Ничтожнейший из субстанций взор столь же проницателен, как взор Божества. Он мог бы прочесть историю Вселенной»..
Владимир не сумел удержаться от стона, он мотал головой словно бык, только что получивший мощнейший удар током на скотобойне. Олежек балдел, даже не осознавая, что от удовольствия уже пустил теплую струйку в левую штанину брюк… «Стоп!» – фиксировался мой врачебный профессионализм. В силу анатомических особенностей в спокойном состоянии у мужчины половой член всегда находится слева, с внутренней стороны левого бедра: значит у Олега все нормально с психическим контролем, с рефлексами. Это, безусловно, меня радовало, как врача и как прирожденного альтруиста… Можно было продолжать доить философию Лейбница:
– «Время будет состоять в совокупности точек зрения каждой монады на самое себя, как пространства – в совокупности точек зрения всех монад на Бога»…
Вот теперь, кажется, Владимир выправил свой разум окончательно и стал выстраивать, отлавливать те полезные детали моих переживаний, так нужные ему для следствия. Олег с нетерпение ждал продолжения и я не разочаровал своего друга:
– «Гармония производит связь как будущего с прошедшим, так и настоящего с отсутствующим. Первый вид связи объединяет времена, а второй – места. Эта вторая связь обнаруживается в единении души с телом, и вообще в связи истинных субстанций между собой. Но первая связь имеет место в преформации органических тел, или, лучше, всех тел»…
Тут, скорее всего, настырное солдатское терпение Владимира лопнуло… Он перехватил инициативу как раз в тот момент, когда я спешно пытался оказать первую медицинскую помощь Олежеку, уж слишком глубоко ушедшему в обморок… Я пытался воспроизвести методику Николаева, принятую в акушерстве для оживления новорожденного ребенка, отказывающегося совершить первый вдох… Требуется так отшлепать новорожденного, набрызгать холодной водой на теплую кожу, чтобы у него возникла эмоция сильнейшего негодования, и он, выйдя из синюхи, закричал что есть мочи…
Тут-то Владимир и перехватил инициативу разговора, теперь он выжимал из меня подробности. И я заговорил, как на духу:
– Швартовка в Гамбурге, в порту прошла гладко: буксиры прижали нас к сорок восьмому причалу также четко, как со вкусом и смаком прижимает чревоугодник сыр к маслу бутерброда. Швартовые приняты, закреплены. Двадцать часов вечера, но через опускающуюся темноту я уже десть минут наблюдаю с высоты своего госпитального палубного навеса Беату, стоящую рядом с автомобилем «Volkswagen». Это ее собственный боевой конь, хорошо известный и мне, на нем она носится по Гамбургу сломя голову. Белокурая бестия призывно машет мне рукой: некоторые «охальники» из числа команды склонны ошибочно воспринимать ее жесты, как адресованные им лично. Трап спущен, капитан дал мне «добро» на увольнение на берег, и я, подхватив сумку с презентами, мчусь на встречу с «любовью»!..
Воспоминания шли своим чередом, обдавая меня угаром былых страстей. Вот тут-то, кстати говоря, я и понял, что для Владимира слова Лейбница проскользнули мимо способности искать логику там, где она необходима. «Отношения между такими монадами, как люди, включают в себя очень важный момент отражения одного человека в другом». Человек, как в зеркало, смотрится в другого, и логику его поступков можно разгадать по мотивам аналогичных действий «зеркального отражения». Потом и великий плагиатор – Карл Маркс – заговорит о «Павле», идентифицирующим себя в другом человеке, как в зеркале. Но это будет намного позже… А пока Иммануил Кант (1724-1804) заступит на философское дежурство и заявит: «При проведении прямой линии мы последовательно определяем внутренне искомое чувство». То есть Кант заговорил о времени, о его линии, Владимир же вел свою линию, подчиняясь совершенно иным понятийным установкам. И это – мне было горько и обидно!.. Сейчас я уважал больше Иммануила, чем Владимира… «Время мы можем мыслить не иначе, как обращая внимание при проведении прямой линии. Причем, исключительной доминантой будет действие синтеза многообразного, при помощи которого мы последовательно определяем внутреннее чувство и тем самым имея в виду последовательность этого определения»… Черте что и с боку бантик!..
Пробую уточнить, разобраться с собственной памятью: когда же я принялся тискать Беату прямо в машине – сразу же, как мы в нее уселись или только успели отъехать за пакгауз, нырнув под покров вечерних сумерек. Прямой «линии» в моих воспоминаниях не получалось: чертились разве только зигзаги, да еще со значительными разрывами линий. Помню, что нас там отвлекла какая-то суета: кто-то кантовал ящики, перегружал их из небольшого автомобиля – «каблучка», как у нас на родине говорят. Как ни странно, но мне показалось, что среди этой группы шнырял и наш боцман. Мы с Беатой остепенились, взяли себя в руки и, немного поглазев на грузчиков, поехали домой. Добравшись до квартиры, мы кувырнулись в спальню, и там все происходило в суперактивном режиме!.. Только утолив первую «охотку», появилась возможность приняться за дело с чувством, с толком, с расстановкой… Я полагаю, что детали можно опустить – они слишком дороги мне, больше даже, чем частная собственность и ваучеры, полученные от пройдохи Чубайса!..
Володя милостиво разрешил «опустить детали», но попросил уточнить события, сопровождающие ту «суету» за пакгаузом при разгрузке «каблучка», где отсветился и боцман нашего судна. Пришлось напрячь память, вытянув ее из флера сексуальных переживаний и попытаться обнажить эту «линию времени». Припомнилось главное: сравнительно небольшие ящики, числом, пожалуй, не более десяти, загружали в раскрытый большой металлический контейнер, один из тех, что обычно грузят и крепят на судне в трюмах, либо на верхней палубе.
Вот тут-то и нависло гробовое молчание… Володя очнулся первым и начал подбираться к «сущному» на мягких лапах, очень деликатно, словно опасаясь спугнуть «дикую кошечку», нечаянно заблудившуюся в кущах моей души.
– Александр Георгиевич, я понимаю, что прощание с Беатрис Хорст, переход через океан, затем по бурному Балтийскому морю, отрыв от дома, штормовые испытания могли породить экспрессию чувств… Но давайте немного займемся психологией: скажите откровенно, кто решил притормозить за пакгаузом – вы или ваша белокурая бестия?
Честно говоря, я с трудом дифференцировал события, происшедшие три года тому назад и не касающиеся исключительно половой сферы. Моряк же всегда слишком повернут на житейском, сексуальном. Задумчивость моя постепенно перерождалась во что-то более реалистичное… Теперь я как бы пытался посмотреться в иное зеркало: в нем требовалось увидеть боцмана, грузчиков и прочую шайку-лейку… И вдруг наступило окончательное прозрение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Владимир не сумел удержаться от стона, он мотал головой словно бык, только что получивший мощнейший удар током на скотобойне. Олежек балдел, даже не осознавая, что от удовольствия уже пустил теплую струйку в левую штанину брюк… «Стоп!» – фиксировался мой врачебный профессионализм. В силу анатомических особенностей в спокойном состоянии у мужчины половой член всегда находится слева, с внутренней стороны левого бедра: значит у Олега все нормально с психическим контролем, с рефлексами. Это, безусловно, меня радовало, как врача и как прирожденного альтруиста… Можно было продолжать доить философию Лейбница:
– «Время будет состоять в совокупности точек зрения каждой монады на самое себя, как пространства – в совокупности точек зрения всех монад на Бога»…
Вот теперь, кажется, Владимир выправил свой разум окончательно и стал выстраивать, отлавливать те полезные детали моих переживаний, так нужные ему для следствия. Олег с нетерпение ждал продолжения и я не разочаровал своего друга:
– «Гармония производит связь как будущего с прошедшим, так и настоящего с отсутствующим. Первый вид связи объединяет времена, а второй – места. Эта вторая связь обнаруживается в единении души с телом, и вообще в связи истинных субстанций между собой. Но первая связь имеет место в преформации органических тел, или, лучше, всех тел»…
Тут, скорее всего, настырное солдатское терпение Владимира лопнуло… Он перехватил инициативу как раз в тот момент, когда я спешно пытался оказать первую медицинскую помощь Олежеку, уж слишком глубоко ушедшему в обморок… Я пытался воспроизвести методику Николаева, принятую в акушерстве для оживления новорожденного ребенка, отказывающегося совершить первый вдох… Требуется так отшлепать новорожденного, набрызгать холодной водой на теплую кожу, чтобы у него возникла эмоция сильнейшего негодования, и он, выйдя из синюхи, закричал что есть мочи…
Тут-то Владимир и перехватил инициативу разговора, теперь он выжимал из меня подробности. И я заговорил, как на духу:
– Швартовка в Гамбурге, в порту прошла гладко: буксиры прижали нас к сорок восьмому причалу также четко, как со вкусом и смаком прижимает чревоугодник сыр к маслу бутерброда. Швартовые приняты, закреплены. Двадцать часов вечера, но через опускающуюся темноту я уже десть минут наблюдаю с высоты своего госпитального палубного навеса Беату, стоящую рядом с автомобилем «Volkswagen». Это ее собственный боевой конь, хорошо известный и мне, на нем она носится по Гамбургу сломя голову. Белокурая бестия призывно машет мне рукой: некоторые «охальники» из числа команды склонны ошибочно воспринимать ее жесты, как адресованные им лично. Трап спущен, капитан дал мне «добро» на увольнение на берег, и я, подхватив сумку с презентами, мчусь на встречу с «любовью»!..
Воспоминания шли своим чередом, обдавая меня угаром былых страстей. Вот тут-то, кстати говоря, я и понял, что для Владимира слова Лейбница проскользнули мимо способности искать логику там, где она необходима. «Отношения между такими монадами, как люди, включают в себя очень важный момент отражения одного человека в другом». Человек, как в зеркало, смотрится в другого, и логику его поступков можно разгадать по мотивам аналогичных действий «зеркального отражения». Потом и великий плагиатор – Карл Маркс – заговорит о «Павле», идентифицирующим себя в другом человеке, как в зеркале. Но это будет намного позже… А пока Иммануил Кант (1724-1804) заступит на философское дежурство и заявит: «При проведении прямой линии мы последовательно определяем внутренне искомое чувство». То есть Кант заговорил о времени, о его линии, Владимир же вел свою линию, подчиняясь совершенно иным понятийным установкам. И это – мне было горько и обидно!.. Сейчас я уважал больше Иммануила, чем Владимира… «Время мы можем мыслить не иначе, как обращая внимание при проведении прямой линии. Причем, исключительной доминантой будет действие синтеза многообразного, при помощи которого мы последовательно определяем внутреннее чувство и тем самым имея в виду последовательность этого определения»… Черте что и с боку бантик!..
Пробую уточнить, разобраться с собственной памятью: когда же я принялся тискать Беату прямо в машине – сразу же, как мы в нее уселись или только успели отъехать за пакгауз, нырнув под покров вечерних сумерек. Прямой «линии» в моих воспоминаниях не получалось: чертились разве только зигзаги, да еще со значительными разрывами линий. Помню, что нас там отвлекла какая-то суета: кто-то кантовал ящики, перегружал их из небольшого автомобиля – «каблучка», как у нас на родине говорят. Как ни странно, но мне показалось, что среди этой группы шнырял и наш боцман. Мы с Беатой остепенились, взяли себя в руки и, немного поглазев на грузчиков, поехали домой. Добравшись до квартиры, мы кувырнулись в спальню, и там все происходило в суперактивном режиме!.. Только утолив первую «охотку», появилась возможность приняться за дело с чувством, с толком, с расстановкой… Я полагаю, что детали можно опустить – они слишком дороги мне, больше даже, чем частная собственность и ваучеры, полученные от пройдохи Чубайса!..
Володя милостиво разрешил «опустить детали», но попросил уточнить события, сопровождающие ту «суету» за пакгаузом при разгрузке «каблучка», где отсветился и боцман нашего судна. Пришлось напрячь память, вытянув ее из флера сексуальных переживаний и попытаться обнажить эту «линию времени». Припомнилось главное: сравнительно небольшие ящики, числом, пожалуй, не более десяти, загружали в раскрытый большой металлический контейнер, один из тех, что обычно грузят и крепят на судне в трюмах, либо на верхней палубе.
Вот тут-то и нависло гробовое молчание… Володя очнулся первым и начал подбираться к «сущному» на мягких лапах, очень деликатно, словно опасаясь спугнуть «дикую кошечку», нечаянно заблудившуюся в кущах моей души.
– Александр Георгиевич, я понимаю, что прощание с Беатрис Хорст, переход через океан, затем по бурному Балтийскому морю, отрыв от дома, штормовые испытания могли породить экспрессию чувств… Но давайте немного займемся психологией: скажите откровенно, кто решил притормозить за пакгаузом – вы или ваша белокурая бестия?
Честно говоря, я с трудом дифференцировал события, происшедшие три года тому назад и не касающиеся исключительно половой сферы. Моряк же всегда слишком повернут на житейском, сексуальном. Задумчивость моя постепенно перерождалась во что-то более реалистичное… Теперь я как бы пытался посмотреться в иное зеркало: в нем требовалось увидеть боцмана, грузчиков и прочую шайку-лейку… И вдруг наступило окончательное прозрение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158