- О, великая вещунья, сестра Богов…
- Передай Октавиану, - перебила его женщина, - пусть открывает ворота. В случае полной покорности я не буду карать ни его, ни его воинов.
- Госпожа, - выдохнул Урл, - вероломство римлян потрясло всех! Я не смогу остановить воинов!
- Людей остановлю я. Как ни велико вероломство, но штурм унесет немало жизней наших людей. Ради себя, ради своих собратьев воины, я думаю, уступят разуму и откажутся от мести. Впрочем, если Октавиан опять задумал какую-нибудь подлость… - она повернулась к Эвфориону. - Передай своему хозяину, что даже за ничтожную царапину на теле Авеса и воина, взятого вместе с ним, отвечать будет он. Отвечать перед своим войском и перед своим Римом. Ступай.
Утром насыпь от ворот была убрана. Победители вошли в сдавшуюся крепость. Разоружив легионеров, они согнали их в плотную толпу, окружили столь же плотным кольцом и только после этого несколько трубачей с силой задули в длинные, медные трубы, извещая этим нестройным, жутким, режущим слух воем, что великая вещунья приближается к дворцу. Носилки старшей Лиины несли восемь вооруженных воинов и еще шестнадцать окружали их.
Молодой воин, выделявшийся среди товарищей белыми перышками на шлеме (на шлемах других воинов перьев не было вообще) и снежно-белым плащом с дорогой застежкой, шел впереди, словно проверяя: все ли сделано так, как надо? Присутствующие тут знатные римляне сразу узнали в нем начальника охраны великой вещуньи, члена Совета, Овазия, сына Деифоба.
Вот он поднял руку. Трижды взревели вразнобой медные жерла, и воины бережно поставили носилки на землю. Двое воинов раздернули полог, Овазий, склонив голову, подал женщине руку, помогая встать и выйти из носилок.
Когда нога женщины ступила на мостовую, трубы взревели в третий раз.
Римляне подались вперед, и только обнаженное оружие стражей удержало их на месте. Всем хотелось взглянуть на таинственную старуху - предводительницу восставших.
Октавиан успел рассмотреть немного: сухой овал лица, красиво очерченные губы, прямой нос, глаза необыкновенной синевы, окруженные, как озеро лесом, густыми, длинными ресницами. Толчок в спину заставил его поспешно опуститься на колени, склонить голову до земли. Спасибо варварам - хоть руки свободными оставили. Чуть позади него, в той же позе, выражающей полную покорность, стояли его приближенные: квесторы, префекты, войсковые трибуны, старшие центурионы. Не так уж много знатных римлян осталось в городе.
Освобожденные купцы хотели выразить свою благодарность великой вещунье, но не успели. Женщина махнула рукой, велела: «Ступайте», - и их оттеснили. Хрис попытался было пробиться к ней, но наткнулся на широкую грудь воина охраны, на его прозрачный взгляд и отступил.
Авеса и его товарища по плену встречали иначе. Крик: «Слава первым!» - долго перекатывался по дворцовой площади. Приблизившись к женщине, юноши хотели преклонить колени, но та своей рукой удержала их. Сказать она, правда, ничего не сказала (за ревом воинов ее не услышал бы никто), но взгляд и улыбка на ее лице лучше всяких слов объяснили освобожденным, насколько она рада видеть их живыми и здоровыми.
Когда радостные крики начали стихать, вперед выступил Урл. Взмах руки - и из дверей дворца потек людской поток. То были пленники, которых Гай Лициний Октавиан оставил для своего триумфа в Риме: царь с семьей и родственниками, приближенные царя, военачальники, слуги, царедворцы, простые воины, поселяне, ремесленники.
Мужчины, женщины, дети проходили мимо зажатых в железное кольцо легионеров, мимо женщины и ее приближенных, мимо римских военачальников, склонивших свои головы не только перед победителями, но и перед ними, жалкими пленниками, почти что рабами.
Воины восставших встретили их торжествующими криками, славя великую вещунью, сестру Богов за ее мудрость, своих военачальников за ум и храбрость, друг друга за бесстрашие и дерзость.
Не молчали и освобожденные. Они кричали, славя освободителей, напирали на воинов охраны, желая видеть всех: и госпожу, и Овазия, посмевшего привезти римлянам дерзкое письмо, и бесстрашного Авеса, взявшего каменные стены города и бившегося впереди своих воинов, и Урла, которого сама госпожа называет «мудрым», и легионеров, и Октавиана, стоявшего на коленях… Их благодарность была безмерной.
Откуда и какими путями все эти вести просочились через стены тюрьмы, не сказала бы, наверно, и сама великая вещунья. Воинам приходилось нелегко, и когда город наконец-то принял всех освобожденных, они вздохнули с облегчением.
У дворца остались только знатные люди и царь со своей семьей. Царя приветствовали громко и долго. Даже госпожа склонила перед ним свою гордую голову и коснулась коленом земли. По обычаю перед царем полагалось падать ниц, но об этом и заикнуться никто не посмел. На коленях стояли только римляне.
Когда царь поднял руку, требуя тишины, все замолчали.
Речь царя была не длинной, но очень путанной и потому малопонятной. Он благодарил Богов за победу, за возвращение ему власти, за поражение римлян, обещал какие-то бесчисленные, невероятные и столь же неопределенные блага бесстрашным воинам и их вождям, а под конец воскликнул:
- …Да пусть будут повержены все враги нашего царства, как повергаю я ныне в прах сего гордого римлянина! - и наступил на склоненную шею Октавиана, но тут же поспешно убрал ногу, увидев, что женщина, презрительно отвернувшись от него, громко и внятно обращается к Урлу и Авесу:
- Не велика храбрость топтать поверженного.
- Он наш повелитель, - поспешно возразил ей Урл, на что женщина столь же холодно ответила:
- Разве с этим кто-то спорит?
Церемония была смята.
Справившись с растерянностью, царь поспешил заговорить о предстоящем пире. Эту речь воины слушали с большим интересом, и когда повелитель объявил, что желает угостить всех победителей, воины искренне прокричали: «Слава!!!».
Ободрившись, царь обратился к женщине со словами:
- Мы будем счастливы, если сестра Великих Богов почтит присутствием своим наше роскошное пиршество, - а когда женщина склонила голову в знак согласия, продолжил: - Мы слышали, что юная дочь мудрейшей совершенна и лицом и разумом. Не позволит ли великая вещунья присутствовать и ей на нашем пиру?
Женщина опять склонила голову:
- По обычаю нашего народа, дети не должны мешаться в дела взрослых, но я свято чту повелителя земли и народа, давшего мне приют, и не смею отказать великому правителю в исполнении этого желания. Сегодня вечером дочь моя будет на пиру великого царя Эвхинора, сына Хрошия.
Обрадованный ответом, Эвхинор обратился к воинам, находившимся рядом с женщиной:
- Храбрейшие среди храбрых. Бесстрашнейшие среди бесстрашных, мы, царь и владыка Земли Камней, милостиво просим вас почтить присутствием своим пир в вашу честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47