- Нет, благородный Гай Лициний Октавиан. Чтобы Совет потребовал этого, надо сперва поставить вопрос на обсуждение Совета, а юная Лиина слишком молода для этого. Даже присутствовать на Совете она не может. Старшая же госпожа никогда не станет отнимать у Совета драгоценное время ради решения столь ничтожного вопроса. Но есть обычай, общий для всех земель и народов, и я прошу благородного Гая Лициния Октавиана понять меня правильно, ибо мне, бывшему рабу, на своей шкуре пришлось испытать непреложность этого обычая.
Лигиец говорил достаточно почтительно. Латынь его, звучавшая гораздо лучше, нежели латынь Овазия, придавала речи посланца оттенок подобострастия, мало вяжущегося с сутью слов. Овазий слушал речь своего спутника не без удивления. Он помнил, как отпустила госпожа его воинов, когда они повинились ей в том, что не смогли отыскать беглеца.
Старшая Лиина говорила тогда, что побег среди бела дня оскорбляет в первую очередь их самих, так как теперь все будут говорить, что они никуда не годные сторожа. Но ни она, ни ее дочь ни словом, ни жестом не дали понять, будто считают потерю пленника событием, заслуживающим даже самого ничтожного внимания. Поэтому, дождавшись, когда Лигиец прервет свою речь, он обратился к Октавиану:
- Доблестный и благородный Гай Лициний Октавиан, мы сказали все и потому просим позволения покинуть этот зал, этот дворец и этот город. Совет желает знать, как мы выполнили его поручение, и потому ни я, ни мои товарищи не смеем более задерживаться здесь.
Октавиан, обрадованный, что решение неприятного вопроса откладывается и ему не придется раздражать варваров решительным отказом, милостиво согласился:
- Ты, как я вижу, добрый воин, Овазий, сын Деифоба, раз так спешишь выполнить волю пославших тебя. Да будет так. Возвращайся в свой лагерь и передай Совету, что мы внимательно выслушали тебя и оценили слова и дары так, как они того стоили.
Глядя в спины уходившим варварам, он сделал шаг в сторону и чуть не упал: из-под ног его скалилось обескровленное лицо римского воина.
Октавиан с трудом удержался от того, чтобы не ударить по нему ногой.
Гонец по-прежнему стоял на коленях, ожидая решения своей участи. Октавиан спросил у него:
- Где они вас захватили?
- У первой же рощи. Охрану перебили стрелами из засады.
- Вижу. Ступай, - и, подозвав телохранителя, приказал: - Гальбу ко мне.
Все молчали, потом кто-то пробормотал: «Набили воинами зал, будто не два десятка варваров приехали, а по крайней мере двадцать тысяч».
Октавиан обвел взглядом всех бывших в зале, отыскивая того, кто посмел высказаться, но лица римлян были бесстрастны, как у часовых на посту, только Гальба в дверях что-то пытался втолковать телохранителю.
- Гальба, подойди! - позвал его Октавиан, а когда юноша подошел, спросил: - Ты узнал кого-нибудь из варваров?
- Да, узнал. Лигийца - помощника Зефара, того самого, чьи воины закрыли ущелье, после того как легионеры вошли в него. Овазия я не знаю, ни разу не видел его. Еще я узнал Остия - это один из простых воинов Авеса.
- Овазий может быть членом Совета.
- Может.
- А Зефар? Он в Совете?
- Если так написано в послании, то да.
- А этих, - Октавиан указал на две первые головы, - знаешь?
Валерий носком сапога повернул одну из голов. Посмотрел. Подумал…
- По-моему, это Стафанион. Второго не знаю. Зефар говорил о каком-то. Смелости, говорил, отчаянной, но и подлец отчаянный. Наверное, он.
- Зефар говорил с тобой?
- Ничего не значившая болтовня.
Положив руку на плечо юноше, Октавиан повел его из зала. Стали расходиться и остальные.
- Ну, а о старшей госпоже что ты можешь сказать? - спросил полководец Гальбу, когда они остались одни.
- Ничего, кроме того, что болтали воины у костра. Я только раз и видел ее вблизи.
- А что болтали у костра?
- О том, как она подняла восстание, назвав себя сестрой Богов и вызвав гром с дождем; о том, как она сожгла Кривого Ксифия за то, что он напал на их лагерь; про надпись на свитке, в которой говорится, что она была женой царя и великой царицей; о том, что лучшей гадалки нет во всем мире и… Боги, о чем только не болтают у костра!
- Немного нам известно о ней, если помнить, что все это просто разговоры. Впрочем, свиток! Он еще существует?
- Да, но я его не видел.
- Значит, и это может быть болтовней. Ну а про ее дочь? Что ты можешь сказать про свою бывшую хозяйку?
Валерий криво улыбнулся:
- Про ее родословную - ничего, про ее дела - кое-что. Она может испортить или исправить кости, взяв их в руку.
- Испортить кости? Что это значит?
- Сколько потом эти кости ни бросай, - на них выпадает одинаковое число точек.
- Это невозможно! Как она делает это?
- Берет их в руку и бросает. Только и всего. И кости можно выбрасывать на помойку - больше не поиграешь. Все воины прячут от нее игральные кости.
- Зачем она это делает?
- Просто так. Балуется. Во многом она еще дитя. Кроме того, она может предсказывать судьбу. Мне как-то она предсказала мое будущее на три дня. Гадала она мне, конечно, как бы в шутку, но сбылось все по-настоящему.
- Что она нагадала тебе?
- На оставшиеся полдня - что меня ударят два раза, на следующий день - что мне будет очень плохо. Куда уж хуже, когда тебя приковывают к камням.
- К камням тебя приковали по приказу Германика?
- Да. А про третий день она сказала, что у нее будет свободное время, а это значит, что я должен к ней прийти. И я пришел.
- И в этот же день сбежал от нее?
- Может быть, она не захотела смотреть дальше, а может быть, заглянула и увидела, что я от нее никуда не денусь.
- Не надо придавать значение словам паршивого раба, который к тому же говорил от себя.
- Да, господин, - вздохнул Валерий.
Объяснять Октавиану, что Лигиец - помощник Зефара, а тот слов на ветер не бросает, не имело смысла. Надо побыть там самому, чтобы понять такое.
- Расскажи еще о девочке. Ты говорил, что она все делает по приказу матери?
- Не я. Так говорил Стафанион. Он был уверен в этом, но мудрость старухи он оценил слишком низко. Стафанион красиво говорит, но взгляд его неглубок.
- Тебе жаль его?
- Он единственный был добр ко мне, правда, не без расчета, и еще он верил в Рим и стремился служить ему. Он выучил меня ходить без троп, и его наука пригодилась мне при втором побеге.
- Ходить без троп? Зачем?
- Все тропы были закрыты для меня.
Октавиан задумался.
Он знал, что горные тропы топчет немало оборванцев и бродяг самых разных пород и народов, и если гонец не будет выделяться среди них…
Но как выйти из города? Всех покидающих его, наверное, строго проверяют. Вот если бы людей из города уходило побольше…
Например, пусть по городу пройдет слух, что варвары решили начать осаду. Горожане тут же побегут прочь, как клопы от пожара, и тогда…
Конечно, из двух десятков посланцев дойдет хотя бы один, но когда он дойдет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47