лишь островки пыльной травы, да и те настолько редкие, что Льешо даже начал развлекаться, считая их. Ничего, кроме бледного от пыли неба сверху и коричневой грязи внизу. Жизнь в условиях каравана по трудности и количеству лишений не уступает военной; нет в ней только постоянного ужаса. Нет, по ужасу и страху он вовсе не соскучился, однако от вынужденного безделья был уже готов почти на все, даже на песни и игру карлика. Но оказалось, что музыкант крепко спит, так что в ответ на просьбу Льешо прозвучал лишь мощный храп.
Юноша настолько погрузился в мысленные жалобы на жизнь, что едва не пропустил чуть заметное изменение в походке лошади. Да, копыта стучат по камням.
– Собачьи Уши! Проснись! Приехали!
– Что? В чем дело?
Голова карлика резко дернулась на хилой шее, и с минуту он бестолково озирался по сторонам, не понимая, что произошло. Наконец, успокоившись, откинулся на спинку своего кресла.
– Уф! А мне уж почудилось, что на нас напали!
– Мы приехали! – повторил Льешо. – Ванна, кровать и горячая еда!
Караван наконец оказался на окраине Дарнэга.
– А! Ну, это совсем другое дело.
Карлик вытянулся, чтобы получше рассмотреть окрестности. Однако очень скоро его возбуждение перешло в презрение и недовольство.
Льешо молчаливо согласился с оценкой спутника. Разумеется, он и не мечтал увидеть такой же богатый и пышный город, как имперская столица Шан. Но ведь Дарнэг – столица провинции Гуинмер, а потому мог бы быть по крайней мере таким же красивым, как Фаршо. Городу, стоящему на караванном пути, надлежало выглядеть экзотичным и богатым и предлагать гостям хорошие гостиницы с мягкой постелью без клопов. Однако первое впечатление вовсе не оправдывало надежд.
По пыльной дороге сновали многочисленные повозки и телеги – они ввозили в город и вывозили из него самые разные товары. А вдоль дороги, словно пьяные, теснились кривые, покосившиеся глиняные хижины и полуразвалившиеся сараи. Завидев богатый караван, жители бросились к нему, хватаясь за тюки и вырывая из них все, что можно: медные лампы, оловянные котелки – все, что можно было вытащить или отрезать.
– Я ожидал совсем не такого, – тихо пробормотал Льешо.
– Зато Шу, думаю, ожидал именно этого, – с тревогой в голосе ответил музыкант.
Продолжить он не успел, так как за стремя Льешо схватилась худая, изможденная женщина в плотной накидке. Она держала еще более изможденного ребенка и сейчас протягивала его Льешо:
– Помогите моему ребенку! – В глазах ее застыло отчаяние. – Спасите младенца!
Льешо протянул женщине медную монету и тут же попал в круг нищих и попрошаек: на дюжине языков они клянчили пищу, деньги, молоко кобылиц. На женщину с ребенком тут же, на глазах у всех, напали уличные разбойники и отобрали у нее монету еще до того, как она успела отойти подальше от толпы.
Вот в чем состояла суть истории, которую мастер Ден поведал в самом начале пути. Император ни за что не допустил бы подобного в имперской столице Шан; совсем не нравилось ему и то, что происходило здесь, в Дарнэге, столице Гуинмера. Шу сейчас казался гораздо тише, спокойнее и задумчивее. Он едва поднял голову, когда вооруженные кнутами погонщики, отчаянно крича, пытались отогнать толпу нищих.
– Грядут неприятности.
Чтобы придать больший вес своим словам, карлик извлек из крошечной, не больше собственной руки, флейты тревожную трель. Казалось, он вовсе не удивился, когда возле темной и неприглядной гостиницы на границе между районом бедняков и приличными кварталами император велел своим людям покинуть караван. Льешо спросил себя, что именно знал об этом заведении музыкант, чего не подозревали остальные?
Капитану Бор-ка-мару пришлось выбирать: или нарушить инкогнито, или доверить безопасность императора трем молодым ополченцам. Вопросительно взглянув на Шу, он понял, что должен продолжать путь именно с той группой, для охраны которой и нанят, – хотя эта обязанность являлась прикрытием истинной миссии. Капитан хотел было возмутиться, но император решительно повернулся к нему спиной, тем самым закрывая тему.
Рассерженный Бор-ка-мар отошел в сторону и дал волю чувствам. Ругался он долго и искусно, причем на нескольких языках – как на тех, лексика которых изобиловала бранными выражениями, так и на тех, в которых, по мнению Льешо, их вовсе не было. Но хочешь, не хочешь, а военный обязан подчиняться приказу. Поэтому капитан пришпорил лошадь и поехал догонять караван – ведь он уже успел отойти на порядочное расстояние оттого человека, которому присягнули на верность все гвардейцы. Льешо очень хотелось окликнуть капитана, попросить его остаться, однако он сдержался и молча пошел за императором. У Шу явно был план. Очередной. И план этот совсем не нравился Льешо.
У самого входа в обшарпанную гостиницу мастер Ден тоже удалился. Правда, чтобы поддержать образ слуги, роль которого он пытался исполнять, перед уходом лукавый бог слегка поклонился Адару.
– Если выделите мне охрану, то я проверю, что представляют собой конюшни. Туда можно будет сгрузить всю нашу поклажу.
Говорил мастер Ден нарочито громко – так, чтобы услышал хозяин гостиницы. Харлол еще не догнал караван, но Ка-гар, несомненно, вслушивался во все, что происходило вокруг. Шу дал поручение Хмиши, и вдвоем они отправились вслед за ташеком-конюхом через пыльный двор к конюшням.
Отчаянно стремясь понять смысл безрассудных действий императора, Адар взглянул на Льешо; он явно надеялся получить объяснение. Но Льешо молчал. Пожав плечами, он без единого слова вошел в гостиницу вслед за Шу.
Внутри, за толстыми глиняными стенами, оказалось грязно, убого, зато на удивление прохладно. В дальнем углу большого, грубого, с голыми потолочными балками трактира в огромном старинном очаге теплился огонь; над ним на металлическом крюке висел чайник, а рядом, на треноге, висел котел, в котором варилось какое-то зелье с резким неприятным запахом. Зелье больше всего походило на лекарство, но, к сожалению, судя по всему, это был обед. Не приходилось удивляться, что трактир пустовал, так что вся компания могла разместиться без всякого стеснения. Уселись все вместе, на длинных скамейках, за большим, не знавшим скатерти столом.
Шу выбрал место в дальнем углу у окна. Отсюда было хорошо видно и улицу, и трактирщика. Первым он усадил Льешо, потом сел сам, показав Льинг на место рядом с собой, у стены. Адар и Карина сели напротив, а с краю пристроился музыкант, поставив на скамейку рядом с собой сумку с флейтами.
Тощий трактирщик вытер руки о какую-то грязную тряпку, взяв ее с собой в качестве полотенца, и подошел к гостям. Вблизи было хорошо заметно, что углы его рта опущены так низко, что почти касаются подбородка, – очевидно, обиженное, недовольное выражение стало для него совершенно обычным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Юноша настолько погрузился в мысленные жалобы на жизнь, что едва не пропустил чуть заметное изменение в походке лошади. Да, копыта стучат по камням.
– Собачьи Уши! Проснись! Приехали!
– Что? В чем дело?
Голова карлика резко дернулась на хилой шее, и с минуту он бестолково озирался по сторонам, не понимая, что произошло. Наконец, успокоившись, откинулся на спинку своего кресла.
– Уф! А мне уж почудилось, что на нас напали!
– Мы приехали! – повторил Льешо. – Ванна, кровать и горячая еда!
Караван наконец оказался на окраине Дарнэга.
– А! Ну, это совсем другое дело.
Карлик вытянулся, чтобы получше рассмотреть окрестности. Однако очень скоро его возбуждение перешло в презрение и недовольство.
Льешо молчаливо согласился с оценкой спутника. Разумеется, он и не мечтал увидеть такой же богатый и пышный город, как имперская столица Шан. Но ведь Дарнэг – столица провинции Гуинмер, а потому мог бы быть по крайней мере таким же красивым, как Фаршо. Городу, стоящему на караванном пути, надлежало выглядеть экзотичным и богатым и предлагать гостям хорошие гостиницы с мягкой постелью без клопов. Однако первое впечатление вовсе не оправдывало надежд.
По пыльной дороге сновали многочисленные повозки и телеги – они ввозили в город и вывозили из него самые разные товары. А вдоль дороги, словно пьяные, теснились кривые, покосившиеся глиняные хижины и полуразвалившиеся сараи. Завидев богатый караван, жители бросились к нему, хватаясь за тюки и вырывая из них все, что можно: медные лампы, оловянные котелки – все, что можно было вытащить или отрезать.
– Я ожидал совсем не такого, – тихо пробормотал Льешо.
– Зато Шу, думаю, ожидал именно этого, – с тревогой в голосе ответил музыкант.
Продолжить он не успел, так как за стремя Льешо схватилась худая, изможденная женщина в плотной накидке. Она держала еще более изможденного ребенка и сейчас протягивала его Льешо:
– Помогите моему ребенку! – В глазах ее застыло отчаяние. – Спасите младенца!
Льешо протянул женщине медную монету и тут же попал в круг нищих и попрошаек: на дюжине языков они клянчили пищу, деньги, молоко кобылиц. На женщину с ребенком тут же, на глазах у всех, напали уличные разбойники и отобрали у нее монету еще до того, как она успела отойти подальше от толпы.
Вот в чем состояла суть истории, которую мастер Ден поведал в самом начале пути. Император ни за что не допустил бы подобного в имперской столице Шан; совсем не нравилось ему и то, что происходило здесь, в Дарнэге, столице Гуинмера. Шу сейчас казался гораздо тише, спокойнее и задумчивее. Он едва поднял голову, когда вооруженные кнутами погонщики, отчаянно крича, пытались отогнать толпу нищих.
– Грядут неприятности.
Чтобы придать больший вес своим словам, карлик извлек из крошечной, не больше собственной руки, флейты тревожную трель. Казалось, он вовсе не удивился, когда возле темной и неприглядной гостиницы на границе между районом бедняков и приличными кварталами император велел своим людям покинуть караван. Льешо спросил себя, что именно знал об этом заведении музыкант, чего не подозревали остальные?
Капитану Бор-ка-мару пришлось выбирать: или нарушить инкогнито, или доверить безопасность императора трем молодым ополченцам. Вопросительно взглянув на Шу, он понял, что должен продолжать путь именно с той группой, для охраны которой и нанят, – хотя эта обязанность являлась прикрытием истинной миссии. Капитан хотел было возмутиться, но император решительно повернулся к нему спиной, тем самым закрывая тему.
Рассерженный Бор-ка-мар отошел в сторону и дал волю чувствам. Ругался он долго и искусно, причем на нескольких языках – как на тех, лексика которых изобиловала бранными выражениями, так и на тех, в которых, по мнению Льешо, их вовсе не было. Но хочешь, не хочешь, а военный обязан подчиняться приказу. Поэтому капитан пришпорил лошадь и поехал догонять караван – ведь он уже успел отойти на порядочное расстояние оттого человека, которому присягнули на верность все гвардейцы. Льешо очень хотелось окликнуть капитана, попросить его остаться, однако он сдержался и молча пошел за императором. У Шу явно был план. Очередной. И план этот совсем не нравился Льешо.
У самого входа в обшарпанную гостиницу мастер Ден тоже удалился. Правда, чтобы поддержать образ слуги, роль которого он пытался исполнять, перед уходом лукавый бог слегка поклонился Адару.
– Если выделите мне охрану, то я проверю, что представляют собой конюшни. Туда можно будет сгрузить всю нашу поклажу.
Говорил мастер Ден нарочито громко – так, чтобы услышал хозяин гостиницы. Харлол еще не догнал караван, но Ка-гар, несомненно, вслушивался во все, что происходило вокруг. Шу дал поручение Хмиши, и вдвоем они отправились вслед за ташеком-конюхом через пыльный двор к конюшням.
Отчаянно стремясь понять смысл безрассудных действий императора, Адар взглянул на Льешо; он явно надеялся получить объяснение. Но Льешо молчал. Пожав плечами, он без единого слова вошел в гостиницу вслед за Шу.
Внутри, за толстыми глиняными стенами, оказалось грязно, убого, зато на удивление прохладно. В дальнем углу большого, грубого, с голыми потолочными балками трактира в огромном старинном очаге теплился огонь; над ним на металлическом крюке висел чайник, а рядом, на треноге, висел котел, в котором варилось какое-то зелье с резким неприятным запахом. Зелье больше всего походило на лекарство, но, к сожалению, судя по всему, это был обед. Не приходилось удивляться, что трактир пустовал, так что вся компания могла разместиться без всякого стеснения. Уселись все вместе, на длинных скамейках, за большим, не знавшим скатерти столом.
Шу выбрал место в дальнем углу у окна. Отсюда было хорошо видно и улицу, и трактирщика. Первым он усадил Льешо, потом сел сам, показав Льинг на место рядом с собой, у стены. Адар и Карина сели напротив, а с краю пристроился музыкант, поставив на скамейку рядом с собой сумку с флейтами.
Тощий трактирщик вытер руки о какую-то грязную тряпку, взяв ее с собой в качестве полотенца, и подошел к гостям. Вблизи было хорошо заметно, что углы его рта опущены так низко, что почти касаются подбородка, – очевидно, обиженное, недовольное выражение стало для него совершенно обычным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138