На следственном отделе все это время продолжает висеть «нераскрываемость», иначе говоря, «глухарь». Ну, попробуй выделить и потянуть за многочисленные, но моментально рвущиеся ниточки: запутаешься в причинно-следственных связях. Все здесь неопределенно, зыбко – между смертью человека и действием (бездействием) подозреваемого оказывается дистанция огромного размера. От одного подробного описания места, времени, способа, иных обстоятельств убийства становится тошно. Я вообще удивляюсь людям, идущим на работу в следственные органы. Мое-то дело всегда было маленьким: выпотрошил жмурика, описал свой взгляд на суть выявленных изменений и отъезжай в сторону. А дальше начинают, засучив рукава, копать протокольный перегной следователи.
Колесников все мялся и мялся, а я не спешил ему помогать: пусть, сука пушистая, знает как маять честных людей в узилище – держать на казарменном положении, на малокалорийной диете, без ванной, без любимой женщины, наконец!.. Когда вспоминаешь о «мытарствах», обрушившихся на нас с Олегом в последнее время, то пропадает желание сотрудничать с органами дознания, помогать правосудию. Мой голос слегка надтреснул, в нем образовались ручейки слезливости, жалости к самому себе, появились нотки «вселенской печали», идущей откуда-то из детства, когда мама ни за что, ни про что ставила носом в угол… И тут раздался голос Олега, ему, видимо, надоело наблюдать театр одного актера, к тому же напрочь лишенного сценического таланта…
– Саша, ты кончай дурочку-то ломать! Родная милиция тебя защищала, предоставила кров и пищу, а ты им взамен – черную неблагодарность!
Олег всегда оставался ортодоксом больше, чем надо. В споре с ним было трудно бороться: он по каждому пустяку вспоминал Закон Всемирного Тяготения и пытался эксплуатировать его заезженные формулы. Олег испытывал такой метод даже для объяснения психологических тонкостей полового влечения. Порой мне казалось, что мой друг сбрендил, так весомы были аргументы его явного умопомрачения.
– Что майору на колени перед тобой вставать, чтобы ты соизволил дать согласие на участие в осмотре места преступления и дальнейшего вскрытия трупов. – продолжал Олег меня строить, нисколько не учитывая глубину моей печали, имеющей вполне эстетическую, а не прагматическую символику.
У меня оставалось два выхода: первый – обматерить всех, залезть в бутылку и не вылезать из нее ни под каким предлогом; второй – пойти на извечный компромисс интеллигентного человека, привыкшего дарить снисхождение «малым детям». Я выбрал второй вариант.
– Павел Олегович, надеюсь вы понимаете, что мы с господином Верещагиным при любых обстоятельствах готовы сотрудничать с честными представителями правоохранительных органов. Тем более, что вы, как я понимаю, заинтересованы лишь в том, чтобы я с моим другом только посетил вскрытие трупа подполковника Егорова и еще одного пострадавшего – известного психотерапевта. Для нас такая работенка – сущие пустяки…
– На хуй! на хуй! – раздался раздраженный взрыв голосовых связок Олежека, от возмущения он подскочил и забегал по комнате. – Вы сами разбирайтесь с трупами! Только от одного напоминания меня опять начинает мутить!..
Олег матерился редко, все больше изображая из себя светского человека, напоминая при каждом удобном и неудобном случае, что он выпускник физико-математического факультета университета. Такого рода вожделение своей ученостью протягивало ноги еще из тех времен, когда «физики» и «лирики» вели нешуточные споры. Физика относилась к романтической области знания, на ее представителей девушки смотрели, долго и пристально, забывая закрыть рот, а от того по губам и подбородку у них текли слюни… Молодые артисты Смоктуновский и Баталов наделали много шума. Они навязали с экранов кинотеатров, вполне доступных миллионной аудитории, не избалованной киношедеврами, поведенческие штампы. Герои соцреализма по мужской линии спокойно подставляли свои организмы под радиоактивное излучение, а верные женщина тайком бились в истерике на кухне малогобаритной квартиры, но на людях не смели ударить лицом в грязь заурядного быта.
– Что же ты, пижон, раздаешь векселя за мой счет, – это уже взорвался я, – тебя кто просит соваться, добродетель хренов! Ты, наверное, полагаешь, что это игрушки, сущие пустяки судебно-медицинская экспертиза: да я собственной головой отвечаю за каждое свое слово, отмеченное в «Заключении»… А делать-то все приходится совершенно бесплатно. – скромно дополнил я свои бурные замечания, потупив взор.
Олег побагровел и потерял дар речи: ему было трудно подобрать слова, чтобы по достоинству наказать мое стяжательство. Потом он, видимо, узрел в моих глазах смешинки и понял, что для меня все сказанное был простецкий стеб. Верещагин перестал верещать и обмяк, скоро он уже улыбался и подхватил розыгрыш.
– Ну, тут, Саша, я тебя поддержу: только за мучения брезгливостью необходимо платить серьезные башли судебному медику, тем более твоего уровня квалификации.
Олег, не тая усмешку, обратил взгляд на Колесникова. У того не дрогнул ни один мускул на лице. Павел Олегович заметил более серьезно, чем требовалось для обычной шутки:
– Скажу откровенно: денег на оплату консультантов по судебно-медицинской экспертизе у нас нет. Но мы можем оформить вас по статье: оплата расходов на осведомителей…
Колесников держал марку до конца: лицо его было непробиваемым для психоаналитика.
– Но для этого придется все оформлять чин-чинарем: согласие на работу осведомителем, прохождение курсов спецподготовки, согласие с тем, что за вашу жизнь милиция не несет ответственности…
Он, видимо, решил включиться в розыгрыш, но по-особому, по милицейскому. Только нам не хватало связываться с «осведомительством»!.. Павел Олегович был профессионалом – он знал, чем можно подавить сопротивление на допросе любого человека. Для нас он выбрал точный стиль – «дисциплинирования». Он показал его возможности. Внутренне мы ему аплодировали!..
– Ладно, кончаем шутить. – проговорил я миролюбиво. – Когда необходимо ехать?
– На место событий необходимо ехать сейчас, а уж вскрытие будем творить завтра утром. Нет возражений? – заключил разговор Колесников.
В ответ нам оставалось только утвердительно мотнуть головой. Но Олег все же решил выгородить для себя нейтральную территорию.
– Надеюсь, никто не будет возражать, если во время осмотра места преступления я посижу в машине, а на вскрытие – вовсе не поеду? От меня в таких делах толку мало…
Колесников согласился с приведенными доводами, ну а мне хорошо тогда, когда моему другу отлично!
* * *
Прибыли на место, когда бригада специалистов еще не закончила работу, а следователь – то была Иванова Елизавета Генриховна, затянутая в опрятную милицейскую форму – уже вовсю опрашивала свидетелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Колесников все мялся и мялся, а я не спешил ему помогать: пусть, сука пушистая, знает как маять честных людей в узилище – держать на казарменном положении, на малокалорийной диете, без ванной, без любимой женщины, наконец!.. Когда вспоминаешь о «мытарствах», обрушившихся на нас с Олегом в последнее время, то пропадает желание сотрудничать с органами дознания, помогать правосудию. Мой голос слегка надтреснул, в нем образовались ручейки слезливости, жалости к самому себе, появились нотки «вселенской печали», идущей откуда-то из детства, когда мама ни за что, ни про что ставила носом в угол… И тут раздался голос Олега, ему, видимо, надоело наблюдать театр одного актера, к тому же напрочь лишенного сценического таланта…
– Саша, ты кончай дурочку-то ломать! Родная милиция тебя защищала, предоставила кров и пищу, а ты им взамен – черную неблагодарность!
Олег всегда оставался ортодоксом больше, чем надо. В споре с ним было трудно бороться: он по каждому пустяку вспоминал Закон Всемирного Тяготения и пытался эксплуатировать его заезженные формулы. Олег испытывал такой метод даже для объяснения психологических тонкостей полового влечения. Порой мне казалось, что мой друг сбрендил, так весомы были аргументы его явного умопомрачения.
– Что майору на колени перед тобой вставать, чтобы ты соизволил дать согласие на участие в осмотре места преступления и дальнейшего вскрытия трупов. – продолжал Олег меня строить, нисколько не учитывая глубину моей печали, имеющей вполне эстетическую, а не прагматическую символику.
У меня оставалось два выхода: первый – обматерить всех, залезть в бутылку и не вылезать из нее ни под каким предлогом; второй – пойти на извечный компромисс интеллигентного человека, привыкшего дарить снисхождение «малым детям». Я выбрал второй вариант.
– Павел Олегович, надеюсь вы понимаете, что мы с господином Верещагиным при любых обстоятельствах готовы сотрудничать с честными представителями правоохранительных органов. Тем более, что вы, как я понимаю, заинтересованы лишь в том, чтобы я с моим другом только посетил вскрытие трупа подполковника Егорова и еще одного пострадавшего – известного психотерапевта. Для нас такая работенка – сущие пустяки…
– На хуй! на хуй! – раздался раздраженный взрыв голосовых связок Олежека, от возмущения он подскочил и забегал по комнате. – Вы сами разбирайтесь с трупами! Только от одного напоминания меня опять начинает мутить!..
Олег матерился редко, все больше изображая из себя светского человека, напоминая при каждом удобном и неудобном случае, что он выпускник физико-математического факультета университета. Такого рода вожделение своей ученостью протягивало ноги еще из тех времен, когда «физики» и «лирики» вели нешуточные споры. Физика относилась к романтической области знания, на ее представителей девушки смотрели, долго и пристально, забывая закрыть рот, а от того по губам и подбородку у них текли слюни… Молодые артисты Смоктуновский и Баталов наделали много шума. Они навязали с экранов кинотеатров, вполне доступных миллионной аудитории, не избалованной киношедеврами, поведенческие штампы. Герои соцреализма по мужской линии спокойно подставляли свои организмы под радиоактивное излучение, а верные женщина тайком бились в истерике на кухне малогобаритной квартиры, но на людях не смели ударить лицом в грязь заурядного быта.
– Что же ты, пижон, раздаешь векселя за мой счет, – это уже взорвался я, – тебя кто просит соваться, добродетель хренов! Ты, наверное, полагаешь, что это игрушки, сущие пустяки судебно-медицинская экспертиза: да я собственной головой отвечаю за каждое свое слово, отмеченное в «Заключении»… А делать-то все приходится совершенно бесплатно. – скромно дополнил я свои бурные замечания, потупив взор.
Олег побагровел и потерял дар речи: ему было трудно подобрать слова, чтобы по достоинству наказать мое стяжательство. Потом он, видимо, узрел в моих глазах смешинки и понял, что для меня все сказанное был простецкий стеб. Верещагин перестал верещать и обмяк, скоро он уже улыбался и подхватил розыгрыш.
– Ну, тут, Саша, я тебя поддержу: только за мучения брезгливостью необходимо платить серьезные башли судебному медику, тем более твоего уровня квалификации.
Олег, не тая усмешку, обратил взгляд на Колесникова. У того не дрогнул ни один мускул на лице. Павел Олегович заметил более серьезно, чем требовалось для обычной шутки:
– Скажу откровенно: денег на оплату консультантов по судебно-медицинской экспертизе у нас нет. Но мы можем оформить вас по статье: оплата расходов на осведомителей…
Колесников держал марку до конца: лицо его было непробиваемым для психоаналитика.
– Но для этого придется все оформлять чин-чинарем: согласие на работу осведомителем, прохождение курсов спецподготовки, согласие с тем, что за вашу жизнь милиция не несет ответственности…
Он, видимо, решил включиться в розыгрыш, но по-особому, по милицейскому. Только нам не хватало связываться с «осведомительством»!.. Павел Олегович был профессионалом – он знал, чем можно подавить сопротивление на допросе любого человека. Для нас он выбрал точный стиль – «дисциплинирования». Он показал его возможности. Внутренне мы ему аплодировали!..
– Ладно, кончаем шутить. – проговорил я миролюбиво. – Когда необходимо ехать?
– На место событий необходимо ехать сейчас, а уж вскрытие будем творить завтра утром. Нет возражений? – заключил разговор Колесников.
В ответ нам оставалось только утвердительно мотнуть головой. Но Олег все же решил выгородить для себя нейтральную территорию.
– Надеюсь, никто не будет возражать, если во время осмотра места преступления я посижу в машине, а на вскрытие – вовсе не поеду? От меня в таких делах толку мало…
Колесников согласился с приведенными доводами, ну а мне хорошо тогда, когда моему другу отлично!
* * *
Прибыли на место, когда бригада специалистов еще не закончила работу, а следователь – то была Иванова Елизавета Генриховна, затянутая в опрятную милицейскую форму – уже вовсю опрашивала свидетелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158