— Благодарю тебя, брат. Проснулось ли в тебе желание покаяться?
— Ты заставил меня глубоко задуматься. Уповаю, что это послужит началом.
— Воистину! У тебя здесь ферма?
— Нет. Я остановился здесь в пути. Удачи тебе с твоей церковью!
И он скрылся в толпе.
— Это Иерусалимец, — сказала продавщица пирогов. — Он вчера убил одного. Говорят, он приехал покончить с лихими людьми.
— Мне отмщение, говорит Господь. Но не надо разговоров об убийствах и смертях, сестра. Отрежь-ка мне кусок вот этого пирога!
14
Шэнноу наблюдал за состязанием на пистолетах с интересом. Двадцать два участника выстроились шеренгой по краю ровной площадки и стреляли по мишеням с расстояния в тридцать шагов. Мало-помалу число их сократилось до трех. Одним был Клем Стейнер. Стреляли они по глиняным тарелкам, которые подбрасывали высоко в воздух мальчишки, стоявшие справа от площадки. Победителем стал Стейнер и получил свой приз — сто обменных монет — из рук Эдрика Скейса. Толпа начала расходиться, но тут раздался громкий голос Скейса:
— Сегодня здесь среди нас находится легендарный человек, возможно, один из самых метких стрелков на континенте. Дамы и господа — Йон Шэнноу, Иерусалимец!
В толпе послышались приветственные хлопки. Шэнноу стоял молча, стараясь подавить нарастающий гнев.
— Подойдите сюда, менхир Шэнноу, — позвал Скейс, и Шэнноу подошел к площадке. — Победитель нашего состязания Клемент Стейнер полагает, что заслужит свой приз, только если одержит верх над самыми искусными соперниками. А потому он возвращает приз, чтобы помериться искусством с Иерусалимцем. Толпа одобрительно взревела.
— Вы принимаете вызов, Йон Шэнноу? Шэнноу кивнул, снял куртку и шляпу, повесил их на жердяную ограду площадки, а потом достал пистолеты и проверил их. Стейнер встал рядом.
— Вот теперь они увидят настоящую стрельбу! — сказал молодой человек и вытащил пистолет. — Предпочтешь начать первым? — Шэнноу покачал головой. — Ну ладно. Бросай, малый! — крикнул Стейнер, и в воздух взвилась большая тарелка. Вслед за треском выстрела она разлетелась на черепки в верхней точке своего полета. Шэнноу взвел курок и кивнул мальчику. Взлетела новая тарелка, и пуля Шэнноу раздробила ее. Тарелки одна за другой разбивались вдребезги, пока Иерусалимец наконец не сказал:
— Так может продолжаться до вечера, малый. Попробуй две.
Глаза Стейнера сощурились.
Рядом с первым мальчиком встал второй, и воздух прочертили две тарелки. Стейнер разбил первую, но вторая разбилась от удара о землю.
Шэнноу занял его место, и обе тарелки рассыпались осколками.
— Четыре! — крикнул он. Толпа замерла, глядя, как к двум мальчикам подходят еще два. Шэнноу взвел курки обоих пистолетов и сделал глубокий вдох. Потом кивнул мальчику, и следом за тарелками взметнулись его пистолеты. Выстрелы раскатились громом, и три тарелки разбились в начале дуги. Четвертая уже падала, как камень, когда ее настигла четвертая пуля. Под оглушительные аплодисменты Шэнноу поклонился толпе, перезарядил пистолеты и убрал их в кобуры. Надел куртку и шляпу. И взял у Скейса свой приз.
Скейс улыбнулся.
— Мне жаль, мистер Шэнноу, что вам это особого удовольствия не доставило, но никто тут не забудет вашего искусства.
— Монеты будут не лишними, — сказал Шэнноу и обернулся к Стейнеру. — По-моему, нам следует поделить приз, — предложил он. — Ведь ты много ради него потрудился.
— Оставь себе! — огрызнулся Стейнер. — Ты его выиграл. Но это еще не доказывает, что ты лучше. Это нам еще предстоит решить.
— Решать нечего, менхир Стейнер. Я могу разбить больше тарелок, но вы успеваете выхватить пистолет и метко выстрелить много быстрее.
— Ты знаешь, о чем я, Шэнноу. О том, чтобы как мужчина с мужчиной.
— Даже и не думай об этом, — посоветовал Иерусалимец.
Почти наступила полночь, когда Брум наконец позволил Бет уйти из «Веселого паломника». Утренний праздник затянулся до вечера, и Брум не хотел закрывать харчевню, пока в нее еще могли заглянуть припозднившиеся гуляки. О детях Бет не беспокоилась — Мэри, конечно, отвела Сэмюэля в фургон и покормила его ужином — но ей было жаль, что вечер она провела не с ними. Они растут так быстро! Она прошла по темному тротуару и сделала три шага через улицу. Из глубокой тени дома появился человек и преградил ей путь. К нему присоединились еще двое.
— Ну-ну, — сказал первый, чье лицо было укрыто от лунных лучей полями шляпы. — Да никак это потаскушка, которая прикончила беднягу Томаса.
— Его прикончила собственная дурость, — возразила она.
— Н-да? Но ты-то предупредила Иерусалимца, скажешь, нет? Так сразу к нему и побежала? Спишь с ним, сука?
Кулак Бет врезался ему в подбородок, и он зашатался. А она ударила его левой и сбила с ног. Он попытался подняться, но она добавила ему ногой под подбородок.
— Еще вопросы? — спросила она и пошла дальше, однако на нее прыгнул другой и прижал ее руки к бокам. Она попыталась вывернуться, ударить его коленом, но третий ухватил ее за ноги, и она повисла в воздухе.
Они потащили ее в проулок.
— Вот поглядим, чем ты такая особенная! — пробурчал один.
— Я бы воздержался, — произнес мужской голос, и нападавшие уронили Бет на землю. Она вскочила и увидела, что посреди мостовой стоит Пастырь.
— Не суй свой паршивый нос не в свое дело, — заорал один, а второй вытащил пистолет.
— Мне не нравится смотреть, как кто-то из братьев так обращается с достойной женщиной, — сказал Пастырь. — И мне не нравится, когда в меня целятся из пистолетов. Это невежливо. Идите-ка с миром.
— Думаешь, я тебя не прикончу? — спросил пистолетчик. — Раз ты ходишь в черном балахоне и бормочешь про Бога? Да ты мразь, и ничего больше. Мразь!
— Я просто человек. А люди не ведут себя, как вы. Только тупейшие животные ведут себя так. Вы грязь. Вредные твари! Вам не место в обществе цивилизованных людей.
— Ну, хватит! — крикнул его противник, вскидывая пистолет и держа большой палец на спуске. Рука Пастыря появилась из складок одеяния, и его пистолет оглушительно рявкнул. Пуля ударила в грудь пистолетчика с такой силой, что опрокинула его, и тут же вторая пуля размозжила ему череп.
— Господи Иисусе! — ахнул его товарищ.
— Поздновато для молитв, — сказал Пастырь. — Ну-ка подойди, покажи свое лицо. — Тот, спотыкаясь, подошел. Пастырь поднял руку, снял с него шляпу, так что на его лицо упал лунный луч. — Завтра придешь на луг и будешь помогать мне строить мою церковь. Не так ли, брат? — Дуло пистолета прижалось к его подбородку.
— Как скажете, Пастырь.
— Отлично. А теперь убери труп. Нельзя, чтобы утром его здесь увидели дети.
Он подошел к Бет. — Как вы себя чувствуете, сестра?
— Не очень, — ответила Бет.
— Я провожу вас до дома.
— В этом нет необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70