Буфетчик улыбнулся ему.
— Что будем пить, сынок? — спросил он.
— Пиво, — заказал Шэнноу, заплатил, отошел с пенящимся кувшином к угловому столику и сел спиной к стене. Он устал и почему-то испытывал напряжение. Его мысли постоянно возвращались к женщине в фургоне. А зала медленно наполнялась рабочим людом. Некоторые пришли прямо из рудника — черная от земли одежда, чумазые лица с потеками пота. Шэнноу молниеносно оглядывал каждого вошедшего. Пистолетов не было почти ни у кого, но многие имели при себе ножи или топорики. Он уже собирался уйти к себе в комнату, но тут в залу вошел молодой человек в белой полотняной рубахе, темных брюках и куртке в талию из душеной, кожи. И у него был пистолет с полированной белой рукояткой. Шэнноу смотрел на него, и в нем поднимался гнев. Он с трудом отвел глаза от вошедшего и допил пиво. Они всегда выглядели одинаково: ясноглазые и ловкие, как кошки, — верный признак охотника, хладнокровного убийцы, воина.
Шэнноу вышел из буфета, забрал свои сумки и поднялся по двум маршам лестницы в свою комнату. Она оказалась больше, чем он ожидал, с двуспальной отделанной латунью кроватью, двумя глубокими креслами и столом, на котором стояла масляная лампа. Он бросил сумки за дверью и проверил окно. До мостовой внизу было около сорока футов. Он разделся, лег на кровать и проспал двенадцать часов. Проснулся с волчьим аппетитом, быстро оделся, пристегнул пистолеты к поясу и спустился на первый этаж. Хозяин, Мейсон, кивнул ему.
— Как насчет горячей ванны? — спросил Шэнноу.
— За дверью налево. Сразу увидите. Шагов через тридцать.
Он увидел замызганный сарай с пятью металлическими лоханями, разделенными занавесками на латунных кольцах. Шэнноу направился к дальней, подождал, пока двое служителей наполнили ее горячей водой, а тогда разделся и забрался в лохань. На полочке лежал обмылок и жесткая щетка. Хорошенько намылившись, он вымылся до скрипа, потом вылез. Полотенце было похоже на дерюгу, но свое назначение выполнило. Он оделся, заплатил служителям и неторопливо пошел по главной улице на манящий запах жарящейся грудинки.
Харчевня помещалась в длинном дощатом строении с вывеской «Веселый паломник». Шэнноу вошел и выбрал столик так, чтобы сесть у стены лицом к двери.
— Что возьмете? — спросила Бет Мак-Адам. Шэнноу поднял глаза на ее голос и покраснел. Потом встал и сдернул шляпу с головы.
— С добрым утром, фрей Мак-Адам.
— Бет. И я спросила, что вы возьмете.
— Яичницу… грудинку… что-нибудь.
— Имеется горячий напиток из орехов и древесной коры. С сахаром очень приятный.
— Отлично. Я попробую. Вам, как вижу, недолго пришлось искать работу.
— При нужде не выбирают, — сказала она и ушла. Шэнноу расхотелось есть, но он заставил себя жевать и проглатывать. Напиток был черным, как преисподняя, и даже с сахаром отдавал горечью, но вкус во рту остался приятный. Он заплатил из своего скудеющего запаса обменных монет и вышел на солнечную улицу. Там собралась толпа, и он увидел, что на середине мостовой стоит вчерашний молодой человек.
— Дьявол, это же, приятель, совсем просто! — сказал он. — Стой там, а когда будешь готов, урони кувшин.
— Да не хочу я, Клем, — ответил дородный рудокоп, к которому он обращался. — Ты же меня убить можешь, дьявол тя возьми!
— Пока я никого еще не подстрелил, — сказал пистолетчик. — Хотя, конечно, всегда бывает первый раз!
Толпа разразилась хохотом. Шэнноу стоял, прислонившись к стене харчевни, и смотрел, как люди расступаются, образуя две шеренги вдоль домов. Толстяк стоял шагах в десяти от пистолетчика, держа в вытянутой руке кувшин.
— Давай, Гейри! — крикнул кто-то. — Брось его! Рудокоп уронил кувшин в тот момент, когда Шэнноу перевел взгляд на пистолетчика. Рука молодого человека опустилась, взметнулась, и по улице раскатился треск выстрела. Кувшин разлетелся мелкими черепками, и толпа восторженно завопила. Шэнноу отлепился от стены и направился к гостинице мимо них.
— Тебя как будто это и не впечатляло вовсе, — заметил молодой человек, когда он поравнялся с ним.
— Нет, очень! — заверил его Шэнноу, не замедляя шага. Но молодой человек пошел рядом с ним.
— Клем Стейнер, — сказал он, подстраиваясь к шагу Шэнноу.
— На редкость метко, — добавил Шэнноу. — У вас быстрая рука и точный глаз.
— А ты бы мог так?
— И за миллион лет не попал бы, — ответил Шэнноу, поднимаясь по ступенькам к дверям гостиницы. Вернувшись в свою комнату, он достал из сумки Библию и пролистывал страницы, пока не дошел до слов, эхом отдававшихся в его сердце:
"И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с Неба от Бога. Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов… И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец… И не войдет в него ничто нечистое, и никто, преданный мерзости и лжи…»
Шэнноу закрыл Библию. Большая и высокая стена. Совсем, как та, в конце долины.
Он надеялся, что так и окажется. Бог свидетель, он надеялся на это.
Шэнноу разбудили звуки выстрелов. Он слетел с кровати и, подойдя к окну сбоку, посмотрел вниз на освещенную луной улицу. На мостовой валялись два человека. Клем Стейнер стоял с пистолетом в руке. Из игорных заведений выскакивали люди, бежали по тротуарам. Шэнноу покачал головой и снова лег.
Утром он позавтракал в длинной зале — миской протертой овсянки и большим кувшином черного напитка. Назывался он баркеровкой в честь Баркера — человека, который за несколько лет до этого первым начал варить его в этих местах.
К его столику подошел Борис Хеймут.
— Вы позволите сесть с вами, менхир? — спросил он робко.
Шэнноу пожал плечами, и маленький лысеющий арканист придвинул себе стул. Буфетчик принес ему баркеровки, и он несколько минут молча ее прихлебывал.
— Интересная смесь, менхир Шэнноу, А вам известно, что этот напиток облегчает головные и ревматические боли? И к нему можно пристраститься. — Шэнноу отставил кружку. — Нет-нет! — улыбнулся Хеймут. — Я имел в виду: просто полюбить его. Никакого вредного воздействия он не оказывает. Вы долго пробудете в Долине Паломника?
— Еще два дня. Может быть, три.
— Такое прекрасное место! Но, боюсь, вскоре оно станет совсем уж опасным.
— Вы закончили работу с кораблем? — спросил Шэнноу.
— Мы… Клаус и я… получили распоряжение оставить раскопки. Там теперь всем командует менхир Скейс.
— Сожалею. Хеймут развел руками.
— Собственно, ничего нового ждать больше не приходится. Мы продолжили раскопки и обнаружили, что это лишь часть корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Что будем пить, сынок? — спросил он.
— Пиво, — заказал Шэнноу, заплатил, отошел с пенящимся кувшином к угловому столику и сел спиной к стене. Он устал и почему-то испытывал напряжение. Его мысли постоянно возвращались к женщине в фургоне. А зала медленно наполнялась рабочим людом. Некоторые пришли прямо из рудника — черная от земли одежда, чумазые лица с потеками пота. Шэнноу молниеносно оглядывал каждого вошедшего. Пистолетов не было почти ни у кого, но многие имели при себе ножи или топорики. Он уже собирался уйти к себе в комнату, но тут в залу вошел молодой человек в белой полотняной рубахе, темных брюках и куртке в талию из душеной, кожи. И у него был пистолет с полированной белой рукояткой. Шэнноу смотрел на него, и в нем поднимался гнев. Он с трудом отвел глаза от вошедшего и допил пиво. Они всегда выглядели одинаково: ясноглазые и ловкие, как кошки, — верный признак охотника, хладнокровного убийцы, воина.
Шэнноу вышел из буфета, забрал свои сумки и поднялся по двум маршам лестницы в свою комнату. Она оказалась больше, чем он ожидал, с двуспальной отделанной латунью кроватью, двумя глубокими креслами и столом, на котором стояла масляная лампа. Он бросил сумки за дверью и проверил окно. До мостовой внизу было около сорока футов. Он разделся, лег на кровать и проспал двенадцать часов. Проснулся с волчьим аппетитом, быстро оделся, пристегнул пистолеты к поясу и спустился на первый этаж. Хозяин, Мейсон, кивнул ему.
— Как насчет горячей ванны? — спросил Шэнноу.
— За дверью налево. Сразу увидите. Шагов через тридцать.
Он увидел замызганный сарай с пятью металлическими лоханями, разделенными занавесками на латунных кольцах. Шэнноу направился к дальней, подождал, пока двое служителей наполнили ее горячей водой, а тогда разделся и забрался в лохань. На полочке лежал обмылок и жесткая щетка. Хорошенько намылившись, он вымылся до скрипа, потом вылез. Полотенце было похоже на дерюгу, но свое назначение выполнило. Он оделся, заплатил служителям и неторопливо пошел по главной улице на манящий запах жарящейся грудинки.
Харчевня помещалась в длинном дощатом строении с вывеской «Веселый паломник». Шэнноу вошел и выбрал столик так, чтобы сесть у стены лицом к двери.
— Что возьмете? — спросила Бет Мак-Адам. Шэнноу поднял глаза на ее голос и покраснел. Потом встал и сдернул шляпу с головы.
— С добрым утром, фрей Мак-Адам.
— Бет. И я спросила, что вы возьмете.
— Яичницу… грудинку… что-нибудь.
— Имеется горячий напиток из орехов и древесной коры. С сахаром очень приятный.
— Отлично. Я попробую. Вам, как вижу, недолго пришлось искать работу.
— При нужде не выбирают, — сказала она и ушла. Шэнноу расхотелось есть, но он заставил себя жевать и проглатывать. Напиток был черным, как преисподняя, и даже с сахаром отдавал горечью, но вкус во рту остался приятный. Он заплатил из своего скудеющего запаса обменных монет и вышел на солнечную улицу. Там собралась толпа, и он увидел, что на середине мостовой стоит вчерашний молодой человек.
— Дьявол, это же, приятель, совсем просто! — сказал он. — Стой там, а когда будешь готов, урони кувшин.
— Да не хочу я, Клем, — ответил дородный рудокоп, к которому он обращался. — Ты же меня убить можешь, дьявол тя возьми!
— Пока я никого еще не подстрелил, — сказал пистолетчик. — Хотя, конечно, всегда бывает первый раз!
Толпа разразилась хохотом. Шэнноу стоял, прислонившись к стене харчевни, и смотрел, как люди расступаются, образуя две шеренги вдоль домов. Толстяк стоял шагах в десяти от пистолетчика, держа в вытянутой руке кувшин.
— Давай, Гейри! — крикнул кто-то. — Брось его! Рудокоп уронил кувшин в тот момент, когда Шэнноу перевел взгляд на пистолетчика. Рука молодого человека опустилась, взметнулась, и по улице раскатился треск выстрела. Кувшин разлетелся мелкими черепками, и толпа восторженно завопила. Шэнноу отлепился от стены и направился к гостинице мимо них.
— Тебя как будто это и не впечатляло вовсе, — заметил молодой человек, когда он поравнялся с ним.
— Нет, очень! — заверил его Шэнноу, не замедляя шага. Но молодой человек пошел рядом с ним.
— Клем Стейнер, — сказал он, подстраиваясь к шагу Шэнноу.
— На редкость метко, — добавил Шэнноу. — У вас быстрая рука и точный глаз.
— А ты бы мог так?
— И за миллион лет не попал бы, — ответил Шэнноу, поднимаясь по ступенькам к дверям гостиницы. Вернувшись в свою комнату, он достал из сумки Библию и пролистывал страницы, пока не дошел до слов, эхом отдававшихся в его сердце:
"И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с Неба от Бога. Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов… И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец… И не войдет в него ничто нечистое, и никто, преданный мерзости и лжи…»
Шэнноу закрыл Библию. Большая и высокая стена. Совсем, как та, в конце долины.
Он надеялся, что так и окажется. Бог свидетель, он надеялся на это.
Шэнноу разбудили звуки выстрелов. Он слетел с кровати и, подойдя к окну сбоку, посмотрел вниз на освещенную луной улицу. На мостовой валялись два человека. Клем Стейнер стоял с пистолетом в руке. Из игорных заведений выскакивали люди, бежали по тротуарам. Шэнноу покачал головой и снова лег.
Утром он позавтракал в длинной зале — миской протертой овсянки и большим кувшином черного напитка. Назывался он баркеровкой в честь Баркера — человека, который за несколько лет до этого первым начал варить его в этих местах.
К его столику подошел Борис Хеймут.
— Вы позволите сесть с вами, менхир? — спросил он робко.
Шэнноу пожал плечами, и маленький лысеющий арканист придвинул себе стул. Буфетчик принес ему баркеровки, и он несколько минут молча ее прихлебывал.
— Интересная смесь, менхир Шэнноу, А вам известно, что этот напиток облегчает головные и ревматические боли? И к нему можно пристраститься. — Шэнноу отставил кружку. — Нет-нет! — улыбнулся Хеймут. — Я имел в виду: просто полюбить его. Никакого вредного воздействия он не оказывает. Вы долго пробудете в Долине Паломника?
— Еще два дня. Может быть, три.
— Такое прекрасное место! Но, боюсь, вскоре оно станет совсем уж опасным.
— Вы закончили работу с кораблем? — спросил Шэнноу.
— Мы… Клаус и я… получили распоряжение оставить раскопки. Там теперь всем командует менхир Скейс.
— Сожалею. Хеймут развел руками.
— Собственно, ничего нового ждать больше не приходится. Мы продолжили раскопки и обнаружили, что это лишь часть корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70