Мне почему-то казалось, что транспортировка должна проводиться до малого неприметного порта – Ильеус, Витория, Кампус, Сантус. Однако и в огромном грузообороте крупных портов Гамбурга, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса тоже было легко спрятать тайную «посылку». Она ведь могла быть доставлена и с продуктами для команды.
Из Южной Америки мы рванули на Роттердам, а затем Геттеборг.
Амстердам и Роттердам я очень любил, бывал там многократно. И каждый раз, наслаждаясь «упакованной» жизнью горожан, в какой-то мере завидовал им, но никогда у меня не возникало мысли остаться в Голландии. Я был и оставался именно русским человеком, со всеми вытекающими из такого факта плохими и хорошими последствиями. Самое приятное было то, что на пирсе меня уже встречала Беат, а рядом с ней грелся на солнышке маленький автомобильчик…
И вот снова: мы вырвались на автомобиле в район старинной церкви на набережной Делфсхавен, потоптались там по маленьким мостикам между шлюзами, каналами, невысокими зданиями. Затем прогулялись в районе крепостных ворот на Делфсфарте. Оставили машину, двинули по узкому бульварчику, прижатому к каналу Делфсфарта. Заглянули в несколько маленьких магазинчиков, а потом застряли в укромном кафе. Стоянка судна была несколько часов – проще говоря, до вечера, и мы с Беатой не стали распалять себя короткими страстями, а только миловались, как школьники. Несколько раз я ловил завистливые взгляды сравнительно молодых прохожих. Мне даже показалось, что некоторые из мужчин увязывались за нами, присаживались за свободный столик в том же кафе. Но я ни на кого не обращал внимания, мне было достаточно того, что Беата оставалась со мной, и не собиралась менять меня ни на кого.
Закончились прогулки, скорый обед и ужин в ресторанчике на том же бульварчике. Пора было нестись на пароход… Конечно, мы еще посидели в машине, наблюдая окончание погрузки, оформление организационных дел. Все это время я, словно пиявка, висел на губах Беатрис – она принимала несложную ласку миролюбиво. Но ведь в нашем возрасте такие «малые комплексы» не очень благотворно сказываются на здоровье, а потому мы делали разумные перерывы. Но вот дневальный у трапа машет мне рукой… И я, теперь уже как слон хоботом, основательно присасываюсь к губам Беат, чтобы закрепить финал расставания, тут же поселив надежду на поразительную мужскую верность. Я на корабле… Буксиры потащили нас вон из страны. Любимая женщина осталась на пирсе грустить и, может быть, лить слезы по моряку-бродяге…
В Гетеборг мы шли медленно: Балтика порой доставляет много хлопот судам неумеренными штормами. Волна здесь короткая, высокая, жесткая – всю душу вымотает, груз растреплет. А от бури у капитана нет возможности уклониться. Это в Атлантике, можно, зная направление движения шторма, несколько сместить судно по курсу. Мы по два – три дня отстаивались в укромных уголках. Но вот наконец-то и показались слева остров Экере, справа – Стюрсе. Открылось устье реки Гета-Эльв. Скалистые выступы побережья, усланные ковриком мха и мелкой растительности, почему-то издалека показались мне похожими на женский «укромный уголок». Видимо, время мое к тому подошло, гормоны привлекли устойчивые ассоциации. Нас загнали в контейнерную гавань Скандиа и, не дав отдышаться, принялись интенсивно обрабатывать портовыми кранами…
В Гетеборг Беата не приехала, во всяком случае в порту она меня не встречала. Но этот славный портовый центр долгое время являлся городом-побратимом Ленинграда. Избранные из команды нашего судна были приглашены на маленький банкет в Дом моряка. В Швеции творится что-то неладное с потреблением алкогольных напитков: там действует какой-то не понятный сердцу русского человека «сухой закон». Скорее всего, именно в надежде на то, что мы от широты своей натуры приволочем на торжество в Дом моряка часть своих обильных запасов «Русской водки», нас и пригласили. Но шведы просчитались: надо помнить, что славянин как раз хорошо пьет именно то, что принес с собой на торжество. Короче говоря, мы обогнали шведских моряков-рыцарей. Однако дело совсем не в том – водки мне никогда не было жалко для хороших людей. Я же приметил среди приглашенных одну высокую стройную даму: она была изысканно одета – одежда не скрывала «рельефа» ее природных щедрот. Но самое главное, что привлекло мое «подогретое внимание» так это было то, что она, как две капли воды, была похожа на сестру моего драгоценного друга Олега Верещагина. Нет, нет, я не мог ошибиться: передо мной стояла абсолютная копия Олечки – моей тайной, совершенно неразделенной тоски. Тот же точеный профиль, грация, пропорция цапли, взмывающей ввысь, но прыть кенгуру…
И вот, на том самом излете я завис над дамой, словно коршун, воспитанный исключительно в процессе хищной охоты в бескрайних Половецких степях. Конечно, в основе моего явного сексуального поиска был, так называемый, психологический «перенос». Мой «рыск» дама почувствовала, но «перенос» остался за кадром ее любительской кинокамеры. Женщина почему-то активно шла на контакт, правильнее сказать, она активно меня поощряла к такому контакту. Мы вмазали с красоткой еще «по стакану» и затем, как само собой разумеющееся, выскочили на воздух – стали быстро искать такси. Прижалась она ко мне и впилась в губы уже в автомобиле, еще не успев толком объяснить водителю, куда следует нас вести. Воспитанный «водила» переждал блеск «вспышки», только слегка зажмурившись от искрящегося эффекта. Видимо сила притяжения разноименных полов вызвала психологическую индукцию: мне даже показалось, что движение прохожих заметно замедлилось на улице. Водитель рыскнул рулем: ему-то было необходимо следить не за нами, а за огнями светофоров…
Мы приехали в небольшую квартирку с каким-то напылением «необжитости»: теперь я думаю, что это была «конспиративная квартира». Но тогда нам обоим было не до изысков абсолютного комфорта. Стройная женщина оказалась тоже, как и сестра Верещагина, филологом. Только она была специалистом не славянских, а шведского и английского языков, последнее облегчало в некотором роде мою задачу. Мне приходилось меньше говорить, а больше действовать. У нее хватило ума не шлифовать мое произношение редких шведских фраз, известных мне в силу необходимости элементарных контактов с иностранными гражданами и гражданками. Она не дошла до того, чтобы мобилизовывать исподтишка врожденный инстинкт материнства, в педагогическом азарте забывая то, кто же является главным действующим лицом в любом творческом дуэте.
Теплая женщина не стала симулировать абсолютно точные знания, скажем, «литературоведенья», а просто и без затей подставила спину, дабы я имел возможность расстегнуть молнию, разделяющую ее легкое платье сзади пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Из Южной Америки мы рванули на Роттердам, а затем Геттеборг.
Амстердам и Роттердам я очень любил, бывал там многократно. И каждый раз, наслаждаясь «упакованной» жизнью горожан, в какой-то мере завидовал им, но никогда у меня не возникало мысли остаться в Голландии. Я был и оставался именно русским человеком, со всеми вытекающими из такого факта плохими и хорошими последствиями. Самое приятное было то, что на пирсе меня уже встречала Беат, а рядом с ней грелся на солнышке маленький автомобильчик…
И вот снова: мы вырвались на автомобиле в район старинной церкви на набережной Делфсхавен, потоптались там по маленьким мостикам между шлюзами, каналами, невысокими зданиями. Затем прогулялись в районе крепостных ворот на Делфсфарте. Оставили машину, двинули по узкому бульварчику, прижатому к каналу Делфсфарта. Заглянули в несколько маленьких магазинчиков, а потом застряли в укромном кафе. Стоянка судна была несколько часов – проще говоря, до вечера, и мы с Беатой не стали распалять себя короткими страстями, а только миловались, как школьники. Несколько раз я ловил завистливые взгляды сравнительно молодых прохожих. Мне даже показалось, что некоторые из мужчин увязывались за нами, присаживались за свободный столик в том же кафе. Но я ни на кого не обращал внимания, мне было достаточно того, что Беата оставалась со мной, и не собиралась менять меня ни на кого.
Закончились прогулки, скорый обед и ужин в ресторанчике на том же бульварчике. Пора было нестись на пароход… Конечно, мы еще посидели в машине, наблюдая окончание погрузки, оформление организационных дел. Все это время я, словно пиявка, висел на губах Беатрис – она принимала несложную ласку миролюбиво. Но ведь в нашем возрасте такие «малые комплексы» не очень благотворно сказываются на здоровье, а потому мы делали разумные перерывы. Но вот дневальный у трапа машет мне рукой… И я, теперь уже как слон хоботом, основательно присасываюсь к губам Беат, чтобы закрепить финал расставания, тут же поселив надежду на поразительную мужскую верность. Я на корабле… Буксиры потащили нас вон из страны. Любимая женщина осталась на пирсе грустить и, может быть, лить слезы по моряку-бродяге…
В Гетеборг мы шли медленно: Балтика порой доставляет много хлопот судам неумеренными штормами. Волна здесь короткая, высокая, жесткая – всю душу вымотает, груз растреплет. А от бури у капитана нет возможности уклониться. Это в Атлантике, можно, зная направление движения шторма, несколько сместить судно по курсу. Мы по два – три дня отстаивались в укромных уголках. Но вот наконец-то и показались слева остров Экере, справа – Стюрсе. Открылось устье реки Гета-Эльв. Скалистые выступы побережья, усланные ковриком мха и мелкой растительности, почему-то издалека показались мне похожими на женский «укромный уголок». Видимо, время мое к тому подошло, гормоны привлекли устойчивые ассоциации. Нас загнали в контейнерную гавань Скандиа и, не дав отдышаться, принялись интенсивно обрабатывать портовыми кранами…
В Гетеборг Беата не приехала, во всяком случае в порту она меня не встречала. Но этот славный портовый центр долгое время являлся городом-побратимом Ленинграда. Избранные из команды нашего судна были приглашены на маленький банкет в Дом моряка. В Швеции творится что-то неладное с потреблением алкогольных напитков: там действует какой-то не понятный сердцу русского человека «сухой закон». Скорее всего, именно в надежде на то, что мы от широты своей натуры приволочем на торжество в Дом моряка часть своих обильных запасов «Русской водки», нас и пригласили. Но шведы просчитались: надо помнить, что славянин как раз хорошо пьет именно то, что принес с собой на торжество. Короче говоря, мы обогнали шведских моряков-рыцарей. Однако дело совсем не в том – водки мне никогда не было жалко для хороших людей. Я же приметил среди приглашенных одну высокую стройную даму: она была изысканно одета – одежда не скрывала «рельефа» ее природных щедрот. Но самое главное, что привлекло мое «подогретое внимание» так это было то, что она, как две капли воды, была похожа на сестру моего драгоценного друга Олега Верещагина. Нет, нет, я не мог ошибиться: передо мной стояла абсолютная копия Олечки – моей тайной, совершенно неразделенной тоски. Тот же точеный профиль, грация, пропорция цапли, взмывающей ввысь, но прыть кенгуру…
И вот, на том самом излете я завис над дамой, словно коршун, воспитанный исключительно в процессе хищной охоты в бескрайних Половецких степях. Конечно, в основе моего явного сексуального поиска был, так называемый, психологический «перенос». Мой «рыск» дама почувствовала, но «перенос» остался за кадром ее любительской кинокамеры. Женщина почему-то активно шла на контакт, правильнее сказать, она активно меня поощряла к такому контакту. Мы вмазали с красоткой еще «по стакану» и затем, как само собой разумеющееся, выскочили на воздух – стали быстро искать такси. Прижалась она ко мне и впилась в губы уже в автомобиле, еще не успев толком объяснить водителю, куда следует нас вести. Воспитанный «водила» переждал блеск «вспышки», только слегка зажмурившись от искрящегося эффекта. Видимо сила притяжения разноименных полов вызвала психологическую индукцию: мне даже показалось, что движение прохожих заметно замедлилось на улице. Водитель рыскнул рулем: ему-то было необходимо следить не за нами, а за огнями светофоров…
Мы приехали в небольшую квартирку с каким-то напылением «необжитости»: теперь я думаю, что это была «конспиративная квартира». Но тогда нам обоим было не до изысков абсолютного комфорта. Стройная женщина оказалась тоже, как и сестра Верещагина, филологом. Только она была специалистом не славянских, а шведского и английского языков, последнее облегчало в некотором роде мою задачу. Мне приходилось меньше говорить, а больше действовать. У нее хватило ума не шлифовать мое произношение редких шведских фраз, известных мне в силу необходимости элементарных контактов с иностранными гражданами и гражданками. Она не дошла до того, чтобы мобилизовывать исподтишка врожденный инстинкт материнства, в педагогическом азарте забывая то, кто же является главным действующим лицом в любом творческом дуэте.
Теплая женщина не стала симулировать абсолютно точные знания, скажем, «литературоведенья», а просто и без затей подставила спину, дабы я имел возможность расстегнуть молнию, разделяющую ее легкое платье сзади пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158