он ощущал себя полноценным и реальным, словно все остальное было просто дурным сном. Он потянулся и сел, не сводя с нее глаз. Ее волосы разметались по подушке. Кончик носа покраснел - она тихонечко плакала. Какая же она мягкая и пухленькая как раз там, где нужно. Женственная. Груди полные, пронизаны голубенькими венами, соски налитые и влажные.
- Мисс Пенелопа Линдси. Я люблю вас. Почему вы мокрая?
Она села, положила голову ему на плечо и с мечтательным выражением лица обняла его за талию, купаясь в лучах солнца.
- Это молоко.
Мысль ударила внезапной вспышкой света, больно хлестнув по глазам, как человека, только что вышедшего из тени.
- Молоко?
- Я зову ее Софи. Надеюсь, что принцесса София одобрит. Не каждый ребенок может похвастаться тем, что отец отказался ради него от трона.
- У тебя ребенок? У нас ребенок? О Бог ты мой!
Она отстранилась и несмело улыбнулась ему.
- Только принц может быть таким наивным, - усмехнулась она. - От занятий любовью получаются дети, знаешь ли. И все же, увы, я хочу тебя для себя, потому что я безнадежно, страстно, навеки влюблена в тебя. Ты не против?
Он выскочил из кровати и закричал, сотрясая позолоченные потолки:
- Против! - Он расхохотался, ни капли не стесняясь своей наготы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102