Стены без украшений, но пол выложен причудливой мозаикой в виде пересекающихся линий цвета белого золота на белом поле. В центре стоял полукруглый стол, за которым сидел монах. Голова выбрита, а бородка — кроваво-красного Цвета.
Когда рыцари ввели Бануина, монах поднял глаза, затем откинулся на спинку стула и стал лениво играть серой подвеской, свисающей с шеи.
— Ты пришел, чтобы защитить предателя, насколько я понял? — с присвистом спросил монах.
Бануин ничего не ответил, но внутренним зрением начал рассматривать рыцарей. Их мысли и чувства читались довольно легко — они явно наслаждались происходящим и ждали, когда его, кричащего и упирающегося, можно будет увести в камеру. Бануин потянулся к сознанию монаха и тут же отпрянул — все мысли того были о низости и предстоящих пытках. Бануин уже собирался заговорить, когда ощутил присутствие четвертого, невидимого человека. Бануин напряг все свои силы — номер четыре наблюдал за происходящим из-за бархатной шторы. Бануин чувствовал холодный, расчетливый ум и сильную, харизматическую личность. Скрытый наблюдатель испытывал боль и пытался с ней бороться.
— Ты что, язык проглотил? — прикрикнул монах за столом.
— Нет, сэр, но, признаюсь, я сильно смущен. Насколько я понимаю, арестованный должен предстать перед судом, который определит его виновность. Но вы, еще не зная, за которого из задержанных я пришел просить, уже назвали его виновным. Как такое возможно?
Монах побагровел.
— Ты осмеливаешься задавать мне вопросы?! Назови свое имя!
— Я Бануин-целитель, студент Сенкры, изучаю в университете историю.
— Мне не нравится твое поведение, Бануин, тебе явно не хватает почтительности. Не уважать монаха Города — значит не уважать сам Город, а это уже само по себе измена, Что касается твоего подлого учителя… слушание состоялось два часа назад, он был признан виновным и понесет наказание.
Бархатная штора в дальнем конце комнаты всколыхнулась, и из-за нее вышел крупный мужчина в просторной красной сутане с золотым посохом в руках. Кровавый Монах встал и поклонился, оба рыцаря почтительно склонили головы. Бануин тоже поклонился, но потом взглянул на опухшее лицо пришедшего — оно сильно раздулось, а белые волосы обрамляли его наподобие львиной гривы. Мужчина двигался с трудом, боль отражалась в каждом его движении. Кровавый Монах уступил кресло мужчине в красном, который с облегчением опустил в него тучное тело.
— Ты называешь себя целителем, — проговорил он гремящим, как отдаленный гром, голосом, — какие болезни ты умеешь лечить?
— Я умею снимать любую боль, господин, — отвечал Бануин, — и лечить многие болезни.
— Любую боль?
— Да, господин.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один, господин.
— Двадцать один, — повторил неизвестный. — Где же ты приобрел такие чудесные знания? В университете?
— Нет, господин, я родился и рос среди племени ригантов. Моя мать знахарка, она научила меня использовать волшебные свойства трав и определять, какой недуг мучит человека.
Человек в кресле подался вперед, навалившись на стол, но тут же вздрогнул от боли.
— И что же у меня за недуг, Бануин-целитель?
— Вы страдаете от водянки, господин. Ваше тело распухает от воды — это признак того, что сердце, печень или почки работают неправильно. Вы ведь теперь спите сидя?
— Да, стоит мне прилечь, и я начинаю задыхаться.
— Значит, поражено сердце, господин.
— Можешь ты… твои травы помочь мне?
— Могу вылечить вас за десять дней, — заявил Бануин.
— Десять дней? Ты так уверен?
— Да, господин.
— А если я скажу, что если у тебя не получится, то тебе проткнут горячим железом глаза, вырвут язык и отпилят ноги и руки, ты будешь так же уверен?
Почувствовав в его словах садистское удовольствие, Бануин заглянул в холодные глаза человека в красном.
— Вы больны, господин, и я могу вас вылечить, — мягко проговорил он. — Я не лгу, равно как не лгу, утверждая, что мой учитель Сенкра не исповедует культ. Тот, кто донес на него, лжет. Сенкра часто говорил мне о несостоятельности философии культа и своем восхищении вашей работой, господин, — без запинки выпалил Бануин.
— Ты хочешь сказать, что станешь меня лечить, только если я отпущу твоего друга?
Вопрос словно повис в воздухе, и Бануин знал, что просто обязан ответить правильно.
— Нет, господин, я буду вас лечить, потому что могу помочь вам, единственное, что я хочу сказать, — то, что Сенкра невиновен.
— Я рассмотрю его дело еще раз. Какие травы тебе нужны?
— Немного семян норичника и листья некоторых цветущих растений, например ноготков, немного крапивы и лавандовое масло. Я вернусь со всем необходимым завтра, и можно будет начать лечение.
Наладемус с трудом встал на ноги.
— Моя стража пойдет с тобой, и через час вы вернетесь. Лечение начнется сегодня.
Менее чем через два часа Бануина проводили в богато обставленные апартаменты Наладемуса, старейшины Города. На окнах висели бархатные шторы, а полки и столы были обильно украшены золотом и серебром. Диваны покрыты шелковыми покрывалами, даже светильники отливали золотом.
Наладемус сидел на диване среди подушек, в свете фонаря его лицо казалось восковым. Без малиновой накидки было ясно видно, что его плечи неестественно раздуты. Бануин положил купленные лекарства на стол,
— Ты купил все необходимое?
— Да, господин, хотя в аптеке рыцари до смерти всех перепугали.
— Иногда страх помогает, — проговорил больной. Два стражника застыли у дверей и стояли безмолвно.
— Ты говорил о норичнике, — сказал Наладемус, — насколько я понял, ты имел в виду семена?
— Да, господин, это укрепит ваше сердце.
— Но ведь это сильнейший яд!
— Это так, сэр, — согласился Бануин, — стоит чуть увеличить дозу, и пациент умирает. Я буду очень осторожен.
Наладемус опустил голову на подушки.
— Надеюсь, ты понял, что я говорил о пытках раскаленным железом вполне серьезно?
— Я понял. А теперь вам следует понять, что нужно расслабиться. Ваше тело в постоянном напряжении, а это вредно для сердца. Что вам прописал ваш врач?
— Мне постоянно делают кровопускания и дают отвратительные снадобья. А ты приготовишь мне что-нибудь другое.
Бануин смешал молотые семена наперстянки с толченой ромашкой, высыпал в стакан воды и подал Наладемусу. Старейшина Города разом его осушил.
— Положите голову на подушки, — велел Бануин, — и закройте глаза.
Наладемус послушался. Бануин взял его за правую руку. Кожа была горячей и липкой. Закрыв глаза, Бануин сосредоточил все свои силы и устремил на пораженное тело. Как он и опасался, сердце было довольно слабым, а почки почти отказали. Бануин ждал, пока подействует наперстянка, которая окажет двойное действие, как много лет назад учила Верна, — укрепит сердечную мышцу и замедлит сердцебиение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Когда рыцари ввели Бануина, монах поднял глаза, затем откинулся на спинку стула и стал лениво играть серой подвеской, свисающей с шеи.
— Ты пришел, чтобы защитить предателя, насколько я понял? — с присвистом спросил монах.
Бануин ничего не ответил, но внутренним зрением начал рассматривать рыцарей. Их мысли и чувства читались довольно легко — они явно наслаждались происходящим и ждали, когда его, кричащего и упирающегося, можно будет увести в камеру. Бануин потянулся к сознанию монаха и тут же отпрянул — все мысли того были о низости и предстоящих пытках. Бануин уже собирался заговорить, когда ощутил присутствие четвертого, невидимого человека. Бануин напряг все свои силы — номер четыре наблюдал за происходящим из-за бархатной шторы. Бануин чувствовал холодный, расчетливый ум и сильную, харизматическую личность. Скрытый наблюдатель испытывал боль и пытался с ней бороться.
— Ты что, язык проглотил? — прикрикнул монах за столом.
— Нет, сэр, но, признаюсь, я сильно смущен. Насколько я понимаю, арестованный должен предстать перед судом, который определит его виновность. Но вы, еще не зная, за которого из задержанных я пришел просить, уже назвали его виновным. Как такое возможно?
Монах побагровел.
— Ты осмеливаешься задавать мне вопросы?! Назови свое имя!
— Я Бануин-целитель, студент Сенкры, изучаю в университете историю.
— Мне не нравится твое поведение, Бануин, тебе явно не хватает почтительности. Не уважать монаха Города — значит не уважать сам Город, а это уже само по себе измена, Что касается твоего подлого учителя… слушание состоялось два часа назад, он был признан виновным и понесет наказание.
Бархатная штора в дальнем конце комнаты всколыхнулась, и из-за нее вышел крупный мужчина в просторной красной сутане с золотым посохом в руках. Кровавый Монах встал и поклонился, оба рыцаря почтительно склонили головы. Бануин тоже поклонился, но потом взглянул на опухшее лицо пришедшего — оно сильно раздулось, а белые волосы обрамляли его наподобие львиной гривы. Мужчина двигался с трудом, боль отражалась в каждом его движении. Кровавый Монах уступил кресло мужчине в красном, который с облегчением опустил в него тучное тело.
— Ты называешь себя целителем, — проговорил он гремящим, как отдаленный гром, голосом, — какие болезни ты умеешь лечить?
— Я умею снимать любую боль, господин, — отвечал Бануин, — и лечить многие болезни.
— Любую боль?
— Да, господин.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один, господин.
— Двадцать один, — повторил неизвестный. — Где же ты приобрел такие чудесные знания? В университете?
— Нет, господин, я родился и рос среди племени ригантов. Моя мать знахарка, она научила меня использовать волшебные свойства трав и определять, какой недуг мучит человека.
Человек в кресле подался вперед, навалившись на стол, но тут же вздрогнул от боли.
— И что же у меня за недуг, Бануин-целитель?
— Вы страдаете от водянки, господин. Ваше тело распухает от воды — это признак того, что сердце, печень или почки работают неправильно. Вы ведь теперь спите сидя?
— Да, стоит мне прилечь, и я начинаю задыхаться.
— Значит, поражено сердце, господин.
— Можешь ты… твои травы помочь мне?
— Могу вылечить вас за десять дней, — заявил Бануин.
— Десять дней? Ты так уверен?
— Да, господин.
— А если я скажу, что если у тебя не получится, то тебе проткнут горячим железом глаза, вырвут язык и отпилят ноги и руки, ты будешь так же уверен?
Почувствовав в его словах садистское удовольствие, Бануин заглянул в холодные глаза человека в красном.
— Вы больны, господин, и я могу вас вылечить, — мягко проговорил он. — Я не лгу, равно как не лгу, утверждая, что мой учитель Сенкра не исповедует культ. Тот, кто донес на него, лжет. Сенкра часто говорил мне о несостоятельности философии культа и своем восхищении вашей работой, господин, — без запинки выпалил Бануин.
— Ты хочешь сказать, что станешь меня лечить, только если я отпущу твоего друга?
Вопрос словно повис в воздухе, и Бануин знал, что просто обязан ответить правильно.
— Нет, господин, я буду вас лечить, потому что могу помочь вам, единственное, что я хочу сказать, — то, что Сенкра невиновен.
— Я рассмотрю его дело еще раз. Какие травы тебе нужны?
— Немного семян норичника и листья некоторых цветущих растений, например ноготков, немного крапивы и лавандовое масло. Я вернусь со всем необходимым завтра, и можно будет начать лечение.
Наладемус с трудом встал на ноги.
— Моя стража пойдет с тобой, и через час вы вернетесь. Лечение начнется сегодня.
Менее чем через два часа Бануина проводили в богато обставленные апартаменты Наладемуса, старейшины Города. На окнах висели бархатные шторы, а полки и столы были обильно украшены золотом и серебром. Диваны покрыты шелковыми покрывалами, даже светильники отливали золотом.
Наладемус сидел на диване среди подушек, в свете фонаря его лицо казалось восковым. Без малиновой накидки было ясно видно, что его плечи неестественно раздуты. Бануин положил купленные лекарства на стол,
— Ты купил все необходимое?
— Да, господин, хотя в аптеке рыцари до смерти всех перепугали.
— Иногда страх помогает, — проговорил больной. Два стражника застыли у дверей и стояли безмолвно.
— Ты говорил о норичнике, — сказал Наладемус, — насколько я понял, ты имел в виду семена?
— Да, господин, это укрепит ваше сердце.
— Но ведь это сильнейший яд!
— Это так, сэр, — согласился Бануин, — стоит чуть увеличить дозу, и пациент умирает. Я буду очень осторожен.
Наладемус опустил голову на подушки.
— Надеюсь, ты понял, что я говорил о пытках раскаленным железом вполне серьезно?
— Я понял. А теперь вам следует понять, что нужно расслабиться. Ваше тело в постоянном напряжении, а это вредно для сердца. Что вам прописал ваш врач?
— Мне постоянно делают кровопускания и дают отвратительные снадобья. А ты приготовишь мне что-нибудь другое.
Бануин смешал молотые семена наперстянки с толченой ромашкой, высыпал в стакан воды и подал Наладемусу. Старейшина Города разом его осушил.
— Положите голову на подушки, — велел Бануин, — и закройте глаза.
Наладемус послушался. Бануин взял его за правую руку. Кожа была горячей и липкой. Закрыв глаза, Бануин сосредоточил все свои силы и устремил на пораженное тело. Как он и опасался, сердце было довольно слабым, а почки почти отказали. Бануин ждал, пока подействует наперстянка, которая окажет двойное действие, как много лет назад учила Верна, — укрепит сердечную мышцу и замедлит сердцебиение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119