– Послушайте, Владимир, я хорошо помню, что в перерывах между нашими обжиманиями Беата успела сделать несколько фотоснимков. Она снимала меня в салоне автомобиля на фоне того пакгауза и всей той суетящейся компании. Я не стал ее спрашивать: «Для чего – попу гармонь?». Мне показалось, что женщина просто прокручивает камеру, пробует ее на «пустом объекте». Теперь я склонен переоценить события: сорвались то мы с места лихо, словно моя дама почувствовала приближение опасности. Кто-то ведь мог и заметить фотосъемку, хотя вспышек камера никаких не делала. Я-то по мужской гордыни решил, что сильно «перегрел» у дамы аккумуляторы, и она теперь стремится быстрее добраться до постели…
Володя слушал мою исповедь очень внимательно, не перебивал, но дождавшись окончание рассказа, уточнил:
– Александр Георгиевич, вы не заметили погони за собой?..
Я, конечно, на такие мелочи тогда внимания не обращал – у меня была совершенно другая доминанта, к тому же чисто физически мешавшая мне спокойно сидеть, стоять, ходить – мне было необходимо срочно «прилечь»!.. Но я только понял, что был замечен нашим боцманом. Однако он никогда потом во время рейса не заводил никаких разговоров на эту тему. Все это я тоже передал Владимиру…
– Боцмана звали Семеном Данилычем Загоруйко, не так ли? – потряс меня неожиданным уточнением Владимир. Он с вами не остался до конца рейса – улетел на похороны матери к себе в Запорожье. – Я точно излагаю?
Да,.. Владимир все точно «излагал», все именно так и произошло, только откуда ему известны такие частности? Теперь я смотрел на Владимира, как на оракула-колдуна.
– Что было дальше, Александр Георгиевич? Когда вы распростились со своей дамой?
– В Гамбурге, как обычно, погрузка проходила на максимальной скорости. К шести утра я уже был на судне, а примерно через час буксиры выводили нас на волю.
– Ваша дама провожала вас? – уточнил Владимир.
– Надо сказать, что она никогда, кроме того случая, не встречала и не провожала меня. Все наши чувства мы оставляли у нее дома вполне удовлетворенными. По прибытии в Гамбург, я сам звонил ей, а на маршруте предупреждал о прибытии радиограммой. Мы жили, как голубки, стараясь не доставлять друг другу лишние хлопоты…
Я немного притормозил рассказ: он всколыхнул во мне былую привязанность, но у меня по-прежнему вызывало недоумение то, что Беата так резко оборвала наш обмен корреспонденциями – не было ни звонков, ни писем…
Владимир не подгонял меня, отдавая, видимо, себе отчет в моих переживаниях. Но когда я основательно «нагрустился», мой молодой друг задал сакраментальный вопрос:
– Александр Георгиевич, а вы хорошо помните подчерк вашей дамы?
Как же я мог не помнить подчерка Беаты, если наша переписка была почти ежедневная в течение пяти лет… Странные вопросы, однако, задает полковник… К чему бы это? Я взглянул на Владимира внимательно, с предчувствием неожиданного поворота событий, но при этом меня не покидало весьма грустное настроение.
Владимир протянул мне незапечатанный конверт: он был длинный и тонкий – почти из папиросной бумаги, так рационально используется бумага и вес корреспонденции за границей. На лицевой стороне конверта не было адреса, только рукой Беаты было выведены два слова: «моему Александру».
Рука моя дрожала, когда принимала этот жгущий сердце и глаза конверт, – я долго не решался его открыть, начать читать само письмо. Наконец, мужество вернулось, и я развернул небольшой лист писчей бумаги, и буквы запрыгали перед глазами…
Конечно, Беата пыталась общаться со мной на русском языке, она уже несколько лет как принялась его изучать и доставляла мне массу удовольствия своими словесными ляпами. Особенно ей плохо удавались матерные выражения, которыми я сыпал без меры, считая, что она все равно меня плохо понимает. Ей же казалось, что в актах любви применение неформальной лексики есть что-то подобное «награде за смелость»!..
Но сейчас передо мной прыгали слова, совершенно из другого текста, из другой области. «Саша, давно тебя не видела и боюсь, что уже никогда не увижу. Так сложилась моя жизнь. Я всегда помню о тебе. Я погибаю без тебя, милый! Целую. Прощай. Твоя Беата.»…
Бешено любить женщину, изнывать в течение пяти лет в ожидании коротких встреч с ней, потерять ее неожиданно и вдруг найти только для того, чтобы прочитать такие короткие строки – это же убийство, повод для того, чтобы сразу же наложить на себя руки!… Слезы заливали глаза, недоумение рвалось с цепи, словно взбесившийся от сильной обиды пес – давно некормленый, окончательно простывший на ветру и морозе! Я не мог ничего себе объяснить, мне только казалось, что с неба на меня неожиданно обрушилась темная туча, называемая горем! Я взглянул на Владимира, и он, как палач, выполняющий свой долг на расстреле в камере смертников, после прочтения заключительного приговора Верховного суда, произвел выстрел:
– Александр Георгиевич, мужайте!.. Беата Хорст была сотрудником «Интерпол», к сожалению, она погибла от рук функционеров наркобизнеса. Была организована загадочная автомобильная катастрофа вскоре после ареста всей преступной группы, работавшей в порту Гамбурга. Это ее письмо к вам было последним … Видимо, она накануне смерти уже что-то предчувствовала… Подробности, к сожалению, мне не известны. Профессионал, как правило, чувствует охоту за собой: вот она и решила на всякий случай попрощаться с вами…
В моей голове образовалась каша: мысли, домыслы, обрывки интуиции, рефлексия, эмоции – все смешалось! Никакой «прямой линии» не получалось: Лейбниц, Кант плакали вместе со мной… Видимо, старею: слезы ползли сами собой по щекам и никак не хотели останавливаться. Я почему-то забыл, где находится тот краник «мужской мужественности», способный по «команде из центра» перекрывать водопровод переживаний. Я раскис, словно простая деревенская баба и никак не хотел выходить из этого состояния. Оно невольно передалось и моему другу Олегу Верещагину: он тоже начинал «прокисать». У него-то все сводилось к простой формуле: «Оружие у нас есть – пойдем перестреляем всю ту сволочь!» Но кого стрелять? Где найти этих уродов, считающих себя в праве распоряжаться чужой жизнью – судьбой тех, кого они и одного утреннего вздоха не стоят?..
Я попробовал откопать хоть минимум деталей из последних дней жизни Беаты:
– Володя, но я никогда не замечал за ней каких-либо «розыскных действий». Тайны никакой не было в наших отношениях, понимаешь… Все как у нормальных людей – сумасшедшее влечение друг к другу и только… Я даже толком и не раскапывал ее личную жизнь, ничего не знал о ее прошлом. Встретились мы с ней неожиданно: я забрел в цивильный кабак на площади перед городской ратушей, до этого основательно обшарив полки одного из центральных книжных магазинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158